Страница 17 из 19
Неприятности были у Юрия Благова, который не прислушался к предупреждению…
Помимо заморских случались и другие гости.
…Однажды с женой нашего солиста, гитариста Луи Марковича, Ирен заговорил на улице очень симпатичный молодой человек, – продолжает свой рассказ Цейтлин. – Узнав, чья она жена, он предложил подвезти Ирен до гостиницы. По дороге молодой человек говорил, что он поклонник джаза и… пригласил ее с мужем отобедать в ресторане гостиницы. Ирен позвала мужа, а заодно и его друга-скрипача с женой. Необходимо отметить, что жена скрипача была «наша». Обед, как выражаются дипломаты, прошел в дружеской обстановке. За обедом еще выяснилось, что молодой человек, пригласивший всех на обед, не кто иной, как сын китайского дипломата.
На другой день Ирину и Луи вызвали «куда следует» и спросили:
– Почему вы жаловались, что вам плохо живется в Советском Союзе? Ну а потом, как говорится, на первый раз отпустили. Тут надо еще отметить, что скрипача с «нашей» женой никуда не вызывали!
Кстати, о дипломатах. Некий американский дипломат во Владивостоке хотел лично познакомиться с Рознером. Руководитель Госджаза благоразумно отказался от встречи.
Первое мирное лето
В новом, 1944 году оркестр наконец-то поехал на Запад. «Коллектив обслуживал действующую армию, заслужив благодарность от командующего 1-м Белорусским фронтом Маршала Советского Союза Рокоссовского К. К.», – отмечал Рознер.
Эдди навсегда запомнился концерт на позициях. Из кузовов двух рядом стоявших грузовиков соорудили сцену. После концерта кто-то из бойцов подарил ему гвардейский значок. На обратном пути напоролись на мину. Был ранен трубач Григорий Пирцхелаури. Саксофонист Борис Байдуков лишился ноги. Оказался прикованным к постели тромбонист Павел Кошкин[22].
Первые послевоенные выступления
Для Рокоссовского играли в Овруче. Юрий Цейтлин вспоминает, что маршал «сидел, положив ногу на ногу, прямой и спокойный, не реагируя, не улыбаясь, не аплодируя…» Рознер нервничал: «Рокоссовскому ничего не понравилось… я не могу играть… он не хочет слушать!..» К счастью, за кулисы пришел адъютант командующего: «Константин Константинович просил передать, чтобы вы не обращали на него внимания. Он никогда не улыбается и не реагирует. А концерт ему очень нравится…»
Яков Басин дополняет: «После концерта состоялся “товарищеский ужин”, и растроганный К. Рокоссовский за неимением ничего другого под рукой подарил Э. Рознеру коробку “Казбека”, написав на ней: “Как жаль, что такие люди, как вы, живут только один раз”. Эту коробку Э. Рознер хранил всю жизнь как одну из величайших реликвий (кстати, вместе с афишей “Королевского кабаре” в Стокгольме, где ему сопутствовал в свое время особый, как он считал, успех)».
Дополнительные концерты
В тот год помимо гвардейского значка Рознеру вручили его первые медали – «За трудовую доблесть», «За оборону Москвы», «За освобождение Варшавы». Он стал заслуженным артистом БССР.
Во время войны Рознер сотрудничал с двумя музыкантами, которые сами были бэндлидерами. Я имею в виду композитора и пианиста Тофика Кулиева и трубача Алексея Семенова.
Семенов возглавлял джаз, созданный по инициативе Исаака Дунаевского, превратившийся позже во Фронтовой джаз-ансамбль Клавдии Шульженко и ее супруга Владимира Коралли. В дальнейшем трубачу доведется руководить театральными оркестрами в Ленинграде (Театр миниатюр Аркадия Райкина, Театр эстрады)[23].
Тофик Кулиев, имея опыт работы в джаз-оркестре Александра Цфасмана, организовал Госджаз в Азербайджане. Кулиев напишет – для Рознера и вместе с ним – пародийные фантазии «Очи черные», «От двух до пяти», будет участвовать в подготовке первой послевоенной программы рознеровского оркестра и первых программ возрожденного коллектива в 50-е годы (фантазия на тему музыки из индийского кинофильма «Бродяга»).
Семен Мандель
Летом и ранней осенью 1944 года оркестр Эдди Рознера снова в Москве. Он выступает в саду «Эрмитаж» и записывается на пластинки. Лотар Лямпель мог стать в эти годы первым советским крунером, поющим на английском языке. Но, видимо, записи на языке родины джаза не предполагались, а напеть те или иные вещи на русском Лотару Лямпелю не позволили из-за… слишком сильного немецкого акцента.
Эрика Рознер:
С трехлетнего возраста мне уже разрешали слушать концерты отца. Мы жили тогда в апартаментах гостиницы «Москва». Я помню автомобиль, на котором отец должен был ехать на концерт. Это был элегантный лимузин с шофером. Масса людей окружила машину, все хотели получить автограф. Два года спустя я сидела в зале, в первом ряду… Наконец, вышел отец и обратился «Здравствуйте, публика» – с ужасным ударением на «у». Мне этот момент не понравился, а зал качался от аплодисментов.
Яков Басин приводит (сохранив орфографию документа) подписанный Рознером приказ по оркестру от 15.03.1945 года:
«За последнее время литературная часть программы джаза как конферанс так и тексты песен произносятся со сцены с большими ошибками с точки зрения русского языка, маршрут гастролей джаза приближается к центральным районам союза где особенно важно правильность русского языка, обратить внимание исполнителей солистов вокалистов: Лямпеля, Гофмана, Маркевича, Каминскую и конферансье Вальдмана на правильное усвоение песень-текстов».
Через два месяца Рознер стал готовить программу «Вот мы и празднуем!»
Пригласительный билет на вечер
Пригласили легендарного балетмейстера Касьяна Голейзовского. Лучшей кандидатуры не найти ни на Бродвее, ни в Голливуде. Заслуженный артист Белоруссии, Голейзовский ставил первые программы в мюзик-холлах страны еще на рубеже 30-х.
Художником программы стал ленинградец Семен Мандель. «Эффектным приемом он обогатил выступление джаза Эдди Рознера, – писал журнал “Советская эстрада и цирк” впоследствии, – надев на руки музыкантов светящиеся в темноте перчатки. Гаснет свет – зритель воспринимает только музыку и творящие ее руки».
Для Манделя, как он сам признавал, эстрада подразумевала прежде всего праздник и зрелищность, «возможность воплощения сказочного мира». Художник мог гордиться солидным послужным списком. Он дебютировал у Николая Фореггера, известного мастера легкого жанра, он «одевал» знаменитых клоунов – Карандаша, Вяткина, оформлял эстрадные спектакли (например, представление «Небесные ласточки», поставленное задолго до известного одноименного кинофильма Леонида Квинихидзе).
Изобретатель и модельер в одном лице, Мандель придумал для эстрадных танцоров трансформирующиеся наряды – «костюмы с трюком». Зрители поражались тому, как незаметно и ловко «падают» цветы с платьев артисток, превращаясь в клумбу. Или сомбреро, мистическим образом вылетая из-за кулис, «приземляются» прямо на головы тем, кто в этот момент танцует на сцене.
И все же режиссура и сценография программы-дивертисмента была плодом общих, совместных усилий. Сам Рознер, непревзойденный шоумен, демонстрировал редкую изобретательность. Мог элегантно бросить трубу в кулисы, закончив соло: за кулисами прятался рабочий сцены – «униформист», незаметно подхватывавший инструмент. По-прежнему использовал световые эффекты, цветные, движущиеся лучи. Легкая пластичность его собственных движений не знала себе равных среди отечественных эстрадных музыкантов и дирижеров. Он был прирожденным актером, артистом до мозга костей. Это обеспечивало ему успех у публики, лучшими представителями которой, разумеется, были женщины.
22
Так рассказывал Рознер журналистам в конце 1960-х гг. Возможно, он не имел в виду один конкретный случай, но обобщал военный опыт своих оркестрантов. По утверждению Я. Басина, Борис Байдуков, до этого игравший в джаз-оркестре Наркомата обороны, оркестре «Северная Буковина» (Черновцы) и Госджазе Молдавии, поступил на работу к Рознеру в мае 1945 года.
23
Факт участия Семенова зафиксирован только в мемуарах Юрия Цейтлина. Не мог ли Цейтлин перепутать А. Семенова, которого упоминает трижды, с тромбонистом Г. Семеновым, также работавшим у Рознера? Если сопоставлять мемуарные сведения и время приезда ансамбля Клавдии Шульженко в Среднюю Азию (где ее коллектив вновь становится «оркестром п/у Алексея Семенова»), можно предположить, что А. Семенов помогал Рознеру короткий период – первую половину 1943 года, расставшись с ним в Киргизии.