Царь Успения

– Может, и мне отвалить?– Нервно улыбаясь, поинтересовался у магната средней руки Розов.

– Вполне! От тебя, как от козла молока. Ты – такая же рвань, как этот… Том Сойер,– он небрежно показал локтем на стоящего рядом с Анатолием Шуру Брикова, потирающего пальцами подбородок. Он (немного театрально) стонал.– Вали отсюда, сыщик! Я развалю твою контору, как карточный домик, если пожелаю!

– Пробуй,– просто ответил Анатолий.– Но, вряд ли, получится.

Но стенания, охи и вздохи молодого бомжа почти всех оставили равнодушными. Разумеется, сердобольная бабка Анисимовна не входила в их число. Именно, ведь эта старушка помогла подняться Вороньему Глазу на ноги, после того, как его крепко ударил, чуть выше подбородка, «крутой» Валерий. Она и приложила к разбитой губе Брикова носовой платок. При этом она очень тихо сказала: «Пёс окаянный, что он с человеком сделал».

– Сами всё видели, господа,– очень громко произнёс Розов. – Свою задачу я выполнил и нашел похитителя собак. Но… сами понимаете сложность возникшей ситуации. Кстати, для полных недоумков объявляю, что денег я от вас ни каких не брал, причём, они мне не нужны. А кто собирал их… для частного детектива, пусть вернёт владельцам.

– Ладно, уж,– добродушно среагировал парень в белой футболке,– всё понятно. Деньги, которые я собирал для сыщика, через неделю вам верну. Сейчас не могу, потому что я их… потратил.

Толпа возмущённо загудела. А парень в футболке поспешно ретировался. Вероятно, это был активист от… домоуправления, который, при возможности, пощипывал своих соседей. Ветхий старик, очень враждебно настроенный против содержания собак в городских квартирах, да и вообще, против стихийных «кинологов» всех мастей и пород демонстративно подошёл к Вороньему Глазу и сунул ему в руку довольно крупную российскую денежную купюру. Сказав, что «не надо падать духом, братец, и борись с собачьим отродьем», старик гордо и медленно удалился.

Ничего нет проще – подбодрить, сунуть подачку… несчастному. Или в землю закопать, а потом опять же… подбодрить. Во всяком случае, большая часть зажравшихся чиновников, коих стало великое множество, не делают даже и этого. Подай же ты, хоть милостыни страждущему (ты, обворовавший его)! Сверши хоть это… благое дело и удались, как этот старик, которому жить, может, осталось то несколько дней. Подай нищему… на хлеб, если он, борзой и грязный, даже не пытается заработать на него сам и ждёт… подачек.

Умеющий держать глупые и дежурные речи с больших трибун, оставив сирых, бездомных и обездоленных со своими проблемами, продолжают говорить, говорить, говорить… Но эта болтовня не имеет смысла, она нелепа и будет таковой, покуда не повернут в сторону народа свои свиные рыла те, кто решили и далее обирать людей и объявлять своей частной собственностью богатства страны, принадлежащие не, так называемому, государству, а народу. Именно ему, а не кучке мерзавцев, представителями какой-либо партии (читай, клана).

Печально просмотрев вслед удаляющемуся старику, еле тащащему ноги, Розов сказал:

– Скверная история, господа и дамы. Порошу не расходится. Тут один человек в вашем присутствии ударил принародно по лицу другого человека. Составим акт. Свидетели подпишутся. Уж такого… орла милиция в покое не оставит.

– Ты там не кукарекай,– чрезмерно уверенный в себе Валерий двинулся в сторону сыщика.– У меня вся милиция в кармане. А тебе я рожу расквашу. Да и не сыщик ты вовсе, а голливудский

хромоногий пижон… покойного образца… Уловил, волк тряпочный? И не пищи, а то больно будет.

Розов с трудом проглотил эти оскорбления. Он твёрдо решил сдать Валерика в полицию, но никто в свидетели записываться не собирался. Даже Анисимовна устало улыбнулась, как бы говоря: «Где уж нам». Она увела Вороньего Глаза к себе в квартиру. И тот, как телёнок, послушно пошёл за старухой. Во дворе никого уже не осталось, кроме Розова и самонадеянного бутуза Валеры. Да ещё двое Амбалов маячили возле шикарного внедорожника «Нисана» во дворе. Один из них крикнул толстопузу:

– Шеф, заканчивай свои беседы быстрей! Мы к тебе приехали.

Не обращая на них внимания, Валера почти вплотную подошёл к Розову:

– Что, таракан хромой, задумался? Ментам меня сдать захотел из-за… бомжовской падали? Получи, сука!

Замах Валерия был классическим, но не умелым, больше, рассчитанным на публику и на трусость противника, его полную некомпетентность в области разного рода кулачных боёв.

От такого замаха Анатолий, по времени, имел возможность увернуться несколько раз. Но он, спокойно перехватив его правую руку левой, быстро и резко ударил толстопуза-качка двумя согнутыми пальцами в солнечное сплетение. Когда Валера завалился на землю, как сноп соломы, сыщик наградил его парой банальных затрещин по затылку. Падал представитель среднего городского бизнеса, конечно же, не очень оригинально, как и большинство в таких случаях, судорожно хватая ртом воздух, как мелкая рыбёшка, выброшенная речной волной на берег.

На помощь своему брателе подбежали к месту событий его крепкие кореша. Но им тоже хватило нескольких ударов. Они завалились тут же. Разумеется, паниковать Розову не имелось причин, даже если свидетели и нашлись бы… Самооборона. Но, в данном случае, как ни парадоксально, свидетели, понятное дело, были, но, в то же время, их и не… было. Это отнюдь не бессмысленное выражение, а горький и реальный нюанс из области современной отечественной действительности. Одно из завоеваний «демократии».

Как ни странно, но Розову не хотелось оставлять в беде Вороньего Глаза. Адрес сердобольной бабки Луизы Анисимовны Рогалёвой он знал. Знал и то, что, что эта пожилая женщина приютит, хотя бы, на время, у себя в квартире несчастного бедолагу Шуру Брикова. Ведь есть на Земле люди, а есть и – нелюди. Их друг от друга Розов умел отличать с детства. «Но, может быть,– машинально подумал Анатолий,– таким людям, как Вороний Глаз и не стоит жить на свете. Может быть, прав Эвтаназитёр, Григорий Матвеевич Лепин… Тем, кому жизнь не в радость, не стоит и жить, и они должны помочь сами себе… умереть или то-то должен им помочь».

Утверждать то, что суицид и эвтаназия – грех и преступление, опираясь написанные и неписанные законы, на основы, так называемой, высокой морали совсем скоро, с учётом активного развития отечественной «демократии», будет нелепо. Придёт тот час и зловещий момент, когда «великие мира сего и власть имущие» не оставят очень и очень многим никакого выбора, кроме… добровольного ухода из жизни, возможно, с чьёй-то помощью. Скорей всего, помогают людям уйти из жизни и являются самыми настоящими эвтаназитёрами те правители, которые доводят народ до нищеты самыми изощрёнными и, порой, обычными способами.

Низкая зарплата, отсутствие жилья, бесправие (к примеру, невозможность человеку устроиться на высокооплачиваемую работу, причём, по специальности), тяжёлые и опасные для здоровья и жизни условия труда, загрязнённая экологическая сфера, платное и стоящее на низком уровне медицинское обслуживание рядового населения, незащищённость его от уголовных элементов и чиновничьего произвола, методическое зомбирование собственного народа через «свободные» средства массовой информации (навязчивая реклама, пропаганда деятельности аппарата подавления народной воли, частые и глупые публичные выступления «радетелей» за народ; прославление личностей, нажившихся на народных бедах; поднятие мнимого авторитета представителей эрзац-культуры, полное отсутствие национальной идеи, внедрение в жизнь морали, отдалённо напоминающую христианскую…).

Множество локальных войн и конфликтов, организованных мафией в угоду её представителей и обогащения, где страдает мирное население и солдаты той страны, которая усиленно «борется за мир» – явное проявление, по сути, узаконенной мировой эвтаназии.

Бичей и бомжей становится всё больше и больше, и никто не учитывает, что они тоже – народ, возможно, среди них в недавнем прошлом было немало, как раз, тех, кто составлял настоящую творческую элиту во всех сферах жизни страны. «Утешает только одно, что, те же, Соединённые Штаты Америки в своих «демократических» завоеваниях пали так низко,– подумал Розов,– что ниже уже и некуда, только… в бездну. Но разве можно радоваться беде, пусть самонадеянного, пусть не очень братского и близкого нам, американского народа.