Царь Успения

– Наивно и не правильно надеяться на то, что к каждому из вас с пряниками, благоустроенным жильём и деньгами придёт премьер министр или сам президент. Согласитесь, Александр, это было бы не нормально, смешно и… дико. Они должны решать… глобальные задачи и заботиться в целом о неимущих и несчастных, но ведь не каждым же… в отдельности.

– Я не знаю, что делать. Мне кажется, надо… умирать.

– Нет человека – нет проблемы,– глубокомысленно сказал Розов.– Пойдём!

Бриков вдруг решительно выпрямился, ему надоело сутулиться. Наверное, ему на мгновение захотелось почувствовать себя человеком. Пустая бутылка выпала из рваной подкладки пиджака и звонко ударилась о твёрдую землю. Не разбилась. Может быть, к несчастью. Они отправились в путь, на улицу Полтавскую, но по дороге молчали. От них шарахались прохожие и те, кто побогаче; и те, кто победнее.

Даже философ после окончания ускоренных коммерческих курсов заметил бы: «Эти двое не гармонируют друг с другом. Дисгармония…». И был бы прав. Впрочем, не совсем. Гармония есть, она ведь во всём… Главное она заключалось в том, что оба двуногих мыслящих мужского пола были инвалидами: один – одноглазый, другой – хромой… Но какие разные судьбы, и какое явное не равенство в обществе, которое торопливо окрестило себя демократическим.

Розов решил вести Вороньего Глаза до «улицы похищенных собак», не используя городской пассажирский транспорт. Главным образом, потому, что в любом, даже видавшем виды, трамвае облик грязного, вонючего и пьяного бича вызвал бы, если бы не переполох, то явное возмущение даже тех, кто ещё пока не стал бомжем, но обязательно… станет таковым, в силу «великих демократических» перемен. Наши люди, конечно же, уже привыкли к бичам и бомжам, но не к таким, как Шура Бриков. Подобные ему ходят только пешком и не встречают в аэропортах с букетами цветов даже губернаторов самых провинциальных областей.

Их уже с полчаса ждали активные жалобщики, собравшиеся у одного из подъездов.

– Ничего, Александр,– подбадривал бомжа Розов,– надо будет со временем вам побриться, постричься, найти работу… Временно можно будет и без прописи обойтись. Документы я помогу вам сделать. Потом об этом потолкуем. И спирт не пейте. Я вам советую.

– Ты мне говоришь про такое,– вздохнул Бриков, предчувствуя над собой предстоящую расправу.– Я «шило» то пью, потому что среди отпетых бомжей нахожусь. Его употреблять среди таких, как я, принято, нам положено по небесному уставу пить и… опускаться.

– Вот, держи! Это моя визитная карточка,– Анатолий решил перейти с бичом на «ты». Он сунул ему в руку небольшую картонку зелёного цвета.– Тут адрес и номер телефона детективного агентства «Ориентир». Я там и начальник, и обычный сыщик… одновременно. На хлеб свой насущный зарабатываю. Ты тоже должен трудиться, чтобы… жить, а не ждать подачек со стороны. Ходить с протянутой рукой не прилично. Впрочем, сейчас на твоём месте может оказаться любой. Подгребёшь ко мне – и потолкуем… за жизнь. А сейчас – настройся на… круговую оборону.

Они подошли е небольшому скоплению разномастного народа, к сборищу людей, в основном, жаждущих крови и мести за своих безвинно погибших и неизвестно куда проданных четвероногих друзей. Все шумно обсуждали сложившуюся ситуацию, требуя денег, возмездия и жестокого суда над преступником.

Но когда перед ними предстал жалкий и оборванный Вороний Глаз (многие не знали, как он выглядит), почти все мгновенно замолчали, и добрая половина истцов, махнув на дохлое дело рукой, покинули поле боя. Остались самые мстительные, терпеливые, любознательные и просто сочувствующие владельцам собак и, как ни странно, бомжу.

– Господи,– волнуясь, зажестикулировала руками полноватая и крепкотелая бабуся Анисимовна,– боже мой, на кого ты, паренёк, похож?

– Я вижу и понимаю, что с этого субъекта взять тут нечего,– элегантная сухопарая дама, безвкусно обвешанная ювелирными украшениями, как стеклянными шарами и бусами новогодняя ёлка, пристально посмотрела на Розова.– Ещё вот и частному сыщику заплатили. Деньги выбросили на ветер.

«Ёлка» демонстративно ушла, нервно поводя сутулыми плечами.

– Что же вы сделали с моим Принцем?– Очень уж грозно поинтересовалась у Вороньего Глаза судьбой своего украденного пса девочка лет десяти.– Отвечайте!

– С Принцем?– Переспросил Шура Бриков и развёл руки в стороны.– Я не помню, девочка, ни какого Принца. Но если это не породистая собака, наверное, я его съел. Понимаешь, я очень хотел… жрать.

– Да он пьяный!– Заорал крепкий, но заметно… толстобрюхий с виду, тридцатилетний, мужик, видимо, не очень безуспешно рвущийся в ряды новых русских.– Быдло! Лично бы я ходил по квартирам, подвалам и чердакам и расстреливал таких гадов! Пора очистить от грязи!

– Смотря, что вы подразумеваете под словом грязь,– сказал древний старик в старой куртке, опираясь на костыль.– Пора город и… страну очистить от тех, кто обобрал народ, превратил людей в рабов! Вот такие, как вы, и есть – самая настоящая грязь и даже более… чем грязь! А этот молодой человек, похититель собак, просто жертва… жестоких обстоятельств. Я уверен, что сын мэра нашего города или даже твои отпрыски не питаются собачьим мясом… Вот и вся ваша христианская мораль! Куча воров и узурпаторов!

– Если бы ты, старик, ни стоял уже одной ногой в могиле, то я бы с удовольствием побил бы тебя,– нагло ответил новоявленный буржуйчик и тут же переправил свой гнев на Вороньего Глаза.– Отвечай, гнида, ты и мою собаку сожрал? Мне мой Дорай обошёлся в двести баксов! Осёл! Я бы тебе за Дорая заплатил, если бы ты мне его вернул.

– Я же не знал… Вы очень строгий. Нет, вы бы не заплатили. А ваша собака такая большая и чёрная?– Поинтересовался Вороний Глаз.

– Очень большая,– зарычал толстопуз,– но белая!

– Помню. Красивая была. Может, и она… Она меня покусала. Сильно покусала, но я с ними умею… Её, наверное, тоже съел. Наверное, такая собака оказалась ни кому не нужной. Хоть и породистая. А шкуру я… сдал,– Шура самым наглым образом показал рукой на сыщика.– Вот начальник всё знает, куда, чего и кому я сдавал. Он меня и разыскал и до всего докопался. Понятно, я виноват перед вами, но жрать я хотел, граждане! Поймите.

Понять Вороньего Глаза было трудно. Для кого-то собака дороже собственного сына или матери. Увы, так случается, и это очень страшно. Может быть, поэтому толстый амбал, относительно довольно ловко и быстро подскочил к Вороньему Глазу и ударил его кулаком в челюсть. От этого удара Шура упал и потерял сознание.

Розов с большим трудом сдержался, чтобы ни наказать обидчика Брикова. Но Розов был законопослушен и, конечно, по возможности, справедлив.

– Ты что? – Возмутилась Анисимовна поступком толстопузого. – Что, сам в злого кобеля превратился? Валерий, как тебе не стыдно!

Ты ударил беззащитного, обездоленного человека, несчастного и слабого.

– Обездоленного?– Распалял сам себя бизнесмен Валерий.– Да я его за Дорая убью и здесь во дворе закопаю!

– Собак жалко, понятное дело. Мы к ним привыкли,– слёзы лились по щекам Анисимовны.– Но ведь людей ещё жальче. Да, бог с ними, с собаками. У тебя, Валерий, собаки-то едят, чего иные в наших домах и во сне не видывали.

– Абсолютно точно,– подтвердил не сговорчивый древний старик с костылём.– Многие дети не видят того, что жрут иные собаки. А четвероногая тварь должна приносить пользу, работать, а не пугать своим свирепым видом людей. Много ныне полуголодных детей, потому что их родители – честные люди, далеки от узаконенной мафии. Они – обычные служащие и рабочие люди. Им не дают возможности, даже великим трудом, на жизнь… А этому молодому человеку (он пальцем указал на давно уже поднявшегося с земли Вороньего Глаза) я дам немного денег. Я буду регулярно платить ему только за то, что он отлавливает собак. Он – очень благородный, но обездоленный человек. Столько заразы развелось, сколько никогда не было. Вот так-то, господа собачники!

– Ты вали отсюда, дед!– Угрожающе сказал дряхлому старику Валерий.– Вали, пока цел. Я не посмотрю…