Лоскутная философия

589

Может, культура ― властное мнение и общественный предрассудок?

590

Многих вещей пусть нет, мы чувствуем их воздействие. Скажем, нет того, что показано "Властелином колец", "Гарри Поттером" и "Голодными играми": нет волшебников, странных гномов, супергероев, - и тем не менее зритель сходит с ума от них, например, как Лив Тайлер в роли эльфийки плачет по рыцарю и своей неземной красой колыхает экраны. Уахх! А идущие в бой деревья? Выдумка, небыль, но, видя небыль, зритель безумеет от древесного марша... Фыркнут: киношная чушь для малых, взрослые различают-де вымысел, на обман не ведутся. Так ли? Ведутся. "Крепкий орешек" или Дж. Стейтем в жёстком блокбастере ― хрень, эффектная дрянь, пардон, ведь нельзя человеку всех всегда побеждать, как маленьких, но мужчин и подростков не оторвёшь от сцен драк героя с сонмом подонков, вслед за чем окровавленный вдрызг кумир, игнорируя славу и топ-моделей, хмуро пьёт виски... Сильный пол, Бог с ним. Далее женщины, что, на вид, приземлённее, ― но они склонны к глупости и развесистой клюкве больше мужчин. Вот женская сериальщина: героиня чиста, талантлива, хотя "просто Мария"... но вдруг обманута! полюбила всем верным девичьим сердцем, а злой дон Пердо ей изменяет; некая стерва Элеонора (Вика, Тамара) "просто Марией" чуть не полы метёт, ежечасно сношаясь с этим дон Пердо... В общем, подлянка. Вдруг, точно с неба, золушке деньги, сто миллиардов; стерва теряет власть и становится нищей, жалкой, беззубой, хилой старухой, но героиня, всё забывая, дарит ей виллу плюс кучу денег; а злой дон Пердо, гад, осознав свою подлость, кается; героиня упорно день, два ершится, месяц ершится... и только плод под её чистым сердцем молит простить дон Пердо, кто, выясняем, в целом достойный, но совращён был мерзостной стервой!.. И, хоть реально так не бывает, женщины смотрят пошлые бредни в слёзных терзаниях.

Всё отсутствующие вещи!

Да. Но они, эти вещи, в фильмах на фоне, мол, фактографии: типа золушка чистит кольца Гризóгоно или моет пол под экраном LG (Samsung); либо город покажут, где она мается, а в том городе Даша с Маней гуляют в поисках вот таких же мук, как у бедненькой золушки. Вот и кажется ложь реальностью: чтó отсутствует дано в том, чтó присутствует. Но есть вещи, коих нет начисто, - а пленят людей. Нет, к примеру, "добра", есть лишь смысл о нём. Дал кто нищенке хлеба - вот и "добро" вам. Нет "добра" в чистом виде; есть умозрение, что наплёл Сократ, призывавший искать "добра" ― высшей ценности. Мир с Сократа начал любить "добро" вне его связи с вещностью. Отвлечённое, "добро" ожило, оплотнилось, приобрело вид сущего. Вслед иные идеи стали реальней подлинной жизни. Вместо чтоб просто жить, претворяют "добро", "законность", "совесть", "гуманность", "патриотизм". Взболтнёт кто, что, дескать, родина не вполне "добра" с точки зрения, скажем, личной свободы, ― вмиг того в зону. Или кто ляпнет против "морали" - гнать того. В моде клятвы: социум для того чтоб увериться, что все служат идеям, общим понятиям, заставляет им клясться. Так клялись в партии, в комсомоле и в церкви. В армии до сих пор юнцы присягают тому, что пока им не ясно и не понятно в силу их возраста. Хомо сапиенс обретает свой статус, лишь поклонившись общим понятиям, кои заняли трон мыслительный и вот-вот оккупируют трон реальный. Как-то проснёмся, а вместо Бога - Этика и Спортивная Честь царят. Знал людей, что не плакали после гибели близких, ― плакали, что "Спартак" проиграл "Динамо". Взрыв страстей наблюдался в годы дебатов о христологии (кто Христос, человек или Бог всё ж?); "единосущность" либо "различие двух природ или сущностей" разделяли народы; численность "ликов" в догме о Троице доводила до битв.

Небывавшим вещам, то бишь, поклонялись активней, чем существующим. Факт, что, слыша о детских домах и нищих, всемство стенает по "милосердию", "гуманизму", "чуткости", но едва помогает словом и делом, бурю эмоций, мыслей и подвигов адресуя абстракциям. Сидя в кресле, можно комфортно, не напрягаясь, быть альтруистом, плакать по жертвам войн и трагедий ― и одобрять затем переброску сограждан в воинской форме в зоны конфликтов.

Странная власть у них, у вещей, коих нет.

Твердя про рай, что отсутствует, поступаю как все. Рай форменно есть не менее голливудистых золушек, эльфов фэнтези, суперменов блокбастеров. А сюжет, что меня потрясает, это когда Адам, съев плод знания зла/добра, рухнул в бездну, полную домыслов, отвлечённых понятий, универсалий и представлений ― несуществующей всей предметности.

591

В дни кончины Союза, краха сов. общности, ломки образа мыслей граждан великой прежде державы, срыва культуры в бездну похабства, я заявил всерьёз, что тот факт, что Россия у дна, доказывает её святость, иноприродность как чистогану, так его ценностям; что ей лучше исчезнуть полностью в подтверждение святости, ведь сей мир чужероден ей. Не оплакивать, то бишь, надо Россию, надо гордиться русским коллапсом. Если нас гонят с лица земли, то ведь сказано, что "блажен", кто был изгнан за правду, ибо его "есть Царство Небесное" (Мат. 5, 10), и "блажен" поносимый, также гонимый ради Христа; возрадуйтесь, нам воздастся на небе. Мне возразили: "Родину хаешь!" Так, не иначе. Чуть не побили.

Ладят под благостных, православно-смиренных, сим не являясь и огрызаясь, стоит причислить высшие свойства, в кои рядятся, к праотцу их ― к эдему. Что сказал Августин, мэтр церкви, с кем православный спорить не может, не оскорбляя дóгматы веры, раз на патристике зиждится христианская практика. "Знал ворчащих, ― пишет блаженный, ― что, если все решат воздержаться от случек, как уцелеет род человека? О, кабы всем захотеть сего, но в любви, с чистым сердцем, с чистой совестью и с неложною верой: мигом пришло бы Царствие Божие, ведь быстрей бы закончился мир сей". Вот мысль Христа; почтив её, Августин разве стал кретин, как злящийся на подобный исход какой-нибудь моралист, церковник или брадатый обрядоверец? Сходно и я пророчил гибель России, ведь, кроме вещного, есть удел сверхфизический, ― и подвергся обструкции пенных ртов "православных". Как же, представьте, было непросто бл. Августину, звавшему на тот свет не одну лишь Россию, но все народы... Мне, впрочем, хуже. Род людской можно хаять свободно, всё человечество можно слать хоть в монтану, а вот пошли туда личность явную либо скоп таких, - ты пропал, считай, в суд потащат либо забьют. Прикончили же торгаш Анит и рифмач Мелит Честь Афин и Вселенной, то есть Сократа.

592

Вновь к Августину. Факт, большинство людей отнесут его к психам. Как так: от жизни звать в смерть? расхваливать ценность смерти? О, христиане! В храмовой пышности слушают речь священников, славословящих нравственность, ― но живому Христу не верят и Августин для них как безумец.

Разум излишен, если избрать Христа, ведь завет Его радикален и призывает избыть мир. Но человек, постиг Достоевский, хочет другого: не потрясений, детищ свободы, а гарантированных дней жизни как она есть, пусть жалкой, отяготительной. Жизнь всем мила... Но зачем был Платон, придумавший мир идей, что значило, что мир плох и надо спасаться всяческим способом, сочинить лучший мир ― и искать его, мир добра, красоты и истин. Дерзко судили падший мир киники: прикрывались лохмотьями, оправлялись прилюдно, жили бездомно и презирали ценности всемства. Что же взамен? Идеи, кои нельзя было тронуть или использовать, но имевшие бытие столь сущее, что оно заменяло вещную данность. Ведь идеальное в высшей степени есть реальное в высшей степени. В этом соль Христа. Что в Нём главное? Он сулит нам бессмертие за отказ от земного: "не собирайте плотских сокровищ" (Мат. 6, 19). Он принёс нам "не мир, но меч", показав, что земные порядки мало что стоят. Он "низвёл огнь на землю", дабы спалить её, "разлучил людей с их родными", этим принизив этику мира. Он влёк от плотского к сверхприродному. Он отверг сексуальные связи, звал к абстиненции (Мат. 19, 12). Он внушал, как Платон, абстрактности, но давал и гарантию, что мы все их получим Божьим обетом.