Лоскутная философия

556

Властолюбивых и агрессивных нужно изыскивать, слать на войны и истреблять там.

557

Лучшее ждёт нас, если восстанем из предрассудков. Пусть оно будет крайне безнравственно, некультурно в наших понятиях, но оно сформирует иной мир, дивный, схожий с волшебным. Мир такой, как ни странно, сущей реального, и он некогда был. Подмечено: человек ненавидит скучную данность, тянется к чуду. Где ни из ряда вон казус - там вмиг зеваки. Ищут красавиц, суперагентов, авантюристов, битв и пришельцев. Ищут героев, дивные факты. Ищут того, чего быть не могло, но что - как-то - вдруг есть, пусть порой только в фильмах. Людям не нужно, в принципе, данности. Нужно то, чего нет: чувств (бурных), мыслей (блестящих), сказочных видов и превращений. Нужно, однако, не без оглядки. Древний мифический этос гибнет, и в нас вливают муть сериалов, книг и ток-шоу, где колготятся пошлые карлы, быдло эмоций и интеллекта, кои подвёрстывает под нуль прочих, чтоб обратить мир в мёртвое поле, где, как останки славных времён, возвышаются горы мёртвых титанов, жертв здравомыслов.

В рай мы не верим, мифы забыли. Но их дух веет, стоит явиться в нашей рутинной дрёме герою; и сразу ясно, что б получилось, если б мы делали, думали, ощущали свободно, с полным размахом. Нет, неслучайно нас вдохновляет век Бонапарта, век его воли, что изумляла мир, повергала устои. Этот "великий монстр" сокрушал догмы церкви, нормы морали, влёк за пределы сил организма. Франция чтит тот век; никогда не была она прежде столь величавей, ярче, эпичней, чем и гордится, правда, негласно, скрытно от взора нравственных "ценностей", допускающих только мелочный эпатаж в духе Ксюхо Сапчак. Знать, прав Бонапарт, сказавший: Франция недостойна тех высших судеб, кои он близил... Но, если он один, разрешив себе волю мысли и чувства, сдвинул Европу, массы свободных нас изменили б мир. Вместо лживых TV, нашим гидом стала б Вселенная. Говорила св. Катерина: "Пядь того, чтó я чувствую, обращает ад в рай".

558

Есть сверх детектив, великий! Он круче опусов Конан Дойля, Кристи, Марининой, Сименона плюс остальных писак. Потому странна склонность масс к второсортице криминального чтива в плане Великого Преступления всех времён и народов. Ищут фальшивок, сути не ищут. Ищут, как Мымриков бьёт Собакина и как Дуська обжуливает обоих, не замечая, что на заре всего был убит, contra антропоморфным, собственно ЧЕЛОВЕК, - ТОТ самый, что до начал был, даже до "Слова", что "бе в начале", КТО был до разума и всех "Слов". ПРЕМИРНЫЙ - вот кто убит был. Как и предсказано, что в грехе первозданном люди утратили свой природный вид с естеством своим и лишь кличутся "люди"... Как вернуть ПЕРВОЗДАННОГО, чтоб увидеть черты ЕГО, ибо в тягость царящее в нашем пагубном мире псевдо-добро в масках пошлых "мисс мира" либо геройских супер-тарзанов. В тягость само добро, не бывающее отдельно, но представляющее фон зла, оттого-то зло бдящее, дабы выставиться добром.

559

Обман.

Христиане веровали в своё, даосисты ― в своё. Лютер вёл войны с папой. Субъективисты сражались с объективистами. Модернизм негативил академизм. Ницше спорил с Сократом. Прокл отвергал Нестория. Рубенсовский тип был сменён типом "вешалок"-манекенщиц. "Битлз" обновили почерк эстрады, но их подвинул стиль heavy-metall. С Фрейдом научно лаялся Юнг, не желавший зависимости от секса. Миф о "великой России" смыла дурь ЕБээНа. "Войны буффонов" уничтожали оперу-сериа; а созвучия Шёнберг гробил додекафонством. Всё изменяется. Ведьм с колдуньями гнали - и вдруг пиарят. То умирали за коммунизм - вдруг смешна даже речь о нём, как о чём-то нелепом... Хэппенинг, эмпиризм, философия жизни, номинализм, объективный идеализм, гуманизм и теизм, даосизм, панлогизм, экзистенциализм, синергизм, сайентизм, фидеизм, прагматизм, герменевтика, пост-пост-постмодернизм, кантианство etc... Видя, сколько теорий, принципов, убеждений, мод и концептов вдруг появлялось, требуя дани, часто кровавые, жировало ликуя, - да и вдруг сгинуло, поникаешь: рай сменил крёстный ход от химеры к химере.

560

Honestiores/humiliores. Русское племя ― дар для корыстной ханжеской власти: самоотверженно, легковерно, доверчиво.

561

Выгреб русской души есть С. М., попевун такой.

562

Мозг - саркома рода людского.

563

На юбилей К. В., одного из спецкорров власти в Германии со времён Брежнесуслова, комментатор сказала, что юбиляр-де интервьюировал честно, прямо, со смелостью, невзирая на лица, вот как однажды-де вопросил Горбачёва (честно и смело, мы понимаем): "Вас не смущает бюст вам при жизни?"... Это ли смело? Нет, но сервильно, лживо, виляво и гуттаперчево, ни о чём, как всегда в окормляемых властью СМИ.

564

Рáец. Вспомним "Обломова". Как трактует автор героя? Раз про него писал, скажут, - любит. Ну, а читатель любит Обломова? Не любил бы, книгу забыли бы. Но подумать ― за что любить? Рохля, соня и путаник, отрицающий цели общества, идеалы и правила. Все в трудах, позитивные, что себя не обидят, но и прогресс ускорят - а вот Обломов знать их не хочет, их и кипучий их созидательный труд. Активностный, Штольц корит его: жизнь должна быть осмысленной, чтоб преследовать конструктивные цели; надо добро копить, холить тело, как и сам Штольц, кой трудится, за собой следит, ест диету. А вот Обломов дремлет, мечтает и труд обходит... Олух, кулёма, пентюх, тетеря и аутсайдер склонностей женщин, что тяготеют только к героям, думают массы. Женщины вправду слабых не любят, а любят Штольцев, бодрых, успешных, щедрых, имущих.

Пусть мечты об несбывшейся страсти изредка мучат, всё же Обломов при квиетизме. Он выбрал дрёму мыслей и чувства, даже их сон. (Я сам обожаю спать; просыпаясь, не знаю, чем заниматься; бодрствовать страшно, словно обязан делать ненужное, зачастую постыдное. В снах, напротив, вольная радость: любишь что хочешь и кого хочешь, даже летаешь птицей в галактиках. Просыпаясь, гадаешь, где же реальность: в бдении или снах? Естественно, там, где лучше. Правда, не всем сны в благо и в развлеченье; есть сны ужасные). Суть в ином, возвращаясь к Обломову. Штольц, - успешный, так сказать, тип, твердивший, что не Обломову лишне общество, а что обществу бесполезен Обломов, - этот вот Штольц, решительно, непрестанно кипящий умственной и физической практикой, открывает: ровный, мешкотный, медленный образ жизни ленивца лучше деяний, даже полезных, обществу нужных и прогрессивных. Штольц заявляет: "Друг, ты счастливый". Ибо, бесспорно, цель - быть счастливым, коим вдруг вышел праздный тетёха, рохля, бездельник. То бишь Обломов, будучи с нами, как бы остался в древнем эдеме, там, где нужд не было, даже в женщине, ибо там эротизм вне женщин; этих там не было за отсутствием секса как расчленений духа и плоти. "Девство царило", скажет провидец.

Значит, есть люди, что до сих пор в раю. И не надо тащить их, дабы спаслись, в реальность. Канешь в реальность - вмиг рай утратишь.

Наш герой странный. И показательный. В мире нуль, он в раю абсолют. Он рáец, смогший попасть к нам. Всем нам полезно помнить Обломова. Квиетизм был от дум, занимавших Обломова, что он фракция целого, от которой зависит всё мироздание, и он чувствовал "корни", крупные, сильные. Вот мысль автора, Гончарова. Мудрость - знать корни. Ведь философия все века только делает, что взыскует "корней всего". А Обломов их знал, те "корни"; был частью сущего, был звеном всего; был слиян со всем; потому, всё имея, нужд не испытывал и не должен был, точно Штольц, "наживать", чем уже владел.