Лоскутная философия

422

Я начну словоборчество, словомáхию, погоню слова! Жизнь вне логоса. И поэтому я юродствовать буду: анаколуфами да мимемами сыпать с иллитератами. Дизартрией язвить начну. Быв в словах, я по ним творил, как учили их ценности, что рабы, скот и сикли - это и есть жизнь. Быв рабом, я любил слушать логос, кой зазывает в гроб, где, мол, истина, врёт взахлёб. Я устал и в Пролог хочу: "про" по-гречески "перед", ну а "лог" - "логос". Я против слова. И у Бердяева есть про "папство" как убиение жизни смыслами. Витгенштейн плюс и Ницше... Ницше, да!

Я не жил.

Я условно был.

Не о той я условности, что, мол, был атеистом и вдруг уверовал; не об этой условности пост-советской. О ― первородной я об условности, что вся в том, что в раю нас разъяли через добро и зло, через два этих смысла. Их вдруг придумали, и единство распалось. Из одного вдруг ― двое. Рай споловинили. А живёт ли разъятое? Доживает! Чтó было истиной и полнейшею жизнью, стало вдруг зомби. Мы прекратили жить. Я досель был не я. Я был образ слов, и я знак был. Бог - это книга; мы лишь слова в ней, мы персонажи в словных личинах... Дело - в условности мировой, в глобальной. Грех - первородный грех как познание зла-добра! - стал нормою и стал путь человечества? Где преступники, если мир стал преступен, выйдя из рая? Мир преступил рай!

И оттого здесь, в падшем и вылганном, нет греха, что б ни делать. Здесь грех обратный: рабство идеям зла и добра как монстрам, что нас сжирают; рабство морали, чаду добра и зла. Грех ли мир этот херить? Грех - быть моральными, то есть быть меж добром и злом, быть в словах как в понятиях, подчиняться им, поставлять их святынями. И не грех, что я взял в них да плюнул... Плюнул и мучусь. Совесть - связь с логосом: принят он либо нет и ты за либо против нечто им данного? и готов либо нет быть рабом его? Вот что совесть - трюк словобога, коль "бог бе слово". Бог... логос, логос... Думаешь, что за смерть мою, за условное бытие моё я пойду бить условное, мусульман и католиков? иудеев и геев? эмо и панков? Или бандитов? Их убрать - вмиг словь выставит новых. Бог тут гвоздь!! Мне б его убить. Он мне кто?! Он никто мне!!

423

Ни дня без Бога.

424

Есть люд общественный: политичный, моральный, традиционный, мыслящий здраво, чаще чиновный. Бог ему в помощь... нет, лучше Рóзанов, мнивший этот служивый люд видом лучшего.

Есть иной люд, тонкого вкуса, или, синекдохой, "тонкий вкус". Его сущность особая и природа сугубая. Он живёт, не как люд общепринятый, в измерениях казусных, в чёрных дырах культуры. Дышит он в атмосфере инакой, не в политической. В таковой "тонкий вкус" может только терзаться, но ей не кланяться и не делать вид, что политик - высший тип духа. "Тонкий вкус" в бытии есть феномен страдательный главным образом, если мало везения. Он всегда говорит и делает не чтó принято. Не дабы эпатировать. Но, лишён моральных прививок (им не дающийся как смертельным инъекциям), он имеет другой, возвышенный взгляд на жизнь. В общем, ценит он не чтó ценят политики. У него своя этика, коя в том, что ему важна сущность рода людского ниже хитинности как "сверх-я" так, во многом, и "я", ибо в том и другом - абстракции, комплекс штампов, рацей, уроков даже природным жизненным склонностям, с беспардонной инспекторской пенетрацией в душу. "Тонкий вкус" чувствует, что пиариться в святости, в моралистике и в других "вечных ценностях" отвратительно так же, как секс на публике. "Тонкий вкус" проницателен и всё то, что иным не понятно в двухстах томах, понимает с намёка. В нём много странного, но отнюдь не расхожего, на что люд политический и морально-этический не позарится. Интерес приземлённейших политичных умов заключён в синекурах, прибылях, власти, также в похабствах вроде шансонных, где чуть не слюни текут изо всех дыр от "чуйств"-де; плюс интерес у них в брызганьи политичной слюны дальше прочих в ту степь, в кою нужно начальству.

"Тонкий вкус" есть порыв к безусловному, где слова не нужны, разве вздохи и шёпот. "Тонкий вкус" заострён на "оно" в глубях личности, что всплывает вдруг в ритме, в жестике, в стиле взгляда, в жаре ладони и в стуке сердца. Он не оценит любвеобильность в виде пожатий рук под казённое "обнимаюшки!", что в ходу у политиков от Кремля и до зоны, чья политичность есть мать насилия, кому слово не значит; слово им - как набор лживых масок их же фальшивости. Но для "тонкого вкуса" это вот слово, коли уж есть оно, образ данности, кров её.

"Тонкий вкус" есть Инакое со своим языком вроде "trrrrrr-ь" вместо акций в пафосных шашнях. Здесь мы и делаем шаг от Ницше, кто, низвергая мир, был, однако, затуркан им и стал раб этикета. "Тонкий вкус" философствует фигой в нос всем политикам. Нелюбовь к ним в нём натуральна, так как политик ярый враг жизни как тип условный, лживый, искусственный. У политика впереди любви: к миру, к людям и к близким, - катит вал ценностей образца подрывающей корни дуба свиньи. За века любовь, подчинённая выгоде, из любви превратилась в фабрику гóлемов. "Тонкий вкус" жжёт политиков, дабы те не возвысились в мире - в том самом мире, что методически, со времён зиккуратов, вдавливал шишки в плоскость. Всяк ценен в мере, в коей заслуживает бренд вечности. Вот ответ всем политикам.

425

Впечатлительность. Восприимчивый и ранимый дух - он постиг шёпот бездн. Восприимчивость - это дар ощущать тишь взрывом вселенной.

426

Cupidatas rerum novarum.

427

Я бьюсь со словом, с частным и общим, с Логосом, кой есть в том числе бог, понятия, смыслы, принципы, а отсюда мораль, искусство, веры, культуры, цивилизации - вся условность, в смысле от-словность. Я целю рай вернуть как дословность. Вы против плоти? Я - за неё как раз. Плоть первична. Я постиг: кто у-словностям верит, - сказанным за столетия, когда слово вело нас, - значит, и нет того, а есть знак, симуляция. Между нами та разница, что мне б плотью слова запнуть, вам же - плоть обусловить. Мол, не инстинкт прав в качестве плоти - смысл прав, плоть изводящий. Ну, а как плоть правей? Мните, вы - это лишь ваши принципы и понятия, типа "свет", "смысл", "добро", а плоть палка в колёса вашим прогрессам? Кто треплив, тот и пан? Вам всех надо с идеями? А все с плотью не любы? Их как бы нет, да? Сколько их с дней творения? Где могилы их? сгнили? Скот бессловесный? Как бы их не было, раз в них не было Логоса, слов и принципов? Кто же были? - единственно, кто жонглировал смыслами? Лейбниц с Лениным? Ксюша с Пушкиным? Халкидон и Никея? Мы-де, словесные, над "филе" всегда? сверх его непостижной любви и правды? Как бы и нет "филе", хоть в нём ходят с рождения до могилы, ходят брезгливо? Мы и в сортире - взоры вверх или в книгу, где, дескать, дух царит, где те самые "свет", "добро", "смысл" и прочее. Только сикли с рабами - тоже там. Словом тычется: вот убий, смотри! ты левей смотри, различил-таки? понял, как это? просто! но - не убий, ха!.. Плоть же в нас кровь струит, реагирует на тепло и на холод, солнце и воду и существует без слов и принципов, вне добра и вне зла. Но как даст слово зрение, как покажет: глянь! здесь добро лежит, а там зло, - и кровь льёт до инфарктов! до моралистики и до войн кровь брызжет! В плоти же - ровный пульс. Прекратим слова - пульс наполнит ритм истины... Из "филе" мы вдруг как пришли в хомо сапиенс? А вот так: был "филе", но набрался слов - и впал в фарс с орденами, с этикой, с баядерками, с балдахином над троном, с теми же сиклями и рабами, с пакостной властью, полной ГУЛагов, да с не убий под казни, - но за что, странно, плоть отвечает, будто бы сделано не от слов для слов, но, мол, плотью для плоти. А ведь она только жизнь родит, кою слово терзает. Да и в Христе плоть распята, вновь отдувается. Слову что? С Христа прыгнуло в рот и в третий. Чтó слову? Вот оно, у меня и у вас во рту. А распяли - невинное. Всё равно что распять вместо слова о чаде - чадо.