Страница 8 из 16
– Жуть какая!
– Да. Не говори. Но мы привыкли. Теперь поляки. Эти не очень страшны, но злы на нас. Не обращай внимания.
Поляки по их вагону прошли быстро. Теперь окно было завешано. В купе был полумрак.
– Могут и камень бросить. Сиди тихо.
Перед Варшавой пересаживались в другой поезд.
– Понимаешь, между двумя скорыми почти сутки. Деваться нам некуда. Можно, конечно, в посольство, но это неудобно. И внимание привлекает. Так мы приспособились здесь выходить. Смотри, как у проводника рожа вытянется. Товарищ из органов. Сказать ничего не может. Выходи. Поезд через три минуты.
– А билеты?
– Передадут на перроне. Ты и не заметишь.
Вместе с ними вышли еще двое мужчин и торопливо перебежали в стоящий напротив вагон. Поезд был чистый, но очень странный: узкие коридоры, малюсенькие купе.
– А как же тут можно поместиться? – удивилась Оля.
– Это называется польский СВ. Две или три полки друг над другом. Мы с тобой вдвоем будем. Располагайся.
– А почему нельзя сразу в Берлин ехать? – удивилась она.
– Потому что берлинский поезд тщательней досматривают.
– А кто эти мужчины, которые с нами вышли? – продолжала расспросы Оля.
– Это дипкурьеры, – сообщила женщина. – Мы их прикрываем.
– А я думала, меня, – рассмеялась Оля.
– И тебя, конечно.
– Ангелина Васильевна! Нам еще долго добираться?
– Почти сутки. Поезд пассажирский. Идет со всеми остановками. У нас впереди сплошные пограничники. Будь внимательна. Сейчас снова поляки, потом два раза немцы. Вот они – ревностные служаки.
– Но у нас ведь…
– Да. Но провокации не исключены. Что бы ни случилось – не вмешивайся. Говори только по-русски. Поняла? Хорошо.
Первые немецкие пограничники были спокойны. Ангелина Васильевна поднесла палец к губам, когда они вышли. После объяснила.
– Молчи. Они могут вернуться или стоять подслушивать.
Оля закивала головой: это она понимала хорошо. И снова смотрела в окно. Два странных поезда проплыли мимо них. Из окон выглядывали молодые веселые лица.
– Это репатрианты, – рассказала Ангелина Васильевна. – Возвращаются на родину через двести лет. Смешно? Но они едут.
– А кто они?
– В основном приграничные немцы из колонистов и наши прибалты. Хочется людям стрелять в братьев. Ничего не поделаешь.
Еще через шесть часов пришли совершенно другие пограничники. В вагоне их интересовали только русские.
– Это ваша дочь? – спросил пограничник у Ангелины Васильевны.
И тут началось. До той минуты сдержанная и интеллигентная на вид женщина расхохоталась, замахала руками.
– С ума сойти! Да я молодая женщина. Муж, конечно, староват. Но я! Ой, не могу!
Это был концерт. Оля переводила взгляд с Ангелины Васильевны на Дмитрия Трофимовича в полном недоумении.
– Фрау! Вы как всегда очаровательны. Хорошего пути!
Офицер козырнул, и пограничники вышли из купе. Ангелина Васильевна снова превратилась в строгую даму.
– Они запомнят только мою выходку. Тем более что они нас вот так себе и представляют.
– Ты была бесподобна, – покорно улыбнулся Дмитрий Трофимович.
«Ну и дела, – думала Оля. – Я бы никогда не догадалась».
В Берлин прибыли рано утром. Ворота посольства на мгновение открылись и снова с лязгом захлопнулись.
– Дамы, вы к себе, я на доклад, – помогая жене выйти, сообщил Дмитрий Трофимович.
– Дорогу найдем, не волнуйся, – Ангелина Васильевна снова, в который раз, превратилась в другую женщину – радушную хозяйку.
– Ольга, пять минут тебе на душ. Желтый халатик для тебя. Косу сними аккуратно, еще пригодится.
После обеда, который в судках принес Дмитрий Трофимович, начался инструктаж.
– Итак. У тебя, детка, простая задача… для опытного человека. Думаю, ты справишься, – начал Дмитрий Трофимович.
Оля промолчала.
– В Германии живет наш человек – Густав Шварцпин. Он владелец фотоателье. Главное, что наш человек – радист, у него в доме – рация. Ты понимаешь, как это важно?
– Она понимает. Продолжай, – проговорила Ангелина Васильевна.
– Мы редко навещаем его. В последнее время он очень подавлен. Это уже бросается в глаза. Твоя задача – оценить его состояние, взбодрить и понять, чем ему можно помочь. Вот все так просто.
– И кто я ему? – уточнила Оля.
– Хороший вопрос. Есть варианты. По возрасту ты или сестра, или невеста. Что лучше – не знаю, – так же спокойно продолжал мужчина. – Выбор за тобой.
– Я тебе помогу, – вкрадчиво начала Ангелина Васильевна, чей темперамент, видимо, не позволял так долго слушать и молчать. – У тебя есть сестра или брат? Я знаю, что нет. Ты росла с кем-то из сверстников в близкой дружбе? Тоже нет. Тогда тебе подойдет только роль невесты.
Оля вопросительно посмотрела на женщину.
– Все просто. Понимаешь, в отношениях брата с сестрой есть много нюансов, которые хорошо видны со стороны. Сыграть это трудно. Другое дело – невеста.
– Хорошо, – согласилась Оля. – А почему он один?
– Так получилось. Супружеской пары в тот момент не было. Ателье раньше принадлежало еврею. Мы ему незаметно помогли уехать в Штаты, и никого, кроме Густава, в этот момент не оказалось, – терпеливо пояснил Дмитрий Трофимович.
Оля покивала.
– С этого момента ты – Моника Шеринг. Твоя легенда. Жила и воспитывалась у тети с дядей в Швейцарии. Помогала им по хозяйству. У тебя будут настоящие документы оттуда. Ты немка. Дед был врачом, дядя – хозяин гостиницы в горах. Да. Еще. Густав – инвалид, страдает полиомиелитом, – отрывисто говорил Дмитрий Трофимович. – Что еще?
– Я не могу его бросить. В брак вступить не спешу, помолвку не разрываю. Дядя души не чает в Густаве. Правильно? – начала фантазировать Оля.
– Да. Хорошо. – Дмитрий Трофимович задумался. – У тебя сутки на сборы. Задавай вопросы. Продумывай детали.
– Дядя и тетя существуют на самом деле? – уточнила Оля.
– Да. Дадим фотографии. Им покажут твою. Но это на крайний случай. Теперь о Густаве. Ему непросто жить одному. Мы это все понимаем. Не обещай ему много. Но приободри. Если поймешь, что он совсем плох, будем что-то делать.
– Говорить надо только на немецком. Даже наедине. Запомни, если он сорвется, у нас будут проблемы, – продолжал Дмитрий Трофимович.
– Он вас знает?
– Нет. Что ты. Мы – дипломаты. С ним общаются другие люди, и не просто редко, а очень редко. Последний год за ним просто наблюдали.
– А если так. Он подавлен, потому что хотел бы служить рейху, – предложила Оля.
– Хорошо, – поддакнул Дмитрий Трофимович. – Что еще?
– В детстве мечтал быть офицером. Где он рос?
– В Германии. Ездил с родителями к вам в гостиницу. Она типа санатория для больных туберкулезом. Мы еще поговорим об этом. Твоя семья – этнические немцы. И ты такая верная немецкому духу девушка. Как-то так, – подытожил Дмитрий Трофимович. – А теперь отдыхаем. Завтра у нас трудный день.
– Может, надо написать ему письмо или открытку? – предложила Оля. – Я же не могу свалиться как снег на голову.
– Согласен. Но лучше телеграмму. Я сам пошлю, но от твоего имени. Нет, лучше ты, Ангелина. Дойдет в день твоего приезда.
– Он не встретит меня на вокзале? – Оля не представляла, как пойдет к «жениху» одна.
– Он не сможет. Ложись спать. – Ангелина Васильевна улыбнулась и ушла в спальню.
Ворочаясь на жестком диване, Оля задавала себе бесконечные вопросы. Утром, нацепив косу, она с Ангелиной Васильевной пошла в магазин.
– Видишь, вон то здание почти напротив, окна на последнем этаже? Голову не поднимай. Оттуда за нами наблюдают день и ночь. Так что иди и чуть-чуть прихрамывай. А в магазине молчи. Кто-нибудь за нами обязательно пойдет.
– Я поняла, – прошептала Оля.
– Денег нам с тобой выделили немного, а одеться надо. Начнем с белья.
И понеслось: темное платье с воротничком, юбка, блузка, кофточка, еще одна теплая и легкое то ли пальто, то ли плащ. Трусы, бюстгальтер, ночную рубашку, халатик, чулки тоже пришлось купить.