Страница 75 из 82
— Там есть такой?!
— Памятник из зеленоватого камня — по природе или замшел от времени. Еще папа Пчелкин поставил на могилу жены тринадцать лет назад, после перенесен на его захоронение. А в той могиле теперь три гроба.
Старуха перекрестилась, привычно взглянув в красный угол:
— Что вы замолчали?
— Интересно, что Марине в момент погребения мужа тоже что-то (или кто-то) померещилось… Она вдруг испугалась.
— Вернемся к реальности, Валентин Николаевич. Любовники не на кладбище в ноябре встречались.
— Конечно. По просьбе Марины, ее коллега соврала Алеше по телефону: коллектив выехал на музейный вечер в Абрамцево.
— Так ведь ложь!
— Вы не замечали: лгун частенько стремится придать своей лжи хоть частицу правды? Серж высадил вашего внука у Ярославского вокзала. Когда музейная дама сказала про Абрамцево, мне почему-то вспомнился письменный стол Бори с картами исчезнувших цивилизаций.
Старуха горько усмехнулась.
— Зеленый камень в Древнем Египте?
— Я тоже удивился, случайное воспоминание отбросил, а сейчас думаю: там ведь лежала и карта Подмосковья, неуместная среди…
Варвара Григорьевна проворно вскочила, исчезла в Бориной комнате, почти тотчас вернулась с большой развернутой картой.
— Ну-ка, у вас глаза молодые!
Он нашел почти сразу, видимо, внутренне был подготовлен к «географическому открытию»: да, рядом со станцией Абрамцево, чуть в стороне от железнодорожной ветки, поименовано — Зеленый Камень. Очевидно, село.
— Я еду с вами!
— Извините, Варвара Григорьевна, вы мне свяжете руки. Да и притом… такая слабая ниточка, может быть, никуда не ведущая. Мое обещание остается в силе. Если что, немедленно поставлю вас в известность.
Он поехал на электричке («подозреваемым» слишком известна «волга» Пчелкиных), стремясь воссоздать последний маршрут Бориса. Почему «последний»? Очень даже может быть: спортсмен выследил Марка и одержал победу.
Мягкий серенький денек между тем менялся на глазах: тучи на западе окрасились пурпуром, и выглянуло раскаленное (к морозу) закатное солнце, озаряя напоследок поля, еловый лес, ледяное шоссе, по которому он шел в каком-то скорбном одиночестве. Из лесу вышел человек — высокий сутулый старик в долгополом пальто. Сердце забилось неистово. Валентин рванул вперед, сжимая в кармане газовый пистолет… Старик еще издали спросил с робкой, странной улыбкой:
— Вечер добрый. Закурить не найдется?
— Кто вы?
— Пенсионер.
— Что здесь делаете?
— Живу.
— В лесу?
— За лесом наша богадельня.
— В Зеленом Камне?
— Немножко поодаль.
— Возьмите пачку, у меня с собой две.
Старик схватил, полез в карман (Валентин начал было вынимать руку с пистолетом), достал коробок спичек и с наслаждением закурил. Они пошли рядом.
— Вы всех знаете в Зеленом Камне?
— Когда-то знал.
— А теперь?
— Местные вымерли. Иные разъехались.
— И кроме богадельни, село пусто?
— Дворцы для нынешних князей построены, но зимой обитаемы редко.
— А откуда такое необычное название — Зеленый Камень?
— Рассказывали, с неба упал большой камень зеленого цвета и в месте падения образовалось озеро Зеленое.
— Это древнее предание?
— Очень древнее. И храм на древнем капище, по обычаю, давным-давно построен. С зелеными куполами над озером стоит. Сейчас за лесом увидите.
— Храм действующий?
— Слух прошел: отдают в лоно Церкви.
Старик говорил спокойно и убедительно.
— И как вам тут, хорошо живется?
— Очень хорошо. Только в последние времена замерзли мы и оголодали. Денег, говорят, нету. Но хлеб дают.
— Что же местные князья не помогут?
— У них своя жизнь, у нас своя. Если подведут к краю — дворцы пожгем.
— Вот как? Любопытно. Марка Казанского, из «князей», не знаете?
— Нет, не слыхал.
— На белом «мерседесе» ездил.
— Они все на «мерседесах». Смотрите.
Внезапно лес отодвинулся вправо, открыв печальный пейзаж: замерзшее озеро, над ним колокольня вонзается в небо и пять куполов, а цвет не различишь уже в красных сумерках — и снег кажется красным.
Заколоченные избы, за ними коттеджи из новенького камня — все застывшее, необитаемое; только справа, на другом берегу, редкие огоньки светятся.
— Это наша богадельня. Если я буду курить по две в день, мне хватит на неделю. — И старик сгинул в лесу так же внезапно, как и возник.
Валентин прошел вдоль озера — последние лучи играли на снежно-ледяной глади — мимо покинутых избушек и углубился в новые необжитые проспекты, впрочем, узенькая тропка в снегу куда-то вела, увлекая, намекая, что здесь недавно ступала нога человека.
Он бродил, бродил меж молчащими, темными «дворцами», как будто одинаковыми, чуждыми пришельцами в прозрачных сумерках. И вдруг показалось ему, словно где-то впереди блеснул тусклый огонек. Валентин бросился, как утомленный путник к вожделенному ручью, а огонек ускользал, дразнил, как живой, играл в горелки, возникая то слева, то справа… Наконец надвинулась громада очередного серийного дворца со слабо светящимся окошком. Со странной квадратной башенкой над крышей, которую венчала в слабеющем свете какая-то фигурка. Валентин всмотрелся до боли в глазах — кажется, дракончик — «золотой лик мира сего», родовой герб Казанских… Да, дракончик. Вошел в железную калитку в каменной ограде, повинуясь тропке, прокрался по просторному дворику без кустов и деревьев, прильнул к окну, к щели между рамой и красной портьерой.
В большой с якобы антикварной мебелью комнате на лаковом столике горела одна свеча в высоком подсвечнике и сидела перед ней Жанна Леонидовна. От неподвижной позы, черных мехов, полубезумного лица веяло ужасом и скорбью.
Постучаться или продолжать наблюдение?
Вдруг она обернулась, с обостренной чуткостью ощутив чужой взгляд, губы зашевелились; Валентин, тоже в жутком напряге, понял вопрос: «Марк, это ты?» — но не знал, что ответить. Противостояние длилось какие-то секунды. Она, не выдержав, встала и пошла к двери — Валентин бросился к высокому крыльцу.
Мертвое царство
В сумрачном дверном проеме появилась черная тень, проступило бледное лицо.
— А, это вы, — прошелестели губы. — Я знала, что рано или поздно вы отыщете.
— Лучше б пораньше, — угрюмо, в тон отозвался Валентин и протиснулся мимо нее в прихожую. — Где Даша?
— Я ничего не знаю.
Быстро, «на едином дыхании», обошел он первый этаж, включая и выключая за собой свет… изогнутая скользкая лестница, второй этаж… комнаты, заставленные богатой мебелью в «рекламном» стиле, безликое, безжизненное царство. Впрочем, кое-какие следы обитания двуногого обнаружились: на кухне выбито стекло в окне, в пластмассовом ведре мусор (консервные жестянки, пустые пачки чая и сигарет), наверху в маленькой спальне неприбранная постель с несвежим бельем, погашенный окурок в пепельнице на тумбочке… Берлога зверя жестокого, непредсказуемого.
Жанна сидела, как прежде, в глубоком кресле у столика со свечой; Валентин, не раздеваясь, присел в кресло напротив. Тянуло сквозняком, как тогда на Смоляной, на Рождество — ледяной поток небытия.
— Где ваш брат?
— Не знаю. Жду.
— Вы уверены, что он скрывается здесь?
— Уверена. Заграничный паспорт.
— Вы здесь нашли? Его и Марины?
— Да.
— Покажите.
— Нет.
— Где вы в последний раз виделись с Марком?
— На Рождество.
— С тех пор много воды утекло. Почему свечка? Это знак?
— Просто соответствует моему настроению.
— Придется это погребальное настроение погасить. — Валентин дунул, возник мрак. — Иначе он не войдет.
Мрак оказался зыбким, проступили оконные проемы и бросили прямоугольные слабые отсветы на паркет — это зажглись фонари на улицах для отсутствующих «князей мира сего»; тьма скопилась в огромном холодном углублении бездействующего камина.
— Итак, вы знали, где находится тайное убежище Марка.