Страница 74 из 82
— Выходит, она к любовнику на весь день умотала?
— Выходит, так.
— Абрамцево… — Валентин подумал. — Ваш музей проводил когда-нибудь там вечера?
— На моей памяти нет. У меня еще мелькнула мысль: она специально придумала про место отдаленное, в Подмосковье, чтоб иметь возможность вернуться домой попозже.
— Логично, — согласился Валентин. — В Абрамцево ведь с Ярославского вокзала ехать?
— С Ярославского.
Валентин задумался, почему-то вспомнив вдруг письменный стол студента, набитый конспектами, картами, марками… «Почему?» — удивился. Заговорил, сосредоточившись:
— Скажите, Марина не собиралась увольняться из музея?
— Определенно нет. Но помните, я говорила вам: «Последняя моя осень здесь…» А куда она собиралась?
— Далеко. В Эквадор.
— Куда? — изумилась дама.
— Марк уговаривал ее уехать с ним в Южную Америку. Двадцать восьмого ноября. Но ведь заявления об уходе она не подавала?
— О, сейчас с этим нет проблем, никому мы не нужны. По почте послала бы. Нет, какая Марина была авантюристка все-таки!
— Но и денежки любила, да?
— Она не производила впечатления алчной, нет, но расчетливой.
Они расстались; и, подгоняемый страхом и нетерпением, Валентин помчался в театр, где, поджидая сыщика, старик костюмер вел неторопливую беседу со стариком гардеробщиком. Мрачноватый полумрак вестибюля с единственным горящим в виде факела светильником, с деревянными коричневыми панелями, с гулкими истертыми плитами — отсюда ушел Алеша в свой последний путь.
— Забрал он, бедняга, свою шапку кроличью и курточку, — повествовал гардеробщик прочувственно, в духе трогательной байки, — жиденькую такую — как говорится, на рыбьем меху — и сгинул.
— В половине шестого?
— Аккурат так.
— Здесь курить можно?
— А как же? Место для курения. — Валентин закурил, и старики со стеснительной жадностью набросились на его американские сигареты. — Вот тут вот он и ходил, курил, не слыхал даже, как я поздоровался.
— Двадцать восьмого ноября?
— Именно. В нервах, заметно было.
— Это, стало быть, после звонка, — подхватил Никита Всеволодович. — Точнее, после скандала с Гаврилой. Зашли мы в буфет, приняли по грамму…
— А вон и сам Гаврила. — перебил гардеробщик вполголоса; стремительная тень пронеслась по вестибюлю, хлопнули створки высокой входной двери. — Значит, к машине побег, не одемшись. Вечно впопыхах, будто куда опаздывает.
— Заводной, — подтвердил костюмер.
— Да, Никита Всеволодович, я просил вас узнать, кто Алешу позвал к телефону. И может быть, слышал разговор.
— Узнал. Администратор наш, в кабинет к нему позвонили — мужчина. Разговор такой: Алеша молча подержал трубку у уха, секунды три, и положил. Администратор еще спросил: разъединили, мол? Разъединили, он сказал и ушел.
— А Серж ему якобы сказал: «Сегодня вечером ваша жена улетает в Америку с дракончиком». Как же встретились соперники на набережной?
— А что, если в полшестого Алеша прямо в фирму ихнюю рванул? Тут любовник выходит — и пошло-поехало.
— Это мысль, — согласился Валентин. — Но от кого он мог знать, что Марк в «Страстоцвете»?
— Кто?
— Любовник Марины.
— Так вы этого «дракончика» вычислили?
— Да, третий компаньон.
— Вы настоящий сыщик! — восхитился старик. — Ну, от кого мог Алеша узнать? От того же Сергея Александровича, стопроцентно ему верить нельзя.
— Нашему бывшему Сергею Александровичу? — встрял гардеробщик. — Ловкий мужик, хитрован. Вот Алеша — тот простая душа… Можно еще сигаретку?
— Пожалуйста. Где у вас тут телефон-автомат?
— Вон в углу, под стеклянной крышей.
Валентин набрал номер Пчелкиных.
— Саш, есть новости?
— Пока тихо, никто не появлялся. Звонила некая Варвара Григорьевна, просила тебя срочно подъехать.
— Это Борина бабушка. Еду.
Зеленый камень
— Я вам утром звонил. Варвара Григорьевна.
— Ходила в милицию, через три дня можно подавать заявление, что Боренька пропал.
Наступила пауза; Валентин окинул взглядом иконостас, белоснежную пышную кровать в углу, цветы в горшках на подоконниках за уютной тюлью. Он медлил, зная, что вот-вот милый этот мирок разрушится.
— Но у меня надежда только на вас, Валентин Николаевич.
— Дело в том, что ваш внук…
— Он жив?
— Мне неизвестно, честное слово. Но он оказался более замешанным, чем предполагалось нами.
— Я знаю. — Варвара Григорьевна взяла со стола черный полиэтиленовый мешочек, слегка встряхнула, и на бордовый плюш посыпались банковские пачки «зелененьких». — Здесь сто тысяч.
Валентин пробормотал:
— Вот, значит, какую сумму Казанский ему за молчание отвалил. Немало.
— Из «Страстоцвета» Казанский? Он же в Америку уехал.
— Двадцать восьмого ноября они с Борей до Шереметьева не доехали. Был убит Алеша.
После молчания старуха сказала сурово:
— Такие деньги за молчание не платят. За пособничество.
— Это еще надо доказать. Где вы нашли доллары?
— В божнице за стеклом, за иконой Спаса Нерукотворного лежал черный мешочек. — Она на мгновение сникла, но тут же выпрямилась. — Я прибиралась к Рождеству — этой погани там не было. Погани — говорю я! Спаситель прогнал торговцев из храма. Это нечистые деньги, проклятые.
— Боря хранил мешочек у себя в столе, — пояснил Валентин. — Теперь понятно, почему он не захотел переехать к Даше, боялся за свои сокровища. Помню, как испугался он, что я будто бы в столе копаюсь. И переложил в более надежное, как он считал, место.
— Да, я только что прибиралась и до Пасхи, он знает, икон не коснулась бы. Но у меня привычка, как нервы разыграются, что-то делать… Хотя отвлечься невозможно, ничего не отвлекает. Деньги я нашла вчера днем.
— Почему же вы мне не позвонили?
— Мне надо было подумать. К пяти в храм пошла к вечерне, а когда вернулась, сразу поняла: тут кто-то побывал.
— По каким же приметам вы поняли?
— А вот смотрите. — Варвара Григорьевна поднялась и подошла к киоту. — Видите, божница на крючочек закрывается? Я деньги взяла и закрыла. А прихожу — крючок откинут.
— Это точно?
— Все точно.
— А мешочек вы с собой взяли?
— С собой, в сумочку положила.
— Значит, есть надежда, что ваш внук приходил, ведь только он знает, где сокровище свое спрятал.
— Где же он? — закричала бабушка. — Почему от меня прячется?
Валентин сказал медленно:
— Сегодня ночью исчезла Даша. — Варвара Григорьевна ахнула. — Кажется, она ушла добровольно, кто-то ждал ее во дворе, наверное, позвал.
— Думаете, Боря?
— Может быть. Необходимо найти тайное убежище Марка.
— Убежище? Вы уверены, что оно у него есть?
— Где-то он живет… Боря подрабатывал в фирме охранником, иногда исполнял роль шофера. Понимаете?
— То есть он мог знать про это секретное место?
— Ну, мог когда-нибудь шефа на машине подвезти. Марк заплатил ему щедро, и свидетель (или соучастник) до поры до времени молчал. Покуда не погибла Марина. Тогда, как я понимаю, он начал разыскивать Казанского, чтоб договориться. Испугался за Дашу…
— Или убить, — перебила старуха жестко.
— Если это случилось, Варвара Григорьевна, от меня никто ничего не узнает.
— Поглядим. Где может скрываться Марк?
— Штаб-квартира его была в гостинице «Националь». Двадцать шестого ноября он оттуда съехал. А двадцать восьмого, вернувшись из института, Даша услышала последнюю реплику сестры по телефону: «Запомни зеленый камень». Возможно, ей звонил «дракончик».
— Да, да. Ну и что?
— Потом Марина пояснила Даше: «Мы там два раза встречались».
— И любовнику надо напоминать, где они встречались? Что-то нескладно получается.
— Да, Варвара Григорьевна, в этих жутких событиях я не могу уловить какой-то подтекст, какую-то главную тайну… Это ощущение ассоциируется у меня с кладбищем. Будто бы на погребении Марины подошел к разгадке, но не сумел, меня сбил зеленый камень.