Страница 73 из 82
— Вам действительно негде жить? Или вы в Марину влюбились и соврали?
— Нет, квартиру я правда жене оставил, она вышла за другого.
— Так теперь отберите!
— Там ее ребенок растет. Ладно, оставим эту тему.
— Ну, знаете, чужую жену содержать…
— Она больна и не нужна никому, миллионщику своему не нужна.
— Это она с ним с ума сошла? И вы до сих пор ее любите?
— Нет. И в Марину я не влюбился.
— Ну да! Вы горите отомстить за нее.
— И этот момент есть. Но вообще… тебя защитить.
— Стало быть, вы меня любите?
— Стало быть, так. Видишь, какая ты умная. Логическим путем меня разоблачила.
— Ну, это все несерьезно.
— Может быть. — Он пожал плечами. — Я ведь не Алеша и на растерзание себя Пчелкиным не отдам. Больно жалите.
Она смотрела на него с какой-то смутной полуулыбкой, как сестра ее там, на бульваре. Рассмеялась тихо и ушла.
Последний день в театре
Валентин еще лежал какое-то время, прокручивая в голове сказанное и несказанное, припоминая каждый жест ее, выражение лица и улыбки. Потом разделся и залег по-настоящему, вдруг провалившись в глубокую яму сна, в котором они гуляли с ней по цветущему в снежных сугробах саду, она смеялась, а он знал, кто прячется в засаде в белоснежных зарослях черемухи. Знал, но почему-то не мог прервать это бесконечное тягучее гулянье и издевательский смех. Наконец раздался выстрел, она упала, а он проснулся от ужаса.
Сквозь занавеси смотрело позднее хмурое утро. Кто же прятался во сне? Ведь я только что знал, несомненно и… страшно. Отчего вдруг страх? Сад так цвел в ледяных сугробах и черемуха так белела и благоухала… страх шел от ее смеха и взгляда, устремленного туда, в заросли.
В гостиную заглянул Сашка, безмятежно выспавшийся в комнате покойной, вошел.
— Ты один?
— А что, Даша еще не вставала?
— Я ее не видел. Вообще-то уже одиннадцатый.
— Ага, чаю попьем и выезжаем.
— Куда?
— Опрос свидетелей. Хочу кое-что уточнить, музейную секретаршу повидать, Борину бабушку и костюмера, с которым Алеша в театре работал. Старик его видел последним.
Однако на стук в дверь Даша не отозвалась. Валентин распахнул: пусто, кровать неразобрана.
— Что за черт! — Он бросился к вешалке. — Шубки нет!
Сашка заговорил рассудительно:
— Я проснулся по привычке в полвосьмого, лежал, читал. По-моему, за это время она не выходила.
— Исчезла ночью? — Валентин был поражен.
— Тогда я должен рассказать тебе о ночном эпизоде. Заснул я поздно, ну, ты знаешь мой сон…
— Саш, твоя обстоятельность сейчас не к месту.
— Не сходи с ума, может, она этого не стоит. Так вот, сквозь дрему почудилось мне, будто кто-то прошелся по коридору. Я джинсы надел и вышел, на всякий случай, ты ж запугал святым Граалем. Темно. На кухне на фоне окна — силуэт. Подхожу, она прямо затряслась…
— Даша?
— Ну. Я спрашиваю: «Что-то случилось?» Молчит. Я продолжаю: могу ли чем-нибудь помочь, мол… Она вся дрожит, вдруг молча проскользнула в прихожую и заперлась в своей комнате, замок щелкнул.
— Почему ты меня не разбудил?
— Не придал значения, знаешь, я сам в полусне был. Все как-то зыбко, ирреально… Подумалось: такое потрясение девочка перенесла, ну, не спится ей, вышла свежим воздухом подышать.
— Окно на кухне было открыто?
— Фрамуга. Она ж большая в пол-окна.
— Она что, у себя в комнате не могла «подышать»? Идиот ты несчастный!
— Ну зачем преувеличивать…
— Да ведь она исчезла!
— Добровольно, ручаюсь. Никакого шума-гама, ты же знаешь мой чуткий сон.
— О Господи! Она же замолчала, до тебя не дошло? Опять утратила дар слова.
— Да просто не захотела со мной…
— Нет, нет! Она увидела кого-то во дворе, услышала тот голос. — У нее ж невроз на этой почве, она его боится! — Выходит, на этот раз узнала… а может, и раньше знала.
— Кого?
— Вероятно, своего жениха. Будем надеяться, Боря одержал победу над маньяком и теперь скрывается. К нему она могла уйти добровольно.
— Ну и славненько, пусть скрываются… Чего молчишь? Не будешь же ты на ребят в органы доносить. Или тебе этого жуткого Марка жаль?
Валентин, не отвечая, прошел на кухню к окну, закурил. Под дворовым фонарем — «волга» Пчелкиных, множество следов на снегу вокруг… Или он стоял там, за створкой ворот, где прятался Серж, сказавший: «Я плачу»… Нет, под фонарем, она же его увидела. Или у них было условлено…
Сашкин голос словно издалека, из другого, реального мира ворвался в хаотический поток сознания:
— Валь, виноват. По легкомыслию (или недомыслию) я не принял во внимание твои устремления.
— Какие устремления?
— Как бы потуманнее выразиться: матримониальные.
— Да иди ты!
— Невооруженным глазом видно, как ты страдаешь по этой девчонке. Ладно, мы их разыщем. Говори, что делать.
— Я обзвоню свидетелей, а ты начинай обыск.
— Что искать?
— Нечто мелкое и ценное.
— Жемчужину?
— Ну, что-то в этом роде.
Обыск окончился ничем, а звонки… костюмер и секретарша согласились на встречу, Бориной бабушки не оказалось дома, а Серж выдал любопытную весть: компаньон его сегодня отбыл в Ригу по «кофейным» делам.
— Как он посмел сбежать в самый разгар следствия?
— Митя не считает, что имеет отношение к вашему следствию.
— Да ну? Дайте-ка мне его рижские координаты.
— Непременно сообщу, как только он со мною свяжется.
«Побег» купца укрепил предчувствие, захватившее его после исчезновения Даши: драматическое действие целеустремленно движется к развязке, сами персонажи, вольно или невольно, ускоряют ее… Определить бы мотив: что важнее для безумца-«дракончика» — истребить эту семью или найти неведомое сокровище; если последнее — у Даши есть шанс. («Господи, о чем я! Конечно, она жива!») Ведь она вышла к нему добровольно — в этом вызывающем, волнующем обстоятельстве, возможно, и кроется главная разгадка ряда преступлений. Казалось, разгадка эта кружит, кружит в сереньком, пасмурном поднебесье, как птица на кладбище, дразня и зазывая, а он боится ее разгадать.
Валентин засмотрелся на ворону, галдящую в путанице ветвей; он ждал музейную даму на Суворовском бульваре, почти на том же месте, где неделю назад впервые увидел Манон Леско. «Мне дело — измена, мне имя — Марина, я — бренная пена морская».
«Вы меня преследуете?»
Вопрос прозвучал не тревожно, а скорее кокетливо. Но взгляд — тяжелый, упорный, устремленный в одну точку (не на меня). Кабы я оглянулся, то наверняка увидел бы… возможно, вон там, за скамейкой, в густых ветвях убийцу. И она его не выдала! Вот что поразительно, недаром в тот же вечер я почувствовал: у сестер есть тайна.
Подошла милая дама, залепетала, извиняясь за опоздание… Валентин выпалил:
— Даша исчезла!
— Боже мой!
— Я предполагаю, что у любовника Марины есть тайное убежище. Официально он жил в «Национале».
— Вы установили его личность?
— Марк Казанский. Бизнесмен.
— Замечательно! Так они встречались в отеле?
— Марина сказала сестре: у зеленого камня. Вам это ни о чем не говорит?
— К сожалению, ни о чем.
— Вы были близкие подруги?
— Не сказала бы. Просто в хороших отношениях.
— И все-таки она обратилась к вам с такой неординарной просьбой.
— Поверьте, я была поражена. Стою, курю в коридоре, подходит Марина Павловна и говорит: «У меня к тебе необычная просьба, не знаю, как начать… (Конечно, я выразила готовность.) Я ухожу сегодня после обеда. Ты не можешь сказать, если муж позвонит, что у нас музейный вечер». Слегка придя в себя, я уточнила: «А если он будет настаивать позвать тебя к телефону?» — «Тогда скажи: выездной вечер. (Помню, она задумалась на секунду.) В Абрамцево». Однако Алеша не позвонил. Где-то через неделю просьба повторилась: «У меня завтра отгул. (Мы частенько дежурим по выходным.) Если позвонит муж…» и т. д. Он действительно позвонил, и мне пришлось участвовать в этом жестоком обмане.