Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 65 из 82

— Он с поминок уехал со всеми?

— Да, нас осталось четверо: я с Борей, Марина и Серж. Потом мужчины ушли. Я никак не могла заснуть, пошла на кухню помыть посуду. И услышала ее бред: «Алеша, прости!..» И вот эти цифры.

— Курс доллара, — пояснил Валентин. — Три тыщи девяносто пять рублей — на пятое декабря.

— Да не было у нас никаких долларов!

— Значит, появились в день похорон… Или… Смотри! Марина на кладбище что-то поняла про Дмитрия Петровича и шантажировала его на поминках…

— Замолчите! Это не ее роль.

— О, девочка! Деньги, большие деньги корежили и ломали людей будто бы поистине стойких. А сестра твоя была прелестна и корыстна, Серж подтвердил. И Боря.

— Про что это Боря…

— Она ведь была против вашей женитьбы со студентом.

— Какая там женитьба… Вообще не об этом речь!

— Хорошо. Марина говорила тебе про «страшную тайну», которая вас всех спасет.

— Ну не деньги же!

— Кто знает. Давай про больницу.

— Шестого декабря ее туда утром отвез Серж, а я приехала после лекций, просидела с час. А в вестибюле, уже на выходе, вроде бы промелькнул Дмитрий Петрович.

— Вроде бы?

— Там народу много толклось, я не обратила внимания, но что-то меня зацепило. А в садике перед входом белый «мерседес» стоял… Я его где-то видела.

— Ну, мало ли теперь по Москве белых «мерседесов»…

— Нет, я… — Даша потерла лоб. — Я его видела у нас во дворе — точно! У него одно крыло слегка покорежено.

— Когда видела?

— Не помню. Может, в день похорон Алеши. В общем, видела. И вчера возле «Страстоцвета».

— Это очень ценные сведения, Даша. Дмитрий Петрович настаивает, что твою сестру едва знал.

— Он и есть «дракончик», которого боялся Алеша?

— Возможно. Он весьма не прост. Хищник, который жаждет оправдаться.

— В чем?

— В богатстве. Трудно, конечно, представить, как купец тут плетет удавку или ждет свидания возле кладбищенского камня. Однако извращенец может быть и умным, и обаятельным в обычных обстоятельствах.

— Что за камень?

— «Запомни зеленый камень».

— Вы полагаете… мамин памятник?

— Он из гранита?

— Не знаю. Папа знал. Неужели…

— Фантастика, конечно… но что-то там нечисто. То есть тревожит меня это место, не дает покоя. Или я становлюсь дик и суеверен? Или Жанна наворожила.

— Как она жутко появилась! — воскликнула Даша. — Что за идиотская демонстрация!

— По-моему, это своего рода покаяние. В убийственных помыслах… или действиях.

— Вы подозреваете в убийствах эту ненормальную тетку?

— Я всех подозреваю. Вокруг вас тут такой мрак клубился… и продолжается.

Валентин не стал углубляться в мрачные пределы, она молчала, глядя на рождественские огоньки. Безупречный тонкий овал лица — лица, все более напоминающего ему о прелестном образе умершей Манон Леско. Эта мысль — смутное ощущение — волновала, заставляла торопиться к ускользающей разгадке. Посмертная тайна и тайна вот этой живой женщины… девочки. Нет, она уже не ребенок.

— Неужели она правду сказала? — вдруг спросила Даша.

— Кто?

— Бабушка. Что Борю убили.

— Он тебе не говорил, что за ним следят?

— Нет. Вам говорил?

— Якобы Сержу.

— Якобы?

— Все вокруг врут, все без исключения! У твоего жениха… ведь жениха, так?

— Пусть так. Мне все равно.

— После Алеши все равно?

— Не лезьте-ка в мою душу.

— Я раскрою это дело и без твоих откровений.

— Вам-то что за дело? — уточнила она равнодушно и тут же жестоко рассмеялась. — Меня, что ль, добиваетесь?





— Может быть.

— Нет проблем. Валентин Николаевич, вы очень даже ничего, в институте девицы с ума сходили. Настоящий мужчина, убойный.

— Ну, мелочовка мне не нужна, — отозвался он в том же нагловатом стиле.

— Ладно, пустяки. Что там у моего жениха?

Валентин ответил не сразу, пересиливая гнев:

— У Бори есть алиби на двадцать восьмое ноября, но подтвердить его смогут на том конце света.

— Так позвоните на тот конец света.

— Я так и собираюсь сделать.

— И кому вы собираетесь звонить?

— Марку Казанскому. Знаешь такого?

— Жуткий тип. О нем всегда говорят намеками.

— Уголовник?

— Как будто господин респектабельный, но как-то связан и с верхами и с низами. Алеша говорил: он помог сколотить состояние и Дмитрию Петровичу, и Сержу.

Валентин сказал задумчиво:

— Помимо «бремени страстей», от этой истории несет и крепким криминальным душком, специфическим, понимаешь?

— Алеша правда не имел никакого отношения…

— Да верю, верю. Но разве я похож на киллера?

Даша опять рассмеялась нервно, совсем как сестра ее там на закате, среди обугленных деревьев.

— Похожи. Как вы сегодня пошли по лестнице под дулом пистолета… Вы любите рисковать, ходить по краю, правда?

— Пожалуй.

— А кто вас киллером обозвал?

— Дмитрий Петрович. Они все принимают меня, я давно заметил, за выходца из подпольных сфер. Потому так почтительны и враждебны. Вот тебе эпизодик. Мой пистолет лежал у меня в куртке — на вешалке. Сверху — пальто Сержа. Он явно засек оружие, не разобравшись впопыхах, что это искусная имитация, когда побежал было за Борей — тот в больницу к тебе рванул. Потом в прихожей «первый любовник» глаз с кармана куртки не сводил: наемный убийца-историк ведет «садистское следствие». Вот в чем смысл сегодняшнего эпизода с Семой. Знать бы, с чьей подачи укрепилась эта моя репутация… И еще — что выгоднее: рассеять их иллюзии или, напротив, пока подкрепить.

— Да как вы сумеете рассеять? Документы покажете?

— Сумею, когда разоблачу одного из них.

— Кого?

— Убийцу. Серж сегодня бросил загадочную фразу, проговорился сгоряча: «Разыгрывайте свои комедии перед мальчишкой в аэропорту».

— Так Боря куда-то улетел?

— Понятия не имею. Серж высадил его из машины у Ярославского вокзала.

— У Ленинградского?

— Ну, они рядом. При чем тут аэропорт?

Она взглянула как-то странно.

— Вы не провожали Марка Казанского в Америку?

— Даша, ты единственная из этой гоп-компании, кто меня знает.

— Не очень-то. Сейчас все так быстро меняются.

— Послушай, девочка, — продолжал он в невольном порыве, — ведь не ты пытаешься запугать меня удавкой?

— Вот еще!

— Нет, скажи!

— Делать мне больше нечего. Я и так… да, я боюсь. Дико, жутко.

— Дашенька, милая…

— Даже не знаю… кого или чего. — Она резко встала. — Ваши роскошные розы — они ведь очень дорогие, правда? Вы богатый человек, Валентин Николаевич?

— Нищий я.

— Да кто ж вам поверит?

— Надеюсь, что ты.

Дядя из Америки

Утром он на диво быстро уладил институтские проблемы, переговорив с Дашиным деканом (у которого когда-то учился и сам Валентин), — уцелевшим обломком разогнанной «старой гвардии». Профессор не привык и не собирался привыкать к ежедневным «кровавым разборкам», как именуются нынче преступления (смертоубийства) на журналистском жаргоне. Старик был потрясен и тотчас распорядился отсрочить экзамены для несчастной студентки Пчелкиной. А Валентину удалось одолеть Дашино упрямство и отвезти ее на Тверскую к Сашке.

Быстрый, вполголоса обмен репликами на кухне. «Вот эта юная богиня дерет с тебя двести долларов?» — «У нее погибли все близкие, и самой угрожает опасность. Когда поедешь на работу…» — «Могу и остаться, раз такое дело. В начале года нечего делать, и все равно зарплату второй месяц не дают». — «Спасибо, Саш, я на тебя надеюсь. Буду, наверное, ближе к вечеру. Дашу из квартиры не выпускай ни под каким видом, даже если она умолять будет». — «Ну и ну. Крепко ты влип. Валька!» — «Крепче быть не может, то есть со мной не было».

Итак, руки развязаны, помыслы свободны (сейчас он оценил груз страха, который истощал его силы в эти дни с Рождества, — страха за нее). И фирмачи свободны: ни того ни другого застать на месте по телефону Валентин не смог. И Боря пребывает Бог весть на каком свете — нет известий, с суровой скорбью сообщила бабушка.