Страница 66 из 82
Он сидел в машине, невидяще уставясь на черные деревья за черной решеткой Страстного бульвара, буднично-озабоченного, над которым вдруг взметнулись птицы. И по странной ассоциации (предчувствую) потянуло его к зеленому камню в селенье мертвых, где покой… не покой, нет — тайна, прозрачные тени канувших в вечность душ.
Пустынный и пасмурный полдень четверга, 12-е. Завтра ночью наступит старый Новый год. Всего неделю прожил он у Никитских ворот на Смоляной… зато какую неделю! «Будет что вспомнить, если выживу».
Все занесено вчерашней метелью, лилии и розы в морозном дыханьи под легчайшим покровом кажутся стеклянными, и белая шапочка покрыла сверху камень. Вспомнилось: «А на кладбище холод какой-то другой, нечеловеческий, замечали?»
Манон Леско боялась сюда приходить. В тишине и безлюдье вдруг уловился неуместный, едва слышный металлический звук, стук; почудилось: из-под земли. Сейчас раздастся искаженный садистский возглас: «Дракончик!»
Валентин вздрогнул и огляделся — нервишки шалят — невдалеке под скрытым сквознячком ударяется о железный крест повешенный на него железный венок. Под ним — полузанесенные снежным прахом цветы… Может быть, здесь в день погребения Алеши шли параллельные похороны под Альбинони и принесены цветы на сороковины? Если убийца смешался с чужой толпой… да зачем, Господи? Полюбоваться, как закапывают в землю бедного Алешу? Только ненормальный способен… а назвать Дашу «дракончиком» может нормальный? а удавку тебе плетет нормальный? Он озверел и сошел с ума; самый разумный выход: не мотаться по Москве, не бегать за подозреваемыми, а засесть в квартире на Смоляной улице и ждать.
«Так я и сделаю!» — твердил Валентин, но все стоял и стоял внутри тесной оградки.
Она боялась сюда приходить и на сороковины, возвращаясь по бульвару из музея, попросила меня о помощи. «Он меня зовет». Он ее позвал, они лежат в одной кромешной яме, и возвышается над ними зеленый камень с белоснежной шапочкой. Валентин смахнул снег. «Мы там два раза встречались». Здесь? Да ну! После исполнившегося пророчества («скоро меня поминать будете») я заворожен этой «декадентской» глыбой, а между тем разгадка наверняка проста… как в пресловутом сочетании четырех цифр — курс доллара в день похорон Алеши. Два раза Марина попросила свою подружку соврать по телефону мужу: два выездных музейных вечера… надо бы уточнить, про какой именно музей она сочинила… Валентин внезапно и несомненно почувствовал чей-то взгляд и секунды три не мог заставить себя оглянуться — зачарованная атмосфера мертвых давила. Наконец повернул голову: на аллее за оградкой стоит, наклонив набок голову, женщина, как черная кладбищенская птица.
Валентин заговорил пересохшим голосом:
— Жанна Леонидовна, у меня при виде вас прямо кровь в жилах стынет.
Жанна покивала траурной своей шляпой и промолвила:
— Так и должно было быть.
— А что, если нам быть попроще, а? Тут за воротами есть некое заведение «У дяди Адама». Давайте посидим, примем с морозца — и вы поведаете мне о своем горе.
— Не выношу пошлости, — процедила она сквозь зубы.
— Согласен. Мой неуместный тон — на нервной почве. Так что вы предлагаете? Вам же хочется поговорить. Как и мне.
Жанна стояла в раздумье. Потом подошла ближе, оперлась руками об ограду.
— Голова кружится. Ладно, спрашивайте.
— Вот вам маленький набросок. Вы увлекались эзотерическими учениями, ненавидели Марину и жаждете покаяния.
Она опять многозначительно покивала, скрывая мрачные глаза под низкими полями шляпы.
— Я, конечно, не претендую на роль духовника, но в меру моих сил облегчить вашу совесть смогу.
— Как?
— Переведя происшедшее из мистического, так сказать, плана в реальный.
— Напрасно вы столь легкомысленно относитесь к мистике. Я их всех погубила.
— Да не вы, не воображайте себя всемогущей — это гордыня.
— Вы так думаете?.. — спросила Жанна с надеждой; он кивнул. — На презентации я поняла, что он бросит меня. А ей нужны были деньги, эти проклятые деньги! Самая притягательная сила на земле.
— Для вас.
— Для всех! Все притворяются (из приличия — остатки христианской этики), а втайне считают, подсчитывают… кто копейки, а кто миллиарды.
— Слишком примитивное обобщение. Но продолжим. Как вы поняли, что Марина с Сержем готовы соединиться?
— Мое чутье обострилось за долгие годы. Это должно было случиться после смерти папы Пчелкина, но тогда Серж не был миллионщиком. Конечно, обеспечен пристойно, но в Америку ее бы не увез.
— Постойте, у меня голова кругом идет. При чем тут смерть Пчелкина?
— Серж тогда прямо-таки обезумел… открылись перспективы, понимаете? Старик разврата не потерпел бы.
— Давно ли ваш муж имеет обыкновение совершать воскресные прогулки по Бульварному кольцу?
— С тех самых пор, как познакомился с этой авантюристкой.
— Чем он мог потрясти адвоката на уличном уголке с кружкой пива?
Ее лицо скрылось за полями шляпы.
— Жанна, за сплетни, даже зловредные, не сажают.
— А за убийство?
— Вы обвиняете своего мужа?..
— Да ну! Неужели я была бы с вами откровенна, если б хоть на минутку допускала… Куда ему. Но я зла и зла на него, я душу свою погубила… — Она помолчала. — Просто спрашиваю себя, не слишком ли я опрометчива с чужим человеком.
— Вы только подтвердили мои догадки, честное слово. Хотите, я продолжу?.. «Капать» на Марину мужу было невыгодно… думаю, под помои попал его покойный друг. Серж проболтался: «Между ними стоял Алеша». Зять соблазнил младшую сестру?
— Надеюсь, не так непристойно… но в целом ход ваших мыслей верен.
— А что значит: он бы тогда не увез ее в Америку?
— Кто кого?
— Серж Марину.
— В Америку? Я так сказала? — удивилась Жанна. — Да так, ляпнула, сейчас для всех предел мечтаний…
— Не для всех, не обобщайте. Как вам стало известно о событиях почти трехлетней давности?
— Интуитивно.
— Я заметил, извините, что в вашем доме двери имеют уши.
Она уже замкнулась, явно сожалея о своей откровенности.
— Ну что ж… А третьего ноября на презентации вы вновь, по женской своей интуиции, догадались об их сближении?
— Я ошиблась.
— Тем не менее Марина действительно обманывала мужа, с кем-то встречаясь у зеленого камня. — Валентин невольно оглянулся.
Жанна прошипела злобно:
— У этого надгробья? Вы смеетесь надо мной!
— Здесь? Возле могилы? Какой смех, помилуйте! Прелестная Манон Леско — Марочка, звали ее близкие — так страшно заплатила за свой обман. В прессе то и дело мелькают леденящие душу объявления: «Наведу порчу»…
— «Сниму»! — От ее рыдающего вопля с деревьев сорвалась черная стая. — «Сниму порчу»! То есть уничтожу беса, снующего между мужем и женой, омрачающего жизнь!
— И ваша жизнь просветлела? — Жанна промолчала подавленно. — Не наоборот ли, не сгустился ли мрак?.. Ладно, вы обратились к профессионалу?
— В Академию герметических наук. Объединение «Лолита».
— В Академию? «Лолита»? О Господи! Ну и как, порчу с Сержа сняли?
— Слишком дорогой ценой, — проговорила Жанна низким вздрагивающим голосом. И повторила: — Я ошиблась.
— Иначе говоря: не с вашим мужем закрутила Марина на презентации. В кого же вошел бес? Кто, образно выражаясь, святой Грааль?
— Замолчите! Мне… плохо.
Она рывком оторвалась от оградки и пошла по аллее неровным шагом, увязая в снегу; птицы кружатся, галдя раздраженно, злобно. Валентин догнал, поддержал под руку, попросил прощения:
— Виноват, увлекся. А хотел успокоить вас, оправдать: не женская интуиция, а чья-то жестокая безумная воля действует и пока побеждает. Но и вы, простите, внесли свой вклад в происходящее — мистически-истерическую ноту…
Валентин не договорил: за изгибом боковой аллейки что-то мелькнуло… Он выхватил пистолет из кармана куртки и побежал. Какой-то человек метался меж оградками, свернул, помчался, упал в глубокий снег… Тут и сыщик подоспел: перед ним лежал Леня.