Справедливость

— Почему?

— Пусть эта история будет обычной, — Ян устроился на детских качелях. Он стал раскачиваться с силой и каждый раз, когда зависал в воздухе, Свят представлял за его спиной кожистые крылья.

— Давным-давно, — начал Ян, — народ фейри был наглым и своевольным. Люди тогда прятались в своих крохотных деревнях и боялись совать нос в наши владения. Один особенно наглый лепрекон решил, что может вытворять все, что захочет, и побежал в деревню, чтобы украсть сокровища. У народа фейри уже тогда был договор с людьми, и договор этого запрещал лепрекону брать чужое. Он мог забрать лишь то, что человек сам готов был пожертвовать. Но этот лепрекон не хотел ждать. Он схватил то, что лежало на самом видном месте — жертвенную чашу из чистого серебра. Она блестела на солнце так ярко, что лепрекон принял ее за прирученное пламя. Схватив чашу, он побежал прочь, а люди из деревни погнались за ним. Лепрекон убегал, он был ловким и быстрым, но ему нужно было пересечь мост через быструю реку, а под этим мостом жил тролль. То был совсем юный тролль, и лепрекон знал это, поэтому ничего не боялся. Тролль остановил лепрекона и потребовал плату. «Чего же ты хочешь, малыш?» — спросил лепрекон. Тролль еще не мог говорить и только показывал пальцем на прекрасную чашу, которую лепрекон украл из деревни. «Ее?» — лепрекон расхохотался. Но тролль схватил лепрекона, пока тот смеялся, и они услышали, как по мосту бегут жители деревни. Лепрекон понял, что попал в переплет, и если откажет троллю — тот выдаст его людям. Тогда лепрекон решил обмануть тролля — нарушить еще один закон, издревле чтимый фейри. Никто, даже прекраснейшая из фей, не смеет обманывать бедного тролля, удел которого — защита границы. Лепрекон знал это, но отдавать чашу ему не хотелось. Тогда он отвлек тролля фальшивым золотом, и пока маленький защитник перебирал монеты из волшебства, разделил чашу надвое. Он подумал, что это справедливая цена, и отдал половину чаши троллю. Счастливый, тролль отпустил лепрекона. Но спустя несколько лет, когда он стал взрослым, его коснулось древнее проклятье. Человеческий бог, справедливый к детям, но жестокий по отношению к тем, кто пытался посягнуть на его вотчину, лишил тролля того, что тот ценил больше всего на свете — тепла. Сколько ни пытался тролль, ни луч солнца, ни случайные искры от молний — ничего не касалось крошечного мира под мостом. Когда же троллю удалось, вопреки долгу, добраться до солнечной поляны, вся его кожа покрылась ужасными трещинами. И тролль понял, что теперь он и весь его род прокляты. Не понял лишь, почему.

Святослав следил за парящей в воздухе фигуркой Яна. История казалась сказочной. Серебро жертвенной чаши, хитрый лепрекон, совсем молодой тролль. Бредни и небылицы. Но Святослав поверил в них, как будто эти небылицы для него были единственно возможной реальностью.

— У проклятья была вторая сторона, — качели замерли. — Вторая половина чаши осталась у лепрекона. Все знают, что лепреконы стареют не скоро, поэтому проклятье долго спало. Оно проснулось спустя сотню лет, когда, однажды проснувшись, лепрекон понял, что потерял удачу. Он искал под кроватью, искал в конюшне, он даже пришел к Королеве и спросил, не видела ли она его сокровище. Но удачи нигде не было, и тогда лепрекон вспомнил о преступлении, которое совершил много лет назад. Он стал искать тролля, а когда отыскал, услышал громкий хохот: «Ты вернулся, маленький обманщик? Твой подарок получил смертный. Торопись, похоже, удача оставила и его». Лепрекон стал искать человека, который получил серебро. Он искал так долго, что человек уже умер. Удача вернулась к лепрекону. Как же так, думал он. Почему проклятье растворилось? Тогда он узнал, что у человека остался ребенок — младенец. Проклятье тролля теперь коснулось и его. С тех пор мы следим за вашей короткой жизнью. Пока живет на свете крошка Хансен, проклятье спит. Оно просыпается лишь когда последний из рода становится взрослым. Вот почему тебе нужно как можно скорее…

— Козел! — вырвалось у Свята.

— Прошу прощения? — Ян нахмурился.

— Да не ты, — отмахнулся Свят, — папаша мой козел. То-то он напивался — немудрено. И мать не зря тебя проклинала. Если б не ты, я бы…

— Честно говоря, Свят, если бы не я, ты бы не родился, — сказал Ян. Его светлые глаза сверкнули голубым — это выглядело жутко. Свят тут же вспомнил крылья и рога. Кто знает, вдруг религии — просто попытка людей понять мир фейри, или как их там.

— И что, неужели все, что остается — ребенок?

— Чем тебя не устраивает этот вариант? — удивился Ян.

— Я даже не знаю, с чего начать, рыжий, — огрызнулся Свят.

— Начни с чего угодно.

— Ты действительно не понимаешь?

— Действительно.

— Ладно, слушай. Во-первых, хренов сид, я не собираюсь обрекать своего отпрыска на подобные приключения. Во-вторых, мне восемнадцать, а не тридцать, и дети — совсем не то, чем я хотел бы заниматься прямо сейчас. И, самое главное, вишенка на торте, я — гей. Так что эти твои бары и танцы — сразу мимо. Доходчиво объяснил?

Ян застыл с раскрытым ртом. Видно, у него были припасены аргументы, но произносить их вслух уже не имело смысла.

— Так что ищи другие варианты, — вздохнул Свят, — чтоб без детей и женщин. Проклятье на мне? На мне. Так с какой стати я буду перекладывать стрелки?

— Да хотя бы с той, что иначе ты умрешь, — неуверенно ответил Ян. Он внимательно следил за Святом, будто ожидал, что тот здесь же на месте наложит на себя руки.

— Ну раз судьба моя такая, что ж теперь. Помру, и не будет проклятья.

— Будет! — закричал Ян. — Будет проклятье!

— Но я же умру.

— Сейчас проклятье разделено на две половины, дурья ты башка, а когда ты помрешь, оно со всей дури накинется на меня. Понимаешь?

— Не совсем. Ты же рядом со мной, так? И мы до сих пор живы.

— Все правильно. У нас две половинки чаши. Они перекованы до неузнаваемости, но серебро то же. Волшебство считает, что мы собираемся завершить ритуал, — сказал Ян и тут же зажал рот ладошкой.

— Так-так-так, — обрадовался Свят, — ну-ка выкладывай, что за ритуал?

— Это древний артефакт, — Ян вытащил свою половинку и повертел на ладони, — с его помощью люди благодарили своего бога за защиту. Они разжигали внутри небольшое пламя и бросали самое ценное: волосы младенцев, красивые ракушки, камни. Отдавали это богу.

— Все еще не представляю, куда ты клонишь.

— Да что тут неясного? Отдай богу самое дорогое, только и всего.

— Только и всего? Мне туда что, выписку с банковского счета сунуть?

— Тебе он так дорог? — удивился Ян.

— Конечно! — Свят сначала ляпнул, а потом задумался. — Наверное. Не знаю.

Он приуныл. Выходило, что решить проблему проклятья не так уж просто. Отдать самое дорогое — это его еще найти надо, а потом подобрать такой способ, чтобы самое дорогое можно было сжечь. Хорошо жили эти ребята в древности: волосы младенцев, камушки, ракушки. Думать не надо, кидай, и все.

— Ну а ты? — спросил Свят, покосившись на Яна.

— А что я? — удивился Ян.

— Сам-то ты знаешь, что сжигать будешь?

Ян как будто уменьшился — то ли голову в плечи втянул, то ли ссутулился. Вид у него стал совсем грустным.

— Знаю.

— Что?

Лепрекон достал из кармана необъятных шаровар тусклую монетку. Покрутил между пальцев, а потом на ладошке показал Святу.

— Что это?

— Первая монета, — тихо ответил лепрекон. Было видно, что в слова он вложил много смысла, но Свят их не понял и поэтому смотрел вопросительно, ожидая продолжения. — Мы, сиды, не появляемся просто так. Вы нас создаете. Построите мост — придет тролль. Посадите лес — у корней первого дуба проснется дриада. В домах заводятся духи-защитники, в озерах плачут несчастные девы. А мой народ — вот, — монетка перекатилась на ладонь Свята.

— Деньги? — удивился он.

— Удача, — ответил Ян. — Отчаянная удача. Последняя монета для одного — первая для другого.

— Кто-то подарил тебе свою последнюю монету? — догадался Свят.