Голые не лгут

– Только не говорите ничего пошлого, Аркадий Дмитриевич! Твой однобокий юмор начинает раздражать.

– Само собой, ничего пошлого. После того, когда она, значит, мне проигрывала этого самого… товарища Вивальди, то…

– То вы с ней погрузились в мыслях в мир прекрасного!

– Раза четыре-пять в день, и столько же раз я с ней по вечерам… погружался…

– Как понять «раза четыре или пять»?

– Чего тут не ясного? Я её Розу Васильевну… воспринимал и встречал телесно… прямо на рояле. Как это прекрасно! Этот Вивальди мне до сих пор помнится. Ну, правда, были и Моцарт, и Шопен. Но уже с… другими дамами. Я очень музыкальный… гражданин.

– Ты не исправим, Аркадий!

– Ну, тебе не угодишь… Не хочешь о музыке, то давай, я расскажу, что-нибудь, допустим, о бухгалтерском учёте или разведении карпов в заброшенных карьерах… ещё со времён Совдепии.

– Ладно, не обижайся, господин отставной майор Палахов! Чёрт с тобой! Расскажи ещё что-нибудь доброе и нежное о сексе. А то ведь я ни черта не знаю. Только что с дерева слезла – и в жизнь!

– Только не надо недооценивать свои возможностей и скромничать, Ирочка! – Он почесал практически лысый затылок своей бедовой головы. – Ты почти многое… в сексе умеешь. У тебя не такая уж и плохая школа. Стоит, конечно, ещё работать, работать и работать. Но кое в чём даже я… тебе уступаю и даже взял бы тебя и в учителя.

Палахов торжественно и даже гордо посмотрел на Ирину. А как же? Ведь он высказался открыто и прямо. Самому стало приятно, что он такой мудрый и наблюдательный. Аркадий Дмитриевич сел на любимого конька и стал рассказывать о своей теории полового совокупления. У него имелись кое-какие соображения на этот счёт.

А проводники Маша и Гриша всё ещё находились на нижней полке служебного купе. Они относительно активно занимались сексом. Правда, он уже помаленьку начинал выдыхаться. Изрядно вспотевший, но счастливый, Гриша стоял на коленях и держал её ноги в своих руках. Производил резкие, но уже редкие телодвижения.

Маша глядела на него с надёждой и говорила, почти с мольбой:

– Только не останавливайся, Гриша! Это будет не… совсем хорошо с твоей стороны. Даже подло… А я верю… в тебя.

– Всё нормально, Маша… Буду… почти без… остановок. Как наш… курьерский и пассажирский поезд. Я такой…

Самой собой, Григорий собрал бы все силы в кулак (и не только в кулак) и достойно завершил начатое дело, но… Но в дверь их служебного купе раздался настойчивый и нетерпеливый стук. К сожалению, она была и не заперта. Разве в такой сексуальной суматохе всё упомнишь? Поэтому к ним не вошёл, не ввалился, а даже ворвался двадцатидвухлетний, черноволосый пассажир. Он был инструктором по пешему туризму. И пусть даже пассажирский поезд не так далеко отъехал от Москвы, но всё уже знали о специальности молодого человека.

– Господа, проводники! – Принципиально и неукротимо заявил он.– Поезд вот уже более четырёх часов тому назад отбыл от… столицы нашей родины, а мне в купе до сих пор… Одним словом. Можно мне чаю?

– Мы тебе, наглый странник, не врачи,– ответил Гриша.– Мы не знаем, можно ли тебе чаю или нет.

– Но ведь вы – проводники, – не унимался инструктор по пешему туризму. – А горячий чай очень полезен для здоровья, если, конечно, он имеется в наличии.

– Закройте дверь с той стороны! – Очень томно, но настойчиво ответила Маша.– Какой вы не любознательный и назойливый! Вы что не видите, что у нас… тут организовалось… стихийное лежбище морских котиков?

Инструктор, наконец-то, обратил внимание на происходящее. И его весьма это… вдохновило, появился и даже взыгрался определённого рода… аппетит. Маша и Гриша несколько стыдливо, но продолжали заниматься начатым делом. Останавливаться нельзя.

Ведущие медицинские академики уверенно утверждают, что такие внезапные обрывы интимной связи вредны для здоровья… обоих партнёров.

Но неугомонный инструктор осмелился подойти поближе к двум железнодорожникам, ставших на определённое время единым целым, как два сцепившихся пассажирских вагона… Сравнение с товарными тоже подходит.

– Разрешите… познакомиться! – Он протянул руку Григорию, как бы, невзначай зацепив указательным пальцем сосок правой груди Машеньки. – Я Пётр Матвеев, инструктор по пешему туризму… Но и не только по туризму и по… сексу тоже в природных условиях. Люди говорят…

Григорий не имел намерения останавливаться. Человек ответственный, пусть за сиюминутное, но нежное и отзывчивое счастье своей напарницы и сменщицы. Да и не имел возможности, потому что та крепко держала его за мошонку.

Но даже в такой экстремальной ситуации проводник оставался человеком находчивым и серьёзным. Поэтому ответил незваному гостю или, точнее, пассажиру, умирающего без своевременного употребления определённой дозы чая:

– Пошёл вон отсюда, инструктор! Я, в недавнем прошлом, чемпион Московской области по боксу! И могу тебе нанести не только моральный ущерб… в области твоей лошадиной челюсти.

Но пассажир Матвеев, хоть и робко переминался с ноги на ногу, пока ещё не

собирался покидать территории служебного помещения.

– Ты ещё здесь, ходячий… инструктор? – Очень томно и несколько визгливо поинтересовалась Маша. – А-ах! Ты… здесь?

После прозвучавшего вопроса проводницы в адрес очень реального лица, Гриша и Маша приняли сидячее положение. Усталые, но счастливые. Она выглядела пободрее.

– Я ещё здесь, – ответил инструктор. – Куда же мне деваться?

– И чего же ты хочешь от нас? – Уже гораздо миролюбивей поинтересовался у инструктора Григорий.– Чаю?

Матвеев ответил, но дрожащим, даже, каким-то, дребезжащим голосом:

– И чаю тоже хочу.

Маша взяла со стола зеркальце, посмотрелась в него. Поправила пальцами причёску и просто сказала:

– Сейчас, инструктор, приведу себя в порядок и принесу тебе чаю… Не стакан, а целых полведра. Задарма! Будешь пить и вспоминать нашу доброту.

Пешеходный инструктор настойчиво стоял перед ними. Можно было, вполне принять его за статую, если бы он ни переминался с ноги на ногу.

– Я вот посмотрел, как вы это, – нагло, но всё ещё застенчиво пробормотал он, – здесь… тут занимаетесь.

– Ну, и что? – Пожал обнажёнными плечами Григорий.– У кузнечиков и у разных козявок примерно так же… происходит. Ведь ты же, Петя, видел кузнечиков?

– Кузнечиков… видел, и не только в кино. – Подтвердил предположения проводника Матвеев.– Но ведь вы-то люди. Это звучит гордо! Кажется, об этом Борис Акунин сказал. Впрочем, ошибаюсь. Акунин «поёт» совсем другое. У вас должно быть всё на высоком уровне.

– А что у нас не так, инструктор? – Гриша был настроен почти дружелюбно.

– Меня звать Петя,– ещё раз наполнил пришедший за чашкой чая в служебное купе проводников. – И мне обидно… Вы не запомнили моего имени.

– Хорошо, пусть ты называешься… Петя, – подала голос Маша.– Но что тебя лично не устраивает, Петя?

– Буквально всё! – Инструктор не мог держать в себе полезную информацию.– Вы во время телесного сближения… в таком положении должно расставлять ноги шире… Вы ведь красивая женщина! Не спорьте! По технологии так и положено. А вот ваш… партнёр, если держит ваши ноги в своих… руках, то ведь… их надо поднимать выше…

Маша почесала мизинцем правой руки сосок левой груди. С нескрываемым интересом она оглядела инструктора. Он начал для неё представлять определённый интерес. Но пока ещё в качестве трахальщика-теоретика. Ведь и это не так уж и мало.

Правда, утверждение не бесспорно и не безупречно. В противовес ему не в своё давнее время сказал поэт: «Мертва теория, мой друг, а древо жизни зеленеет». Не мы, получается, а именно классик немецкой литературы Гёте пусть иносказательно, примерно так: «Красиво и долго болтать можно о чём угодно, но вот сделать… Тут уж извините! Не каждый может да и желает». Впрочем, возможно, великий Гёте так и не думал. Поэтому имеется смысл оставить его в покое.

– Допускаю, господин Матвеев, что Гриша в процессе нашего совокупления не правильно, не по технологии, держал мои ноги,– сказала Маша. – Так что предлагаешь именно ты, Петя?