Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 48

Разгорался закат. Перекаты, преломляя солнечные лучи, подпрыгивая на камнях, глушили птичий базар. Испуганные лупоглазые стрекозы угорело кружили и вновь приземлялись на влажные камни у кромки воды.

Пережив ещё одно дневное нашествие детского муравейника, отдыхали тихая заводь и лес. После ребячьего гвалта вода на Уголке успокоилась и просветлела. Верба, с которой прыгали воду, устало склонившись ещё не успевшим просохнуть гибким стволом, смотрела в зеленоватое водное зеркальце.

Птицы, днём заглушаемые детскими криками и визгами, разошлись не на шутку.

Искупавшись, обсыхая на берегу, мы бросали камешки в воду. Сломанными веточками отгоняли назойливых комаров. Прислушиваясь к пению кукушки, мешая друг другу, отсчитывали с братаном года.

В один из таких вечеров послышался необычный голос кукушки, какой-то прерывистый.

С трудом пробиваясь сквозь шум листвы и пение птиц, звучал хрипловато, как будто она осипла.

Нам стало смешно. Но кукушка, не обращая внимания, продолжала свою песнь.

Полумрак постепенно поглощал воду, лес и кусты. Весёлый птичий перебор незаметно стихал. Казалось, громче шумит перекат, сильней жалит комар. Темнота повисла над нами. Увидев в лесу прыгающий то вверх, то вниз огонёк шагающей сигареты, застывая от страха, шептали: "Смотри, кто-то идёт? Бандюган какой-то, да высокий какой! Ничего себе, гля, по воде пошёл!".

Подбирались поближе к родителям, и сразу хотелось домой.

Маленький светлячок всегда наводил на нас ужас.

А осипший голос кукушки день ото дня продолжал радовать нас. Каждый вечер с детской нетерпячкой мы ждали свою певунью.

Встав раньше всех, осторожно ступая, дабы не разбудить домочадцев, вышел из дома на невысокое крыльцо. Выкрашенные коричневой половой краской доски приветственно скрипнули под детскими ногами. Нависший над головой фигурно-металлический карниз скрывал большую часть ярко-голубого неба. По разомлевшему ото сна телу пробежался мурашками свежий утренний воздух. Густо разросшийся куст сирени, совместно с деревянным забором, прятал улицу с трудно произносимым для детского языка названием - "Революционная". Неожиданно справа, из приятно пахнущего палисадника с яркими разноцветными розами, хлопая крыльями, белым пятном взлетел на ограду петух. Намертво вцепившись в узкую планку костляво-когтистыми лапами, удерживая равновесие, недолго побалансировал, вытянул шею и, прикрыв глаза, загорлопанил на всю округу. Откричавшись, слегка наклонил голову вперёд и в сторону, замер, изучающе вслушиваясь: отзовется ли на брошенный клич какой-нибудь его друг-соперник и с чьего он будет двора? Нахальное безразличие к присутствию пусть ещё маленького, но человека, меня слегка разозлило. Шугануть бы с забора, да по спиняке эту писклявую жирную "курицу", чтобы не шарилась по цветнику, и заодно показать, кто во дворе хозяин. Однако не желая связываться с драчливой птицей и не возвращаясь за одеждой, я с беcшумной мягкостью спрыгнул со ступенек и, оставляя по правую руку окна с настежь распахнутыми, словно гигантские бабочки, голубыми деревянными ставнями, а слева - невысокий заборчик вокруг цветочной клумбы, побежал в ту часть двора, где уже пригревали яркие солнечные лучики.





Сразу за палисадником, прижавшись спиной к ограде, стояла летняя русская печь. Похожую модель использовал в известной сказке везунчик Емеля. Принюхиваясь к солярному запаху, по-хозяйски обошёл колхозно-отцовский колёсный трактор. Угадывая знакомые буквы, выдавленные на синем железном капоте, прочитал и без того хорошо известное название "Беларусь". Дверь кабины была настежь открыта и намертво прикручена проволокой для беспрепятственного доступа свежего воздуха в жаркий рабочий день.

Вдыхая маслянисто-пыльный запах, вцепившись в прохладный металл и упираясь босыми стопами в ребристые ступени подножки, пыхтя влез в кабину замершей машины.

Усевшись в нагретое солнцем, приятное своей теплотой дерматиновое сиденье, уверенно схватился за большой чёрный руль. С трудом дотянувшись до ключа зажигания как будто бы завёл движок. Щекотно вибрируя языком о верхнее нёбо, зарычал: "Дррры-дррры-дрыыыы...". Одновременно подпрыгивая на скрипучем седле, азартно крутил баранку, то и дело косясь на своё тусклое отражение в боковом стекле, где мелькал идеально кругленький лысый шарик с тёмным чубчиком в виде лопатки. В большое ветровое стекло, вместо врытого в землю подвала и кирпичного сарайчика, из-за которого выступала конусная крыша поросячьего домика, смешно называемого человечьим именем "сашок", детский мечтательный взор видел широкую дорогу, ведущую в захватывающее неизвестное. Безуспешно попытался дотянуться правой ногой до рифлёной педали и, бросив эту затею, со страхом и осторожностью подёргал рычаги гидравлики. Завершая мнимый автопробег, левой рукой надавил торчащую вверх чёрным пупком маленькую кнопку клаксона. Электросигнал, словно сговорившись с петухом, не обращал на меня никакого внимания. Однако я уже и без его помощи звонко кричал: "Пибиииип!". Не утруждая себя осторожным спуском, по-залихватски спрыгнул из кабины во влажную от росы, прохладную траву. Кратковременный полёт и приземление на четыре конечности смягчили открывшееся парашютным куполом цветасто-весёленькие ситцевые трусы. Воробьиная стайка, ошивавшаяся у крольчатника, спасаясь от неведомо откуда свалившейся опасности и возмущёно чирикая, брызнула в разные стороны. Откликаясь на подозрительный шум, слева, в собачьей будке, сначала зазвенела цепь, а затем оттуда показалась заспанная мохнатая мордаха Рекса. (Решением семейного совета дворняжке было присвоено имя главного персонажа многосерийного детского мультика). Рыжий пёс лениво зевнул и, не выходя из будки, с торчащей на улицу головой, рухнул набок, досыпать.

Приблизившись к кроличьей клетке и кривясь от ударившего в нос резкого запаха мочевины, я пересчитал длинноухих чернышей. Кролики, настороженно косясь и шебуршась, продолжали точить мягкую древесную кору на тонких веточках, брошенных им ещё с вечера. Морщась от резкого фана, подлил воды в поилку: "Пусть пьют и писают".

Следующими пунктами утреннего обхода - по часовой стрелке - тех, с кем я ещё не совсем дружил, были поиски ягнёнка и посещение поросёнка.

Внимательно осматривая двор, сразу заметил приоткрытую калитку, ведущую в огород. "Ага, всё понятненько. Покуда хозяева зорюют, кучерявый отправился на поиски пропитания".

Карабкаясь по старому корявому дереву, быстро достиг кроны. Расположившись спиной к железной крыше дома, чуть ниже печной трубы, обхватив руками и ногами ствол, примостился на горизонтальной ветке. (Хотя кровлю, втихаря от родителей, я уже давным-давно обследовал). Три акации нашего двора были лазанные-перелазанные мной по миллиону раз. Даже ночью, в кромешной тьме, точно знал, за что зацепиться и на что опереться. Сидеть в дозоре, когда ты видишь всё, а тебя - никто, мне здорово нравилось. Особый восторг вызывал со скрипом раскачивающийся под натиском порывов ветра старый ствол, словно мачта попавшего в шторм парусника.

Осмотрев с высоты утопающую в зелени огородную делянку и не заметив подозрительного, занял выжидательную позицию.

"Рано или поздно всё равно появится. Да и безветрие мне в подмогу, картофельная ботва и вытянувшаяся кукуруза стоят не шелохнувшись".

Внизу, по левую руку, сначала что-то зашумело, затем возмущённо закудахтало, и из-за угла дома, минуя печь, выскочила белая курица. Вытянув вверх и вперёд коричневый клюв, бегунья мёртвой хваткой удерживала болтавшегося в нём мясистого червяка. Вероятно, выбрасывая из-под себя корявыми лапами землю, разгребла мягкую почву и обнаружила то, что искала.

Две рябые преследовательницы, издавая боевой клич, потешно и неуклюже переваливались из стороны в сторону и увлечённо держали погоню. Уж очень им хотелось сообразить на троих. Обладательница счастливой находки, вероятно, по этому поводу думала иначе. Захваченный скачками куриный эскадрон, нарезав полукруг по двору и напрочь забыв об окружающем мире, миновал подвал и мой наблюдательный пункт, оставил за собой взбаламученную пыль и, уйдя на второй круг, скрылся за домом...