Сон веселого солдата

Кинув взгляд через низкий, мазанный глиной соседский сарай с дровами, внимательно осмотрел смешанный кубанский лес, густо разросшийся в низовье реки. За волнистой темно-зелёной лентой в лёгкой дымке лежали ставропольские возвышенности. До боли в глазах всматривался в знакомый отрезок дороги, где в хорошую погоду, играя солнечными зайчиками на стёклах, блестели автомобили, медленно двигающиеся на Татарский подъём по трассе Невинномысск-Ставрополь.

Справа виднелась самая высокая точка равнинной части России - гора Стрижамент. Совсем недавно на тракторёнке мы ездили туда всей семьёй. Жаль, что отсюда не были доступны зрению высоченные, в три обхвата, деревья и нагромождение обрушившихся камней у подножья горы, напоминающих то ли руины древнего замка, то ли поле битвы, усеянное костями сказочных чудищ-гигантов. Медленно пробежался взглядом по давно изученной ярко-зеленой бровке ставропольской горы, уходящей в голубое небо, с темнеющими по верху полосками леса. С этого места было видно так много больших и малых удаляющихся гор, что они казались застывшими волнами сплошного каменистого моря.

Вдруг острый глаз дозорного приметил заволновавшийся на меже бурьян. Затем закачался потемневший от времени плетень, и вскоре показалось серое живое пятно.

"Ё-моё! Пропавший промышлял в соседском огороде. Надо побыстрее спасать его от нависшей трёпки...".

Неприятно шкрябая шершавым стволом дерева по телу, продолжая мысленный монолог, устремился вниз.

"Вообще-то, он правильно делает, и я его прекрасно понимаю. Своё съесть еще успеется. Да и чужое отчего-то вкуснее...".

Вскоре, схватив за мягкий загривок почувствовавшего свою вину и покорно семенящего лохматыми ногами барашку, выпроводил его из запретной зоны. Не забыв при этом свободной рукой на ходу выхватить прямо с грядки упругий душистый огурец. Прикрыв калитку в огород, вытирая колючий завтрак о белую майку, отправился к поросячьему домику.

Приподняв деревянную крышку кормушки, заглянул в сашок. На свежей жёлтой соломе, вытянув копытца, лежал розовый хрюн.

Правый дальний угол свинарника выделялся обугленно-тёмным пятном. Оставленный след сразу напомнил о нешуточной детской забаве со спичками.

Недавно выстроенный и временно пустующий деревянный домик очень притягивал детвору своею миниатюрностью. Словно предназначался для маленьких человечиков вроде нас с братаном. Окна отсутствовали, внутри царил полумрак, это и вынудило нас принести парафиновую свечку для полного комфорта. Такая имелась на случай отключения электричества в каждом уважающем себя жилище.

Покрутившись на веранде у керосиновый лампы, решив, что если разобьем тонкое стекло, нахлобучки точно не миновать, пошушукались и решили свистнуть спички и остаток толстой свечи. Стараясь не греметь заветным коробком, пряча под майкой пожелтевший огарок и строя беззаботный вид, тихо улизнули из дома. Вскоре на душистом сене, в старой стеклянной рюмке, горел бездымный пламенный язычок. Укрывшись от взрослого бескрайнего мира, сгрудившись на слегка покалывающей подстилке, мы всматривались в играющий огонёк. Живой лепесточек, зацепившись за почерневший фитилёк, отражаясь в сияющих восторгом глазах, словно в маленьких зеркальцах, магнетизировал детские взгляды. Уютную тишину нарушало лишь размеренное двойное сопение и слегка потрескивающий источник света.

Сквозь тонкие деревянные стены отчётливо зазвучали родительские голоса. Мы переглянулись, испуганно засуетились и, надеясь на скорое возвращение, осторожно приоткрыв маленькую дверцу, вышмыгнули из укрытия. Пока суд да дело, свеча постепенно таяла, меняла форму и, потеряв равновесие, вместе с подставкой завалилась в сухую солому. К тому времени, когда вспомнили, дым уже валил из всех щелей в прошлом приятно пахнущего свежими досками нового домика. Усилиями всей семьи пожар погасили и постройку спасли. Если точнее - ещё не сильный огонь гасили родители, поливая из ведер водой. Мы же, чуя вину, стараясь загладить её, а заодно и выслужиться, создавали ажиотаж и лишь путались под ногами. Чуть позже получили и одну на двоих нахлобучку. Стояли, понурив головы, переминаясь с ноги на ногу, выслушивая мораль - что спички детям не игрушка. Вполне с этим соглашаясь, с честными лицами клятвенно обещали - мести двор, пилить на зиму дрова, биться с сорняками в огороде, ухаживать за животиной, мыть ненавистную посуду и руки обязательно с мылом, аккуратно складывать свою одежду и даже готовиться к школе и собирать гербарий... (И чего только человек, взрослый или юнец, не наговорит от страха, да сдуру...).

В тот момент мы соглашались на всё что угодно, лишь бы побыстрее закончилась взбучка. Стоя по стойке смирно, потупив взгляды, думали об одном и том же: "Наобещать с три короба - плёвое дело. Языком чесать - не навоз лопатой ворочать... Внедрить всё сказанное в жизнь будет гораздо труднее. Но главное - как же без спичек? Ведь в дремучем лесу без огня, сто пудов, пропадёшь!". Постепенно, как это зачастую случается, родительский пар недовольства иссяк. И подвели вполне удовлетворяющий нас итог: - главное, что шалуны остались невредимы. А всё остальное - дело наживное... С таким выводом мы вполне согласились, и об эксцессе вскоре все забыли.

...По-прежнему наклонившись вправо и удерживая левой рукой тяжёлую крышку кормушки, смачно хрустя огурцом, напрягая глаза после яркого дневного света, я вглядывался во внутренний полумрак свинарника. Поёжившись, вспоминая о пожаре, постарался побыстрее уйти от хмурых мыслей, искажающих утреннее весёленькое настроение, и стал присматриваться к жильцу.

"Издох, что ли... Не шевелится совсем...".

Упершись одной рукой в крышку, другой со снайперской меткостью запустил огрызком огурца в лежащую животину. Сначала заволновался спиралевидный хвостик, а затем, приподняв влажный пятачок, гора выдохнула недовольным хрюканьем.

Огибая чисто выбеленный саманный дом с аккуратно выкрашенным чёрным фундаментом, босые стопы мягко ступали по выщербленной, прохладной, бетонной дорожке. Над головой, из высоко посаженных кухонных окон, послышался звон посуды. Завершая утренний осмотр двора, минуя колодец, прямо на ходу, не утруждаясь на остановку, бабахнул его по деревянной крышке прихваченной на всякий случай палкой. И снова оказался у крыльца с кустом сирени, но уже с другой стороны дома. Осторожно выглянул за калитку на улицу. Одутловато-сердитых, вечно недовольно булькающих соседских чёрных индюков с красными "сопляками" под клювом, к моему удовлетворению, ещё за ограду не выгнали.

Пронзив взглядом пустынную узкую улочку, уходящую влево и в горку утрамбованной гравийной дорогой, сразу заметил у невысыхаемой лужи на перекрёстке злодейскую стайку гусей.

Топаю я как-то тёплым вечерком один-одинёшенек из детсада домой. Зная, что щиплются крикливые птицы довольно больно, решил обойти их тихонько сторонкой. Когда оставалось совсем немного до поворота на свою улицу к дому, отчего-то решив, что я обижу их желтых гусят, птицы подозрительно громко загоготали и стали бить о землю большущими белыми крыльями. Чуя неладное, я побежал, а они, вытянув длинные шеи, шипя, полетели за мной. Поняв, что от погони уже не уйти, остановился и, снимая сандалии один за другим, стал метать, словно гранатами, в шумных злодеев. Ценой обуви от психов отбился, но как вернуть сандалии теперь? От утраты и незаслуженно нанесённой обиды заплакал. Шла добрая тётя, отогнала гусей и вернула обувь.

Случались и более экзотические нападения.

Иду с утреца в тот же детсад, в ту же старшую группу. Вдруг, подкравшись со спины, ягнёнок боднул меня маленькими рожками прямо под зад. Обидел - и с довольной мохнатой мордахой - тикать в открытую калитку своего двора.

"Чесал бы свои растущие блестящие рожки об угол забора или о деревья! Надо ж - пхнуть человека исподтишка, да обязательно в самое обидное место! Морда баранья!"...