Аккорды безумия

— Скаалы научили, — пояснил я. — Разную дичь или рыбу можно набивать разными приправами, главное, крепко зашить брюхо и обмазать глиной.

Старик с не меньшим любопытством продолжил наблюдать за мной, старался запомнить всё, что я делаю — наверное, чтобы затем повторять.

— Ты уже решил, что будешь делать после того, как покинешь нас?

— Это будет нескоро. Но — да. Мне нужно показаться в нашем посольстве, если до него, конечно, не добрались драконы. Арнгейр, как ты думаешь, можно ли скопировать дар Драконорождённости и вселить его в смертное тело, для того не предназначавшееся?

Мастер усмехнулся.

— Говорят, во времена Междуцарствия Орден Червя пытался сделать Драконорождённым Императором человека, не нёсшего в своих жилах ни капли Акатоша, и у них ничего не вышло. Возможно, они намеренно обманули этого человека. Возможно, переоценили свои силы. У нас нет доказательств, что такое в принципе возможно — но и нет доказательств обратного.

Всё-таки мой вопрос был глуп: старик даже не позволит себе предположить, что сила Драконорождённого может иметь какую-либо иную природу, чем благословление Ауриэля. Фрея тоже пыталась ободрить меня, что мой дар имеет светлую природу, дан мне Всесоздателем, и никем иным, говорила, что я лишний раз пугаю себя же.

Затянул на заполненной травами тушке лосося узлы из ниток и осторожно положил её в ещё горячие угли.

— Если ты расскажешь нам больше о том, что происходило с тобой на Солстхейме, то, возможно, я смогу дать тебе более точный ответ, — ободрил Арнгейр. — Скажи, эта женщина, Фрея… ты говоришь о ней с такой теплотой. Она много для тебя значит?

— Она была добра ко мне. Помогла многое осознать. Да и с такой, как она, в принципе не пропадёшь — наверное, будь я обычным альтмером, обязательно бы остался с ней.

— Ты устал, — будто бы невзначай произнёс старик. — Иди отдыхай, завтра тебе предстоит большая работа.

Я не стал уточнять, что именно приготовили для меня Седобородые, и просто отправился на свою лежанку. Моя постель казалась мне совсем жёсткой и неудобной, а само место — неуютным, но усилием воли я пресёк этот порыв слабости и изнеженности. У меня есть крыша над головой и продукты, из которых я могу приготовить вкусную горячую пищу. Меня никто не убьёт и не ограбит. Меня выслушают и не сочтут сумасшедшим или опасным. Имею ли я право требовать большего в моём нынешнем положении?

Мне снилось, что я стоял на заснеженной вершине горы — но не чувствовал ни холода, ни нехватки воздуха. На заснеженном валуне сидел белоснежный дракон — ящер выглядел миролюбивым, совсем неопасным, хотелось подойти к нем поближе и разглядеть внимательнее, но тело не слушалось меня, а сам дракон меня словно не замечал. Небо было ясным, но вдруг солнце начало скрываться за тучами. Поднял голову наверх — и понял, что солнце превратилось в серую дыру, обвитую алыми кругами, и вокруг него кружился чёрный дракон. Чудовище начало снижаться, я хотел убежать прочь, но тело всё так же отказывалось подчиняться. Чёрный дракон кружил над белым, смотрел на него, как на предавшего доверие близкого друга или даже брата, белый дракон покорно склонил голову, и чёрный в одно мгновение перекусил ему шею. Белый замертво рухнул на снег, а его чёрный собрат повернул на меня глаза — алые, лишённые зрачков, горящие пламенем. FahLIL. Слово, которым первый раз назвал меня дракон, вновь зазвучало в моей голове, его сказал мне этот чёрный дракон низким, сипящим голосом. Затем тварь разинула пасть, перед глазами мелькнули рыжие сгустки пламени, я чувствовал их жар…

….И незамедлительно очнулся. Постельное бельё пропиталось потом, волосы налипли на лоб, дыхание участилось, а сердце бешено колотилось. Давно у меня не было подобных кошмаров — так неужели всё повторяется опять? Напиться бы сейчас до беспамятства. Да, пожалуй, крепкое вино или эль были бы для меня идеальным лекарством — в хмельном сне не бывает сновидений, разве что если выпить слишком много, кончики пальцев немного покалывают, начинает тошнить и рвать, а если пойло совсем мерзким окажется — ещё и голова на следующее утро болит. Нащупал длинополую серую шерстяную робу, которую нашли мне старики, натянул сапоги, оделся и, прихватив бутылку вина, вышел во внутренний дворик обители. Я молча смотрел вдаль, пил вино и пытался выбросить из головы этот кошмар. Одной бутылки мне будет мало, чтобы напиться до нужного состояния, надо будет идти за второй… почему я сразу не догадался взять их несколько?

Позади меня скрипнула тяжелая железная дверь — но я даже не стал оборачиваться. Скорее всего, кто-то из Седобородых заметил моё пробуждение и разбудил Арнгейра, жестами объяснив ему, что произошло.

— Вино затуманивает разум, — с укором заметил старик.

— Этого мне и надо, — небрежно парировал я.

Седобородый отобрал у меня бутылку и закупорил её.

— Пошли внутрь. Не хватало ещё, чтобы ты с лихорадкой свалился.

Лихорадки я боялся меньше всего — Солстхейм закалил меня, научил не бояться холодов. Да, не нагретое вино даёт лишь иллюзию теплоты, но опасна она только если пьяным рухнуть на снег или долго брести по морозному воздуху в слишком легкой или мокрой от пота одежде, а не отправиться в тёплую кровать.

Арнгейр отвёл меня в столовую, зажёг несколько свечей, принялся хлопотать над кувшином и поставил возле меня кружку, наполненную обычной водой.

— Выпей. Поможет быстрее уснуть.

— Что это?

— Пара капель настоя паслёна, разбавленных в обычной воде. Не бойся. В таком количестве убить может разве что корень жарницы — но откуда ему здесь взяться?

Седобородым незачем меня травить, я нужен им. Смело осушил кружку.

— Дурной сон? — догадался старик.

— Да. Мне снилось, как солнце почернело, а чёрный дракон убил белого. Что это могло означать?

На мгновение мне показалось, что Арнгейр чего-то испугался.

— Возможно, это лишь твои страхи.

Старик недоговаривает что-то, я чувствовал это. Он считает, я не готов что-либо узнать, не готов — или просто не должен. Только почему?

— Драконы от природы гордые и властолюбивые существа, — продолжил Седобородый. — Во всяком случае, так их описывают наши легенды. Но некоторые из них отказались от своей гордости и властолюбия и перешли на сторону людей во время Войны Драконов. Возможно, какая-то часть тебя готова отказаться от прежних желаний и мыслей, но другая всеми силами за них цепляется, и намерена бороться за них до последнего.

— Да. Я знаю.

Некоторые идеи и мысли, которые ещё пару лет назад казались мне непогрешимыми истинами, священными идеями, за которые я, как талморский юстициар, должен сражаться, должен отстаивать до последнего, становились для меня ошибочными, если не глупыми.

— Ты никогда полностью не избавишься ни от одной из них. Прими их обе, найди между ними равновесие. Так и только так ты сохранишь свой разум. Иди, попробуй уснуть.

Объяснение показалось мне хоть и разумным, но каким-то натянутым. Возможно, есть вещи, которые я пока что не готов узнать? Известно, что правда способна свести с ума, лишить внутреннего равновесия, заставить сомневаться ещё больше, и потому её нужно подавать небольшими порциями, постепенно. Арнгейр именно так и узнаёт обо всём, что происходило на Солстхейме и, наверное, точно так же и будет подавать мне правду о своём ордене. И моём Предназначении.

— Арнгейр, — старик обратил на меня по-отечески добрый взгляд. — Что означает FahLIL?

— «Эльф».

Всю оставшуюся ночь я спал, не видя никаких сновидений — и проснулся не таким бодрым, как хотелось бы, лишь чай из горноцветов смог кое-как привести меня в порядок. Арнгейр велел мне одеться теплее и вывел во внутренний дворик.

— Ты уже знаешь, что Крик состоит не из одного Слова?

— Да. Из трёх.

— Всё верно, — подбодрил Седобородый. — Сегодня ты попробуешь выучить второе Слово Безжалостной силы — RO, «равновесие».

RO. Более мягкое, чем FUS, но такое же холодное, синее. Попытка удержаться в бурном потоке горной реки, не быть унесённым прочь — или же наоборот, нестись по течению без риска удариться головой о подводные камни или захлебнуться бурлящей водой.