Страница 7 из 39
Старый мельник в задумчивости смотрел на колесо водяной мельницы. Колесо медленно поворачивалось, с хлюпаньем опускаясь в темную, блестящую, словно разлитое масло, воду. Ниже по течению заводь, прибрежная ракита шатром раскинула свои ветви до самой воды. По глади реки цвели белые кувшинки, любит красоту местный водяник. И чистоту, даром что вода в реке темная, болотная, но не мутная — как крепкий настой на травах. Ил тщательно ко дну уложен.
Мельник еще раз осмотрел владения, вздохнул богатырской, несмотря на возраст, грудью и собрался было идти обратно на мельницу, но по наитию обернулся — так и есть, на колесе поднимался, в чешуе, как жар горя, сам речной хозяин.
Небольшие глазки навыкате, то ли волосы, то ли водоросли на голове темно-бурого цвета, лицо без усов и бороды, гладкое. Босыми перепончатыми ступнями болтает, похихикивает.
Развлекается, значит.
Хорошее у него настроение, значит.
Мельник решительно развернулся и пошел обратно.
— Энто что ж ты, падлючья рожа, делаешь? — задушевно ласковым тоном обратился он к водянику.
— Средь бела дня балуешь! У-у-у! Жерновам молоть мешаешь, а у меня зерно с крепости навезено, да и люди, люди прийти могут…
Водяник склонил набочок кудлатую голову, жалобно посмотрел черными глазками, ну сиротинушка, одно слово.
— Курочку хочу… — произнес он высоким, почти женским голосом
— Курочку? А больше ничего тебе не надо? — Мельник упер руки в боки, голос его стал слегка насмешливым.
Внешняя кротость водяника ничуть его не обманывала: сильный, очень сильный хозяин водяник. Хоть и мельник не лыком шит, речному хозяину ничего не стоит раскидать всю мельницу за одну ночь и мельника прихлопнуть как комара, и оба знали это.
Но и знались они уж не первый десяток лет и не первый десяток лет скрашивали друг другу скуку.
— Надо!.. Бабу… — Водяник перестал вертеться и, подавшись вперед, выпучил глаза.
— Ты что, старый хрыч, ошалел? Не далее как на той неделе девка утопилась, мало тебе, старый распутник?
— Что ты, колдун, что ты. — Водяник замахал бледными короткопалыми ручками. — Я уж давно ими, утопленницами, не интересуюсь. Лишь смотрю, чтобы не баловали… А так… Только привыкнешь, она уже и истаяла. Недолог у них срок в моем царстве. Не боле того, что на земле было отпущено, это кто сам. А кто не по своей воле — и того меньше. Вот, помню, кинули как-то с ладьи девку, в доспехах, в кольчуге! Воительница! Ах, что за девка была! Что за нрав! При знакомстве, так сказать, всю рожу мне расцарапала! Потом ничего… корабли для нее топил… Пропала потом. Тосковал я… А после как-то тоже не наша девка сама с лодии кинулась и принять ее просила. Не по-нашему просила, да я ее понял… И одета была не по-нашему, в шароварах под длинной рубахой, и в покрывало сверху вся закутана. Я для нее эту заводь сделал. И цветы эти… Любила она красоту, жемчуг меж кос ей плел. Там, — водяник ткнул кривоватым пальцем вниз, указывая в глубь омута, — такой терем ей построил — не терем, дворец! До сих пор так и осталось, не хочешь посмотреть?
— Да нет, благодарствую. — Мельник с затаенной усмешкой покачал головой, слышал он не раз уже печальную историю, как сбежала от водяника утопленница к морскому царю.
— Ну как хочешь. — Водяной привычно насупился, припоминая старую обиду. — И воли ей давал, много. По всей реке гуляла… и как-то вот углядел ее морской черт и сманил мою красу ненаглядную в теплое море…
— Твоя краса ненаглядная уж лет сто как истаяла, а ты все поминаешь старые обиды.
— Вот и говорю тебе, мельник, поэтому. Бабу хочу. Свою. Жену то бишь. — Речной хозяин потупился, ковыряя лопасть мельничного колеса. — Ну или хотя бы курочку, так скушно... Аж живот сводит…
Мельник рассмеялся от души: вот скоморох этот водяник, хорошо, что здесь поселился, не дает заплесневеть от скуки.
Да и судя по всему, хозяину речному мельник нравился по тем же причинам.
— Ладно, будет тебе курочка, попрошу Степку, чтоб черную принесла!
— Ох, спасибо тебе, колдун! А как невесту найду — тебя сватом сделаю!
— Спасибо тебе, хозяин, но не надо мне такой чести, я уж так просто порадуюсь твоему счастью! За здоровье молодых стопочки три выпью!
Водяник спрыгнул с колеса и с едва слышным всплеском ушел под воду, вынырнул и заговорил серьезно, всматриваясь в лицо мельника:
— Ты, колдун, это, Степку-то благослови, Рогдай — он путный оборотень, да и любит дочь твою. А этот старый гриб из усадьбы чего-то разозлился на нее и козни строит. Мне ундина, что в колодце там живет, говорила. Наши-то в обиду Степку не дадут, но вот люди… Много их, колдун. И когда они становятся толпой, тут хоть все кромешники забором стань — затопчут.
Мельник помрачнел. Да, прибегала давеча Степанида, просила срочно Рогдая из-за кромки вызвать. Говорила, мол, повздорили. Но родительское сердце екнуло, предвещая, что не все гладко.