Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 104 из 116

— Кир. Не смей обижать моих родных. — Это была не угроза. Но предупреждение.

— Даже и не думал, милая. Это восхищение. Неприкрытое. Честно.

— Кир, ты лукавишь. Этим нельзя восхищаться.

— Можно, Лиз. Я вас обеих обожаю. Искренне.

— Да пошел ты, со своей иронией.

В общем, беседа не сложилась.

Мы еще два дня потом не разговаривали. Я ждала пояснений, а Кирилл отмазывался, что и так уже много лишнего сказал.

Правда, отсутствие вербального общения не мешало нам проживать под одной крышей и спать в одной постели.

А потом Янкевич разбудил меня рано утром. В несусветное время — около пяти утра. Чем уже испортил себе день. И продырявил карму. Слишком много проклятий полетело в его адрес.

Гадкие пожелания, почему-то, его нисколько не смутили. Совсем бесстрашный стал.

— Лиз, поднимайся. Нужно успеть в ЗАГС. Там очереди, говорят, безумные. Нужно пораньше занимать.

— За каким хреном это мне сдалось? — Не уверена, что вопрос был услышан. Задавала-то его из-под подушки. Да еще и одеялом накрытой.

Но он все прекрасно разобрал и понял.

— Как это "за каким"? Будем подавать заявление.

Если до этого я бурчала, не открывая глаз, и даже не пытаясь вынырнуть из омута сновидений, то вдруг все резко изменилось.

Поднялась. Уселась в постели, широко распахнув глаза.

— А с какого перепугу, интересно?

Тут уже Кир присел.

— Елизавета, проснись. Ты забыла, что ли?

— Нет. Я все прекрасно помню. Настоящего предложения мне еще никто не делал.

— Здрасте. Приехали. — Растерянность в его голосе сквозила все больше…

— А что тебя удивляет, Кирилл? — Вопрос касался меня, и напрямую. Поэтому решила окончательно проснуться и конкретно все обсудить.

— Мы же, вроде бы, все обсудили… Нет разве, Лиз? — В принципе, за одно только удовольствие посмотреть на растерянную физиономию Кира, можно было и пережить такую раннюю побудку. Но цель-то другая была у разговора…

— Нет. Не все. Это, почему-то, решил ты, один. А меня не спросил.

— Да в чем дело-то снова? — Растерянность уступила место отчаянию. И это почти заставило меня смягчиться, все Янкевичу простить, срочно обуть тапочки и пойти в заданном направлении. Но. Хватило сил не поддаться.

— В предложении. — Недоуменное хлопанье глазами. — Не понимаешь?

— Так, чисто теоретически, догадываюсь, что тебе захотелось представления. С цветами, шампанским, ползаньем на коленях и лобызанием подола твоего платья. — Лицо Янкевича потихоньку начало светлеть.

— Ну, видишь, сам все прекрасно понимаешь. — Я даже причмокнула губами от умиления и радости, что все так быстро разрешилось. Снова начала устраиваться поудобнее на кровати. — Зачем тогда спрашиваешь?

— Да ничего я не понимаю!!! — Он вскочил и нервно забегал по комнате. — Ты же взрослая, вполне рассудительная, современная женщина!!! На кой тебе эти пляски с бубнами, объясни?!!

Пришлось опять выбираться из-под одеяла.

— А детям твоим я что буду рассказывать?

Паузу специально выдержала. Дала возможность ответить. Зря время тратила: он молчал. Потерялся. Потом выдавил:

— А… причем здесь дети?

— А при том. Рано или поздно, родителям приходится изложить свою историю отношений. И какая у нас будет версия? Папа маму отымел на рабочем диване, даже не успев познакомиться. Потом отпустил на все четыре стороны. Потом еще раз, и не один, и не только на диване… Потом они много раз поссорились, а потом решили пожениться.

Снова дала время на осмысление, помолчала. Заодно набрала в грудь воздуха. Говорить мне никто не мешал. Видимо, сложно идея в головушку укладывалась.

Продолжила:

— У нас все с тобой идет кувырком и через пень-колоду. С мамой твоей в кустах знакомилась, у моих ты не разрешения просил, а поставил перед фактом…

Идиотизм, но на этой фразе, вдруг, безумно стало жалко саму себя, и судьбу свою бесталанную. Чуть не всплакнула. Но вовремя опомнилась. Не для того же разговор завела.

— В общем, Кир, с тебя человеческое, приличное, традиционное предложение руки и сердца. Такое, чтобы я впечатлилась и забыла все предыдущие косяки. Тогда, так и быть, для будущих поколений буду готова сочинить приличную версию нашего знакомства.

— Черт. Лиза, ты даже здесь торгуешься. Почему нельзя сначала пожениться, а потом уже версии придумывать?

— Потому. Это не торговля, а ультиматум. Извини.

Чтобы не было так обидно, на всякий случай, поцеловала.

Кир, похоже, решил, что это шанс на послабление. Начал выпытывать, как именно он должен это несчастное предложение делать.

— Ты у нас большой, самостоятельный мальчик. Сам придумывай.

На том разговор и закончился.

И больше мы к нему не возвращались. Неделю. Потом вторую. На улице значительно похолодало, и отвратительно запахло зимой. А разговоров о женитьбе больше не было. И это, мягко говоря, настораживало.

Я все так же продолжала жить у Янкевича, но начала подумывать: не пора ли, потихоньку, вывозить обратно вещи? Может быть, парень и вовсе расхотел со мной связываться, с такой капризной?

Связываться не расхотел, как выяснилось. Просто паузу взял. Наверное. Когда обнаружил в одной из комнта аккуратно сложенную и припрятанную сумку… Ну, можно сказать, рассвирепел. Можно сказать и покрепче. Но лучше — не говорить. Так страшно мне еще никогда не было. В принципе.

Хуже всего, что он молчал. Несколько дней со мной не разговаривал. Правда, очень демонстративно достал все вещи из сумки и аккуратно развесил их на плечики. Даже те, что раньше на них не хранилось никогда.

При этом, так выразительно посмотрел, что пропало всякое желание повторить попытку побега.

А в постели начал вытворять что-то несусветное: все так же молча, изредка прерываясь на короткий шепот, Кир доводил меня до исступления, взрывами какой-то невероятной нежности заставлял сходить с ума, шептать глупые, умильные, дурацкие слова; льнуть к нему, как к последнему пристанищу, цепляться руками, ногами, признаваться в любви шепотом, криком, стоном… До тех пор, пока дыхание не иссякнет и силы не закончатся.

По утрам я приходила в себя, пытаясь вернуть в памяти все, что было ночью. Ждала, что Кирилл подтвердит, докажет, что все это не приснилось…

А он был суров, молчалив, неприступен. В общем, дурдом и засада.

Хуже всего, что я не понимала, как из этой ситуации выйти: начать мириться первой, чтобы напряжение снизить? Так я, вроде бы, и не ссорилась…

А Кир сам первый шаг не делал. И видно было, что маялся. Успела поймать несколько его взглядов. Тяжелых. И несчастных. Что-то в них непривычное сквозило, такое, что сердце неприятно сдавливало.

И эта безвыходная ситуация просто выматывала, вытягивала все силы.

Спасла меня Нинка. Нет предела моей благодарности.

Выслушав меня внимательно за чашечкой текилы, лучшая подруга обозвала меня дурой. Не постеснялась, зараза такая. Даже выражения не выбирала.

Я, конечно, возмутилась, но так, слабенько… Не хватало уже эмоций. Все на Кира ушли.

— Нин, почему? В чем я не права? — Даже слезы навернулись, так себяжалко стало. Лучшая подруга — и та неподдержала.

— В том. Сколько можно водить за нос мужика? Мало он тебе доказывал, что ты ему нужна?

— А я его не просила ничего доказывать.

— Ага. Только он — мужчина. Для него нормально поступки делать, а не слова говорить. На кой тебе сдалось это предложение? Для нормальных мужиков красивая картинка — это фантик. Им суть важна. А ты требуешь от него фантики, сама не говоря, какие.

Вот. Взяла и убедила меня в собственной непроходимой глупости.

И я, все ж таки, разревелась.

— И что мне делать теперь?

— Это у него спроси. Я же не Кир, откуда мне знать, что он себе уже напридумывал.

Проревелась на верном плече подруги, запаслась ее женской мудростью (своей, похоже, у меня даже в зачатках не наблюдалось) и прибрела, вся такая несчастная, домой.