Страница 6 из 11
– Шерман? – удивленно спросил незнакомец. – А вы случайно не родственник знаменитой Любки Шерман, которая до революции заведывала всей контрабандой города Одессы?
– К счастью или к сожалению, но нет, – улыбаясь, произнес Израил.
– Жаль, легендарная была женщина и ума такого, что любой коммерсант мог бы ей позавидовать. Какими делами ворочала! Кораблями ей возили товар, а полиции хоть бы что. Говорят, она платила им жалованье. Я слышал, вас зовут Израил Гершевич? Очень приятно. Меня можете называть просто Иммануил. Иммануил Сапир, будем знакомы. А пока вы меня постригаете, с вашего позволения, я скажу несколько слов за вашу легендарную однофамилицу. До революции на Молдаванке жили не только воры и контрабандисты, но и вполне себе честные люди. Мадам Любка после смерти первого мужа Лейба Зильбермана получила в наследство не только его сына и общих двух дочерей, но винный завод и харчевню, которую она успешно продала и счастливо вышла замуж за Лейба Шермана. В то время в городе строили все, что только можно. Умная мадам Любка скупала дома разорившихся предпринимателей и тут же перепродавала их за приличную сумму. На вырученные деньги приобретала земли, строила новые дома и сдавала их в аренду. «Навар» мадам вкладывала в каменоломни и успешно торговала ракушечником, который был нужен городу каждый день. Еще у нее были склады для керосина и льда. Когда ледяной склад перестал приносить доход, из него был сделан ресторан и тут же сдан в аренду купцу Алексееву. Когда и ресторан перестал приносить доход, она его переоборудовала в коровник и стала продавать молоко. И это все не считая заграничного товара! Вы не поверите, его почти каждую неделю доставляли на кораблях. Из Греции везли масла и черепаховые гребни. Из Китая – шелковые халаты, веера, расшитые бисером дамские сумочки, ткани, габардиновые пальто. И все это пользовалось ого-го каким спросом! Огромные деньги уходили мимо государственной казны. Управа в порту сделала шмон и ужесточила контроль. Ви думаете это помогло? Корабли стали разгружать по ночам прямо в шлюпки, а товар свозить в катакомбы. За год до революции мадам Любка умерла от какой-то легочной болезни, и правильно сделала, потому как навряд ли пережила бы национализацию. Все ее имущество отобрали в пользу государства, а коров съели. Из ее дома сделали жилтоварищество, но дочерям разрешили остаться в одной из квартир. Девочки вышли замуж и родили-таки себе тоже не глупых дочерей, одна из которых – Берта Рейнгбальд. Вам что-нибудь говорит это имя? Какая была пианистка! Берта Михайловна с отличием закончила Одесскую консерваторию и тихо работала в музыкальной школе. Той, что основал профессор Столярский. Во время войны ей пришлось эвакуироваться в Ташкент. После освобождения города она сразу же вернулась домой, но ее квартира, прошу пардону, оказалась занята. Если бы вы знали, сколько наша Берточка ходила по начальству, но те только обещали! С раненным на фронте сыном она жила в консерватории, и никто ей не собирался помогать. А директор даже отказался ей вернуть прекрасный рояль, который присвоил перед отъездом ее в Ташкент. Бедная женщина не выдержала такого унижения и на сорок седьмом году жизни сбросилась с четвертого этажа. В октябре и похоронили.
– Удивительная и печальная история, уважаемый Иммануил, – вздыхая, произнес Шерман. – А вы пианист, позвольте полюбопытствовать?
– В некотором роде. А почему вы спросили?
– У вас длинные и тонкие пальцы, – пояснил Израил, стряхивая щеткой остатки волос с пиджака клиента.
– Грешен, грешен. Обожаю музыку и питаю к ней трепетную любовь на протяжении всей своей жизни.
Иммануил расплатился с Шерманом за стрижку и уже было направился к выходу, но потом вдруг вернулся и по-дружески обнял Израила.
– Напрасно вы отказываетесь от родства с мадам Любкой. Есть чем гордиться! Все, на что падал Любкин взгляд, превращалось в деньги.
– Что вы, что вы! Мне до нее далеко, да к тому же Бог меня наделил другим талантом.
– Обязательно к вам загляну еще раз.
– Непременно, товарищ Сапир, но я бы хотел, чтобы вы отдали мои карманные часы уже сегодня.
– Вы почувствовали? – улыбаясь, произнес Иммануил.
– Я же не ради праздного интереса спросил про пальцы. У вас срезана кожа на подушечках, а это делают только карманники.
– Приятно общаться с умными людьми, – произнес Иммануил, возвращая Шерману часы.
Потом он порылся во внутреннем кармане пиджака, достал портмоне и, не считая, вытащил из него приличную сумму денег.
– Это вам на развитие, уважаемый мастер. Надеюсь, с этого дня салон начнет процветать. Не зря же у вас фамилия Шерман.
Израил попытался вернуть деньги клиенту, но тот крепко сжал его руку и почти силой заставил положить банкноты в карман. Попрощавшись, Сапир спешно покинул салон. Удивленный таким поворотом событий, мастер ухмыльнулся и похлопал себя по карману, не веря произошедшему. Убедившись, что это не сон, он вышел на свежий воздух передохнуть и подумать, на что они с Ханой потратят внезапно свалившуюся на них крупную сумму. Шерману было неловко за то, что, вернувшись с войны, он истратил все сбережения семьи на парикмахерскую. Конечно, рано или поздно все вернется, но дети растут и не спрашивают на это разрешения.
Марии нужно пошить новое платье. Она так повзрослела, пока он был на фронте. Совсем девушка стала. С подружками журналы трофейные разглядывает, моду обсуждает. Уже и канифас[5] на подъюбник купили, а цены на базаре, как назло, взметнулись вверх. После ухода немцев на Привозе все подорожало, да и товара стало меньше, несмотря на то что контрабандисты трудятся в поте лица, продолжая на свой страх и риск переправлять по катакомбам товар из Румынии. Младшей дочери Рэйзел нужно новые баретки купить. Как она умудряется так быстро снашивать обувь? «В футбол она в них играет или где?» – как бы оправдывалась перед мужем Хана, пока он подклеивал подошву у ботиночек.
– Израил Гершевич, хорошо, что ви присели, а то я покажу, и ви упадете, – послышался из окна Симин голос. – Я тоже сейчас на табурэточку сяду. Теперь можете меня спросить, что случилось среди здесь, хотя я сама отвечу. Я потеряла внука Яшу от моей младшей доци. Не переживайте, уже нашла. Он тихо сидел с ножницами в шифоньере за Мишиным костюмом. Я как увидела, так лучше бы всю жизнь была слепой. Думаете, он Мишин костюм изрезал? Если бы! Он таки играл в парикмахера! Яшенька, красивый мой мальчик, залезай на подоконник и выгляни на улицу, дядя на тебя хочет посмотреть. Вставай на бабушку ногой. Бабушка крепкая, бабушка и это выдержит. Посмотрите, Израил Гершевич, на этого идиета и сделайте себе мнение, как не расстроить его родителей. Он же всю свою дурную голову дунайскими волнами вистриг. Миша, перестань сказать глупость! Кто это теперь сможет виправить! Лучше принеси мине пузирок с каплями и ложечку. Конечно, серебряную, ты же знаешь – она лечебная. Ви с Яшенькой загоните меня в гроб! Я и так уже сегодня плохой сон видела, и он, похоже, уже начал сбываться. Миша, шоб ты сдох, ты по уму тоже далеко не ушел от своего внука. Задумайся себе на минуточку. Если со мной что-то случится, ты сможешь без меня долго прожить? Тебя даже на базар за мясом одного нельзя отправить. Вернешься без денег, с костями и счастливый оттого, как тебе повезло.
– Симочка, не беспокойся. У нас хорошие дети. Ты устроишь мине щикарные похороны, а потом будешь жить спокойно.
– Ну, что я говорила! Все хочут Симе сделать огорчение. Израил Гершевич, так у вас будет завтра время Яшеньку иметь клиентом? Вот и замечательно. Пока ви расчесочку не замарали об других, мальчик с утра к вам придет, можете быть спокойны. Израил Гершевич, вон та симпатишная женщчина точно колотится каблучками до вас.
Израил повернул голову и увидел пышнотелую даму. Казалось, она не шла, а плыла в потоке теплого морского ветра, пренебрегая всеми законами физики. Ее бедра плавно покачивались из стороны в сторону, а шелковая юбка при каждом шаге так соблазнительно и красиво облегала длинные ноги, что невозможно было отвести глаз от такой прелести. Волосы, заплетенные в косу, были красиво уложены вокруг головы и придавали женщине царственный вид. Израил смотрел на нее с замиранием сердца и улыбался от счастья, потому что к нему шла его любимая Хана.
5
Канифас (устар.) – устаревшее название льняной, прочной полосатой ткани.