Страница 7 из 11
Семнадцать лет назад бабушка, видя, что внук не мечтает о женитьбе, попросила свою подругу подыскать Изе достойную жену. Старая Эстер не стала долго ломать голову над просьбой, порылась в своем семейном альбоме, извлекла из него фотокарточку дальней родственницы в молодости и принесла ее на смотрины в семью Шерман.
– Вот, посмотрите, какая Ирит была красавица, а ее дочь Хана, которую вы увидите, если к ней поедете, так еще красивее. Ехай, Изя, за ней и, уверяю тебя, никогда не будешь скучать. А если вам не нравится мое предложение, то я пошла до выходу и прошу меня этим гойским подходом к вопросу брака больше не беспокоить, но сначала скажу, что в приличных еврейских семьях во все времена так и делали детей счастливыми.
От такой формы сватовства родители и бабушка сначала смутились, но, чтобы не обидеть Эстер, адрес невесты все же взяли, надеясь, что Господь услышал дружные молитвы родственников и перст судьбы именно в этот момент коснулся их засидевшегося сына. Немного подумав и посмотрев не один раз на маму невесты, было решено поехать за красавицей женой, которая жила в трехстах километрах от Одессы.
Ровно через месяц после женитьбы Израила бабушка Роза мысленно пожелала подруге Эстер легкой смерти, а потом, утерев платком скупую слезу, не вытерпела и сказала: «Стоило ли ехать так далеко, чтобы привезти в дом такую дуру».
Мало того, что Хана совершенно не имела понятия о вкусной и кошерной пище, так ее покладистость и улыбчивость после каждой адресованной для нее фразы оказались не чем иным, как результатом легкой тугоухости, которая передавалась в их роду исключительно по женской линии. Несмотря на превратности судьбы, Хана получила музыкальное образование и успешно преподавала в школе.
Израила она полюбила сразу и на всю жизнь, родив ему в первые годы совместной жизни двух прелестных дочек. Матерью она была хорошей, поэтому родители немного еще посетовали на допущенный промах в подборе невестки и смирились, надеясь на то, что любовь преодолеет все преграды.
– Симпатишный мужчина уже свободен или я подожду? – игриво спросила Хана, подходя к мужу.
– Мадам, я видел вас идти ко мне навстречу и хочу сказать со всей ответственностью, что вы самая красивая женщина. Для такой, как вы, мужчина всегда холост, свободен и даже богат, – произнес Израил, весело похлопывая себя по карману жилета.
Он быстро зашел в салон и перво-наперво сложил инструменты в чемоданчик. Потом он собрал использованные за день простыни в большую холщовую сумку, чтобы вечером их постирать и приготовиться к новому рабочему дню. Выйдя из парикмахерской, он запер дверь на большой висячий замок, который в первый же день купил на базаре, узнав, что в городе по ночам не очень спокойно. Отдав маленький чемоданчик жене, он галантно отвел локоть, предлагая Хане взять его под руку.
– Израил Гершевич, какая ви красивая пара, дай бог вам много счастья! – не удержалась от комплимента тетя Сима.
На секунду Шерман остановился и призадумался.
– Мадам Сима, скажите, вы где сохните белье?
– Как и все: на веровке.
– Вы мне окажете большую услугу, если согласитесь стирать для салона простыни. О цене мы договоримся. Уверяю вас, вы останетесь довольны.
– Израил Гершевич, ви знаете, как я вас уважаю. Уже согласна. Лишний заработок ещчо никому и никогда не мешал.
– Вот и замечательно, – с облегчением вздохнул Шерман, отдавая увесистую сумку.
Избавившись от тяжелого груза, Израил вновь предложил жене принять его под руку.
– Хана, – произнес он полушепотом, – Господь услышал наши молитвы и помог. Сегодня в салоне был очень интересный клиент. Сначала он украл у меня часы, а потом отдал не только их, но и все свои деньги. Это ли не милость Божья!
– А ты уверен, что он отдал все деньги?
– Конечно, я видел его кошелек.
– Изя, меня сомневает. Раз он такой непорядочный, то наверняка что-нибудь оставил себе. Ну как можно через таких людей что-то передавать!
Взглянув на супругу снизу вверх, Израил нежно поцеловал ее в плечо, и, абсолютно счастливые, они пошли встречать шаббат[6].
Израил и Хана не торопясь шли по бульвару, здороваясь со знакомыми да и просто с прохожими, которые с доброй грустью, а чаще с завистью смотрели на супружескую пару. С лица Израила не сходила улыбка. После каждого «здрасте» он еще ближе прижимался к жене, давая ей понять, что она принадлежит только ему, и счастье, вернувшееся в их дом после трех лет разлуки, он не собирается скрывать от посторонних людских глаз.
– Ты заметила, как на тебя посмотрела женщина в коричневом платье?
– Конечно, – вздохнула Хана.
– Мне кажется, что она немножечко завидует твоей красоте.
– Изя, это Лиза Фенхель. Недавно она получила похоронку, а мы ей напомнили, что она уже никогда не пройдется со своим мужем под ручку.
– Бедная женщина. У нее есть дети?
– Трое.
– Если она придет ко мне в салон, я не возьму с нее денег за работу.
– Ты добрый человек.
– Хана, я не знаю, будет завтра солнечно или пасмурно, тепло или холодно, но я точно знаю, что рано или поздно я тоже покину эту грешную землю. Пока я буду стоять в очереди к Богу, ко мне подойдет Лизин муж и обязательно спросит за свою жену. Мне кажется, что ему будет приятно, когда он узнает, что ей немножечко помогли.
– Это правильно, Изенька, но не говори так грустно. Может быть, она вперед тебя расскажет ему об этом.
Почти до самого дома супруги шли молча, наслаждаясь друг другом и прохладой летнего вечера, которую в разогретый город приносил морской бриз. Уходя за горизонт, теплое рыжее солнце, словно мать, заглядывало в окна домов, чтобы поцеловать перед сном своих набегавшихся и уставших за день детей. Соленый ветер ласково поглаживал измученные жарой кроны деревьев, и листья, с радостью избавляясь от дневного зноя, отвечали ему благодарным мягким шелестом. Соловьи соревновались в пении, выводя каждое коленце с изумительной чистотой.
– Хана, слышишь: «Тии-вить, тии-вить»? Это у них называется «почин». А сейчас слушай: «Фюиюи-юиюи» – это уже «юлиная стукотня». Вот «раскат» пошел и «дробь» под конец. Уловила? Красота! У тебя на родине соловьи по-другому поют: спешат, колена мешают и трещат, словно сороки перед дракой. Не спорь, женщина, я слышал ваших, когда к тебе свататься приезжал.
– Даже и не думала, – засмеялась Хана. – Как можно спорить с человеком, который отличает «фюиюи-юиюи» от «пуль-пуль-пуль».
Не успели супруги войти в свой двор, как из соседнего окна раздался крик пьяного соседа:
– Мирав, что ты себе думала, когда рожала сына? Какая от него польза? Цельный день читает книжки, жгет до утра свет, и нет ему заботы, шо ниточка в лампе тоже перегорает.
– Папа, вы же знаете, что мне нужно учиться, и все равно в одиннадцать делаете темно.
– И правильно папа делает, потому что папа зарабатывает деньги. А ты имел интерес хоть раз за электричество заплатить? Кто на прошлой неделе проводил на вокзал Басю с дочкой и посадил их в отцепленный вагон? Мало того, что они не уехали, так, пока ждали отправления поезда, съели половину продуктов, которые мы им дали в дорогу. Отгадай, кому пришлось покупать родственникам второй раз билет, чтобы они наконец-то от нас уехали? Изверг!
– Папа!
– Замолчи свой рот и сделай вид, щебы я тебя долго искал.
– Бедный Мендл, – вздохнула Хана, – как ему не повезло с родителями. Такой умный юноша, а они не хотят этого видеть. В последнее время Савелий совсем ум пропил. Только и кричит на сына. Свет выключает, а Мендл прячется под кровать с керосиновой лампой и снова читает, читает. Представляешь, Мирав из его тетрадей вырывает листы, чтобы закрывать банки с молоком. Он обижается, просит не трогать конспекты, а она как ни в чем не бывало: «Синочка, зачем тебе грязная бумага? Я тебе дам две копейки, пойди и купи чистую тетрадку». Говорят, он лучший студент в институте.
6
Шаббат – суббота, седьмой день недели, в который Тора предписывает воздерживаться от работы.