Страница 5 из 11
– А вы не ходите по ночам. Поздние прогулки во все времена были противопоказаны приличным женщинам.
– Так то ж приличным! – грустно ответила Лора.
– Мадам, с каких пор вы перестали ею быть?
– Со времен оккупации. У меня квартировался немецкий офицер.
– И вы об этом так просто говорите?
– Израил Гершевич, я устала бояться. Я каждый день жду, что меня отправят в лагерь. Мою знакомую уже арестовали. Что вы застыли или после такой новости у вас не поднимутся руки сделать мне прическу?
– Нет, нет. Кто такой Шерман, чтобы судить вас, мадам? На фронте я видел много горя. Именно там я понял, на что готовы люди пойти, лишь бы сохранить свою жизнь. Я понимаю, вам было тяжело.
– Нам было нечего есть. Многие женщины даже пошли работать в немецкие бордели, чтобы не умереть с голоду. Израил Гершевич, как это ужасно ни звучит, но там был порядок. Немцы со всей строгостью за этим следили.
– Что вы говорите! Не сочтите за любопытство, но это делает ваш рассказ интересным. Кстати, какую прическу мадам желает иметь?
– Сделайте мне «Викторироллс». Надеюсь, вы еще не забыли, как она выглядит?
– Только об этом и мечтал. Тогда второй вопрос. Мадам Лора предпочитает горячую ондуляцию или обойдемся отваром семени льна?
– Какая ондуляция без щипцов! Разжигайте керогаз и берегите свои руки. Они у вас замечательные.
Шерман достал марсельские щипцы и положил их на железный лист. Пока они нагревались, он постриг волосы до уровня плеч и, разделив их на две ровные половины, аккуратно пригладил щеткой.
– Я вам делаю красиво и внимательно слушаю, – произнес он, накручивая первый локон.
– Немцы очень заботились о боеспособности своей армии, поэтому в начале войны почти за каждой воинской частью был закреплен полевой публичный дом. Он следовал за ними повсюду. Представляете, для этого у них было создано целое министерство, а проститутки значились чиновниками, получая не только зарплату, но даже страховку. Самое интересное было не это. Германия не могла позволить, чтобы вопросы сексуального обеспечения были пущены на самотек, поэтому в армии выдавались талоны для посещения борделей по категориям. Самая низшая – это солдатские, и там на одну девушку полагалось сто солдат. Для унтер-офицеров – одна на семьдесят пять человек, на офицеров – пятьдесят, а у летчиков – двадцать. Кстати, для офицеров у них были феи арийского происхождения: светловолосые, с голубыми глазами и высокого роста, которые шли туда работать исключительно из патриотизма. Израил, вы можете себе представить проституцию по идейным соображениям? В гестапо даже был отдел, который контролировал «семенной фонд рейха». Так вот, с приходом на наши земли немцам пришлось отступить от некоторых правил. Арийские жрицы уже не так охотно рвались на фронт для поддержки боеспособности армии, поэтому заведенный порядок стал распространяться на наших женщин. Чистое белье, мыло и резиновые изделия по три на каждого бойца – это обязательное условие для той и другой стороны. Медицинский осмотр проводился еженедельно, и трудовой лагерь грозил всем, кто заражал бойцов болезнями. Кстати, иногда они сами охотно заражались гонореей, чтобы несколько месяцев полечиться в тылу, а не погибать на полях сражений. Это все мне рассказал квартировавшийся военный врач.
– Да, Лорочка, вопрос жизнеобеспечения армии у немцев поставлен на высоте, но не подумайте, что я им завидую. До войны я мог себе позволить свободные отношения с женщинами, но это было, пока мне не повстречалась Хана. Вы хоть и не еврейка, но должны знать, что значит для нас семья. Не сочтите меня консерватором, а близость без любви невозможна. Да, да. Она объединяет не только тела. Она объединяет души. Знаете, когда я гляжу на женщину, я почему-то сразу думаю о ее детях. Будем делать по два валика с каждой стороны? – поинтересовался мастер.
– Делайте два. Это не только красиво, но и дольше. Мне у вас очень хорошо. Такого собеседника в последнее время нечасто можно встретить. Представляете, теперь соседки называют меня немецкой подстилкой и шлюхой, и только вы отнеслись ко мне со вниманием и уважением.
– Я благодарю вас, мадам. Мне тоже приятно с вами поговорить, – ответил Шерман, закручивая локон по направлению к макушке.
Сформировав четыре валика, он закрепил их шпильками и приступил к накручиванию мелких кудряшек на затылке, которые обычно были красивым завершением прически. Закончив работу, Израил отошел в сторону и полюбовался на результат своего труда, потом немного подумал и решил для фиксации побрызгать прическу раствором льняного семени.
– Так будет надежнее, – заботливо произнес он.
Лора внимательно посмотрела в зеркало и, найдя себя очень даже хорошенькой, рассчиталась с мастером, вознаградив его щедрыми чаевыми.
– Вы осуждаете меня? – поинтересовалась она перед уходом.
– Шерман – маленький человек, чтобы вас судить, а на людей не обращайте внимания. Они всегда найдут тему для языка, особенно когда речь идет об одинокой женщине.
Открывая дверь для Лоры, он чуть не столкнулся с Борей Тряпочкой, который молча стоял напротив входа в салон. Увидев выходящую красивую женщину, Боря, как ребенок, расплылся в улыбке и, перенеся свой взгляд на парикмахера, радостно закричал:
– Изька-жид домой вернулся! Живой! Матерь Божья сохранила его. Матерь Божья – это матерь Божья! У нее детей, как звезд на небе. Детей много, а она Изьку любит, безгрешная женщина. А кто в грехах… – на этих словах он достал из сетки бутылку и, набрав полный рот воды, прыснул на прическу Лоре, – я вас всех прощаю!
После выданной тирады он с облегчением вздохнул, омыл остатками мутной жидкости свое лицо и с блаженной улыбкой пошел прочь.
Шерман взглянул на Лору, которая, как завороженная, смотрела на уходящего Борю. Из ее глаз капали крупные слезы.
Пару секунд в округе висела тишина, пока ее не нарушил детский плач. Молодая мамаша с коляской, видя разворачивающиеся события, приостановилась в надежде на бурное продолжение. Очнувшись от происходящего, Лора быстро промокнула лицо белоснежным платком и, поблагодарив мастера за отличную работу, решила как можно быстрее удалиться. Она не хотела давать лишний повод для сплетен, которые с этой минуты обязательно поползут по городу, проникая в каждый двор, дом, а главное, на Привоз. Там это происшествие быстро обрастет невероятными фактами, оставляя за собой только одну информацию без искажений – это имя героини.
– Что творится среди белого дня! – послышалось из окна соседнего дома.
Шерман оглянулся и увидел мадам Симу, раздвигающую на подоконнике горшки с геранью, которые мешали ей максимально приблизиться к месту событий.
– Все видела. Все видела и скажу вам, Израил Гершевич, что ви такой хороший мастер и не должны переживать. Прическа у женщчины осталась как новая, и она будет спокойна. Уж ви мине поверьте. Мадам, – обратилась она к даме с плачущим ребенком, – что ви стоите, дайте своей девочке цыцу, и она перестанет плакать. Не девочка? Так тем более дайте. Мальчик вирастит и скажет вам спасибо за ровную нервную систему или на всю жизнь обидится на паховую грыжу. Почему я должна беспокоиться о вашем ребенке? Нет, рожать нужно в старости. Правда, Миша? – обратилась она к мужу, который выглядывал из другого окна. – У молодых совсем нечем думать о детях. А если ви хочите сделать себе прическу, – переключилась она снова на мать, – то можете идти и спокойно себе сидеть в кресле. Я присмотрю за вашим фаэтоном, будьте-таки уверены. Тетя Сима воспитала собственных детей – и вашего крикуна, шоб он был здоров, воспитает в лучшем виде. Не хочите, как хочите. Расстанемся в трепетном оживлении и забудем, как друг друга звали, – прокричала она вслед уходящей мамаше. – Можно подумать, что ви спешите скорее, чем я. Вейз мир! За пару минут и столько событий.
Израил Гершевич, мине кажется, вас уже дожидаются, – махнула она рукой в сторону стоящего у салона пожилого мужчины. – Или есть ещчо время нам душевно поговорить за этот несчастный случай? Я себе знаю, а ви думайте, что хочите, но он точно пришел до вас. Ну, что я говорила! Отличить клиента от поглазеть – для меня как сторговать пару рублей на Привозе. Вам что-нибудь там купить? Мы с мужем сейчас пойдем. Нет? И правильно. В последнее время там такие зверюги торгуют, что норовят сделать покупателю неприятно. Во вторник пошла за квашеной капустой, а на месте Баси торгует другая интересная мадам. Я попробовала засол и вижу, что это тот же рецепт. Стою, ем, как будто думаю, и виду не подаю. Потом попросила взвесить килограмм и в ответ получила такую цифру, что мине приключился апоплексический удар. Можно подумать, я на базаре первый раз и не знаю, сколько стоит та капуста. Легкой вам руки, мастер Шерман, или вам все-таки купить? – прокричала тетя Сима вслед заходящему в салон Израилу.