Страница 12 из 18
К весне 1885 года отец не вставал уже с постели; сильные боли и непрестанная икота; приглашенный врач определил - рак в желудке...
Мать не отходила от постели больного, меня на ночь выдворяли в соседнюю комнату.
Стал отец часто и спокойно говорить о своей близкой смерти, что наполняло мое сердце жгучей болью. Осталось в памяти его последнее напутствие:
- Скоро я умру. Оставляю тебя, милый, и мать твою в нужде. Но ты не печалься - Бог не оставит вас. Будь только честным человеком и береги мать, а все остальное само придет. Пожил я довольно. За все благодарю Творца. Только вот жалко, что не дождался твоих офицерских погон...
Шли дни великого поста. Отец часто молился вслух:
- Господи, пошли умереть вместе с Тобою...
В страстную пятницу я был в церкви на выносе плащаницы, и пел, по обыкновению, на клиросе. Подходит ко мне знакомый мальчик и говорит:
- Иди домой, тебя мать требует.
Прибежал домой - отец уже мертв.
{54} Исполнилось желание его - умереть в страстную пятницу. Самовнушение или милость Божия?
На третий день Пасхи отца похоронили. Хор музыкантов 1-го Стрелкового батальона играл похоронный марш; сотня пограничников проводила гроб в могилу тремя ружейными залпами; могилу засыпали землей, и мы с матерью жалкие и несчастные в тот день, как никогда - вернулись в свой осиротевший дом.
Для могильной плиты приятель отца, ротмистр Ракицкий, составил надпись:
"В простоте души своей он боялся Бога, любил людей и не помнил зла".
***
Со смертью отца материальное положение наше оказалось катастрофическим. Мать стала получать пенсию всего 20 руб. в месяц. Пришлось мне, хотя я и сам был тогда еще юн и не тверд в науках, репетировать двух второклассников. За два урока получал 12 руб. в месяц. Никакого влечения к педагогической деятельности я не имел, и тяготили меня эти занятия ужасно. В особенности зимой, когда рано темнело. Вернувшись из училища часа в 4 и наскоро пообедав, бежал на один урок, потом - в противоположный конец города на другой. А тут уж и ночь, да свои уроки готовить надо... Никакого досуга ни для детских игр, ни для Густава Эмара. Праздника ждал, как манны небесной.
Года два еще кое-как перебивались, наконец, стало невмоготу. На "семейном совете" (мать, нянька и я) решили попытаться получить разрешение на держание ученической квартиры. Пошли с матерью к директору Левшину. Тот дал разрешение на {55} квартиру для 8 учеников. Нормальная плата была 20 руб. с человека. Так как к тому времени повысилась сильно моя школьная репутация ("пифагор"), то меня же директор назначил "старшим" по квартире.
С тех пор, если и не было у нас достатка, то кончилась та беспросветная нужда, которая висела над нами в течение стольких лет.
К этому же времени относится и резкое изменение нашего "семейного статута".
Школьные успехи, некоторая серьезность характера, вызванная впечатлением от кончины отца и его предсмертного наказа - "береги мать"... и участие в добывании средств на хлеб насущный - с одной стороны.
С другой - одиночество моей бедной матери, инстинктивно искавшей хоть какой-нибудь опоры, даже такой ничтожной, какую мог дать 15-летний сын...
Все это незаметно создало мне положение равноправного члена семьи. Меня никогда больше не наказывали и не пилили. Мать делилась со мной своими переживаниями, иногда советовалась по вопросам нашего несложного домашнего быта.
Со времени производства моего в офицеры мать жила при мне до самой своей смерти, последовавшей в Киеве, в 1916 году, когда я был на войне и командовал уже корпусом.
ВЫБОР КАРЬЕРЫ
В первый год моей жизни, в день какого-то семейного праздника, по старому поверью, родители мои устроили гадание: разложили на подносе крест, детскую саблю, рюмку и книжку. К чему первому дотронусь, то и предопределит мою судьбу. Принесли меня. Я тотчас же потянулся к сабле, потом {56} поиграл рюмкой, а до прочего ни за что не захотел дотронуться.
Рассказывая мне впоследствии об этой сценке, отец смеялся:
- Ну, думаю, дело плохо: будет мой сын рубакой и пьяницей!
Гаданье и сбылось, и не сбылось. "Сабля", действительно, предрешила мою жизненную дорогу, но и от книжной премудрости я не отрекся. А пьяницей не стал, хотя спиртного вовсе не чуждаюсь. Был пьян раз в жизни - в день производства в офицеры.
Рассказы отца, детские игры (сабли, ружья, "война") - все это настраивало на определенный лад. Мальчишкой я по целым часам пропадал в гимнастическом городке I-го Стрелкового батальона, ездил на водопой и купанье лошадей с Литовскими уланами, стрелял дробинками в тире пограничников. Ходил версты за три на стрельбище стрелковых рот, пробирался со счетчиками пробоин в укрытие перед мишенями. Пули свистели над головами - немножко страшно, но занятно очень, придавало вес в глазах мальчишек и вызывало их зависть... На обратном пути вместе со стрелками подтягивал солдатскую песню:
Греми слава трубой
За Дунаем, за рекой
Словом, прижился к местной военной среде, приобретя знакомых среди офицерства и еще более приятелей среди солдат.
У солдат покупал иной раз боевые патроны - за случайно перепавший пятак или за деньги, вырученные от продажи старых тетрадок; сам разряжал патроны, а порох употреблял на стрельбу из старинного {57} отцовского пистолета или закладывал и взрывал фугасы.
Будущая офицерская жизнь представлялась мне тогда в ореоле сплошного веселья и лихости. В нашем доме жили два корнета 5-го Уланского полка. Я видал их не раз лихо скакавшими на ученьи, а в квартире их всегда дым стоял коромыслом. Через открытые окна доносились веселые крики и пение.
Особенно меня восхищало и... пугало, когда один из корнетов, сидя на подоконнике и спустив ноги за окно, с бокалом вина в руке, бурно приветствовал кого-либо из знакомых, проходивших по улице. "Ведь, третий этаж, вдруг упадет и разобьется!.."
Через 25 лет во время японской войны мы вспоминали мое детское увлечение: бывший корнет, теперь генерал Ренненкампф - прославленный начальник Восточного отряда Манчжурской армии, и я - его начальник штаба...
По мере перехода в высшие классы, свободного времени становилось меньше, появились другие интересы, и "воинские упражнения" мои почти прекратились. Не бросил только гимнастики и преуспевал в "военном строе", который был введен в училищную программу в 1889 году.