Страница 36 из 116
Через минуту сейф был открыт. Я достал оттуда личные дела. Наши с сестрой лежали сверху.
На папке с делом Лиски было написано красным карандашом: «Выбыла». Дальше приписка: «Погибла». Мельком просмотрев документы, я отложил папку в сторону. Меня уже не интересовало, что они знают о Лиске. Если пишут гадости, тем более мне не надо знать. Для меня она была самой чистой девочкой в мире.
Открыл свою папку, посмотрел на фотографию, усмехнувшись: не нравились мне эти казённые снимки, то ли дело, те, которые делал Жорка! С любовью…
Нашёл свидетельство о рождении, школьные документы, и ничего не взял.
В сейфе ещё были деньги. Но я не отморозок, чтобы грабить детей.
Зачем я тогда сюда пришёл? За документами! Но что, как говорится, день, грядущий, мне готовит?
Потеряю, отнимут, потом восстанавливай.
Пусть полежат здесь. Главное, я знаю, что документы есть, они в надёжном месте. Пока.
Я взял ручку, лист бумаги, написал: «Спрячьте подальше, пожалуйста, мои документы!», а ещё лучше, вышлите их по адресу… - тут я задумался: а есть ли тот адрес? Вдруг адрес другой?
Я скомкал листок и бросил его в урну. Так и не решив, что делать, я вышел из кабинета, запер дверь и замер: за столом секретаря сидел Михаил Иванович!
- Ну, что? Всё взял? – спросил директор.
- Ничего не взял, - потерянно сказал я.
- Почему?
- Потеряю, или отнимут где-нибудь.
- Это верно, - вздохнул директор, - что теперь собираешься делать?
- Мне надо бежать, - опустил я голову, - меня ищут.
- Дошли до меня такие слухи, поэтому я здесь. Заглянул в твою спальню, тебя нет, всё на месте. Где ты можешь быть? Зашёл за документами. Не удивляйся, я сам вырос в этом детдоме.
- Михаил Иванович, - теребя края кофточки, сказал я, - в нашей теперешней группе есть мальчики, Серёжа и Артёмка. У них родители садисты, издеваются над ними. А характеристики у них хорошие.
Пацанов могут опять отдать в семью. Постарайтесь, чтобы этого не было? Их забьют до смерти! Серёжа показывал мне ожоги на груди… - меня опять передёрнуло, - Его, так называемая мать, гасила об него окурки! У младшего отбили… здесь, - показал я. – Михаил Иванович! – умоляюще просил я, подняв голову. И умолк, увидев бледное, даже в полумраке, лицо и сжатые в кулаки руки.
- Михал Иваныч! – испугался я.
- Ничего, Саша, ничего! – тяжело дышал директор, - Обещаю, пока я здесь директор, этого не случится!
- Вера Игнатьевна…
- Знаю, - махнул рукой директор, - давно под меня копает.
- Ещё одна просьба, Михал Иваныч, - вздохнул я, - сегодня я ходил в церковь, поставил свечку за упокой.
- Хорошее дело, - одобрил Михаил Иванович, - без спросу?
- Почему? Отпустили. Но дело не во мне. Ребята тоже хотят. Это церковь детская, а у детей очень много просьб к Матери Божьей. Сводите их, ладно?
- Значит ты…
- Мне сестра сказала: сегодня.
- Понимаю. Ну что же, иди, собирайся.
- Михаил Иванович, правда, если бы не это, я навсегда остался бы с вами!
- Верю, Саша. Никита сильно переживает. Всё время ждёт, что ты вернёшься.
- Я напишу, когда найду своё место.
- Лучше тебе не высовываться, Саша, - директор встал, подал мне руку, - прощай, сынок! Очень жалко с тобой расставаться. Когда ты, в первый день, сказал, что мы не умеем воспитывать детей, я рассердился на малолетнего критика. Теперь вижу, что ты был прав, но научиться этому нельзя. Таким надо родиться. Ты вот такой.
- Я?! – изумился я.
- Конечно. Ты просто не замечаешь за собой, как меняешь людей. Причём всех, с кем пообщаешься.
Просто фантастика! Ну всё, иди, Саша, а то ночь короткая.
«Всех, с кем пообщаешься!», - я фыркнул, вспомнив лейтенантшу с капитаном. Этих изменишь! Нет, милиционеров не исправишь. Они или хорошие, или вот такие. Интересно, как там Сёма?
В спальне я достал свой рюкзак, перебрал его, взял с тумбочки портрет Лиски, вместо него положил фото, где мы с Лиской, смеёмся. Подписал: «Братику Артёмке от Саши. На долгую память». Вздохнул.
Слёз будет! Но сейчас побоялся даже подойти к его кровати. Потоптался в нерешительности и ушёл.
Побег – 2.
Чтобы не нашуметь в спальне, переоделся в комбинезон из «чёртовой кожи», уже за забором, в кустах.
Сквозь щель в заборе я смог пролезть, раздевшись до трусов. Потолстел, что ли? Или пошёл в рост?
Справедливости ради, стоит сказать, кормили нас в последнее время, как на убой. Набегавшись во дворе, мы лопали всё подряд и ложились спать. Немудрено поправиться!
«Что ни день – сто грамм! А то и сто пятьдесят!» - хихикнул я, а противный внутренний голос добавил: «Теперь будет с минусом». Я был вынужден с ним согласиться.
Путь до нашего бывшего дома был мне уже знаком и привычен. Приблизившись к нему, я осмотрел тёмное страшноватое здание и сразу побежал к Лискиному схрону.
Сразу решил проверить, насколько мне подходят когти.
Быстро защёлкнув их на ногах и руках, взлетел по стволу к дуплу.
- Спасибо, Лиска! – шепнул я.
«Всегда пожалуйста!», - хихикнула сестрёнка.
Дело в том, что я решил «поселить» вместо противного внутреннего голоса Лиску. Приятнее слушать голос любимой сестры, чем собственное ворчание.
Конечно, я оставался грубым материалистом, и не верил в мистику. Всё, что случилось в церкви, я считал не более, чем играми разума, желающего чуда. Вера на том и основана, для того нужна, чтобы жить было не так пакостно. К примеру, викинги, вечно сидевшие на диете и проводившие время в походах и сражениях, устраивали пир, добыв много пива и мяса, и желали, чтобы пир никогда не кончался.
Христиане придумали рай для страдающих, и ад для жирующих.
Ну, а я придумал, чтобы сестрёнка всегда была со мной, и давала бы мне дельные советы.
Так что, оставив на месте оружие, я забрал с собой узел с женскими штучками, решив при свете дня разобраться с ними.
Подумав, я не стал посмеиваться над девочкой. Ведь её всё время заставляли носить мальчишескую одежду, пока она была девочкой. Теперь-то мне понятен этот маскарад, но, если бы меня одевали бы постоянно в девчоночьи платья, у меня в схроне тоже сейчас лежала мальчишеская одежда, и я, тайком, одевался бы в неё, как это делала Лиска.
Однажды я застал её в такой одежде, и она, впервые, по-настоящему разозлилась на меня, обозвав шпионом. Я плакал, и клялся, что никому не скажу.
Теперь пришло время мне расплатиться за свой невольный грех.
Добравшись до своего тайника, я задумался, что делать дальше. Вы не поверите, но город, где я прожил почти десять лет, я знал очень плохо. Только дорогу от дома до школы и обратно.
Лиска следила за тем, чтобы я не бегал с ребятами после уроков, брала меня, набычившегося, за руку, и вела домой, а потом бежала назад, ведь уроков у неё было больше.
Тогда мне было очень обидно, город приходилось изучать по карте, так что я знал лишь примерное направление движения, чтобы выйти к вокзалу.
Как я уже говорил, ночь была безлунной, но звёздной, ярко светился Млечный Путь., можно было при его свете не включать фонарик.
Открыв свой рюкзак, я стал чесать затылок: хотел взять с собой много чего, а вместимость рюкзака была небольшой. В голове мелькнули мысли о магах, умеющих делать пространственные карманы.
Оставалось только позавидовать им. Раз десять перебрав содержимое двух рюкзачков, кое-как уложил вещи. К тому же я не желал оставлять девчоночий рюкзачок, он мне нужен для будущего маскарада. Хоть смейтесь, хоть нет, над этим, но мне угрожала гибель, или потеря свободы, что было гораздо хуже: я уже представлял себя на месте Лиски, ведь любителей мальчиков хватало в любые времена, и за меня ещё долго можно было получать хорошие деньги.
Кровная месть, это хорошо, а длительное издевательство, причём с выгодой – лучше.
Представив себе такую жизнь, я лязгнул зубами. Постарался отогнать мысль о чувствах сестры.