Страница 2 из 33
***
Во дворе дома оказалось неожиданно безветренно и даже тепло, из-за серых туч выглянуло заходящее солнышко. По спине Тяглова пробежали мурашки, изгоняющие остатки студеного сквозняка. Матвей выпрямился и поднял голову. С хоккейно-баскетбольной коробки доносились звонкие удары по мячу и ребячьи голоса.
- Надо же, футбол. Как-то не по погоде, вроде бы, ... а с другой стороны, сентябрь, да и во дворе свой микроклимат, - подумал Матвей, проходя по серой асфальтовой дорожке вдоль облезлой белёсой стенки коробки.
- Дядя, подайте мяч, пожалуйста.
Матвей обернулся. К нему катился футбольный мячик, разукрашенный яркими нашлепками. Приблизившись, мяч мягко, подобно щенку, ткнулся в щиколотку Матвея, чуть отвалился в сторону и замер в ожидании. Над стенкой коробки маячили пара широко и щербато улыбающихся мальчишечьих головёнок в вязанных цветных шапочках.
Матвею внезапно стало тепло и радостно. Он улыбнулся и вспомнил себя таким же точно мальчуганом, целыми днями гоняющим мячик во дворах в забытье от всех на свете неприятностей этого мира. Тяглов вынул руки из карманов, наклонился над этим игровым надутым шаром, потянулся к мячу, но вдруг решительно выпрямился и легонько коснулся носком ботинка яркой нашлепки. Мячик с готовностью дрогнул.
- А вот вам, пацаны, ловите-ка мастерский удар! - Матвей поднял глаза, увидел засверкавшее под лучами осеннего солнышка металлическое кольцо баскетбольного щита и, представив в голове, как мяч описывает точную параболу, проходящую прямо через центр кольца, без лишнего напряжения, подъемом стопы пнул снаряд. С сочным чмоканьем мячик взмыл над головами ребятишек, посверкивая яркими наклейками, описал красивую дугу и рухнул на площадку точно через кольцо, не задев краев обруча.
- Ухх-тыы...! - мальчуганы всполошились, забегали, зашумели, - Дядя, дядя, повторите!
Один из сорванцов перекинул мяч обратно через стенку, с трудом перевалился сам, и взяв в руки мячик, подбежал ко Матвею, заискивающе снизу заглядывая в лицо, - Покажите еще, дядя.
- Да что вы, ребята, такое раз в жизни получается, - засмеялся Матвей.
- Ну пожалуйста, - бережно установил мяч к дядиным ногам, поднял голову и умоляюще посмотрел Матвею в глаза. Пацаненку было лет десять, не более, и по извечной мальчишечьей природе лукаво улыбающийся рот остро напомнил Матвею его сына. Внутри защемило, стало жарко и неловко.
- Ага, - глядя на обруч, мужчина невольно представил невероятную траекторию, вздохнул, жалко улыбнулся в ответ мальчику и опять ударил по мячу. Мяч, как живой, вспорхнул ввысь и на обратном падении чисто вошел в баскетбольное кольцо. Мальчуган обернулся к Тяглову, рот его распахнулся, а глаза расширились. Повисла тишина. Затем с площадки кто-то спросил:
- Вы, наверное, просто в цирке работаете, дядь?
- Да вот, в цирке у нас так, - судорожно протолкнул сквозь горло Матвей.
- Вот бы и наши всегда так, - протянул мальчишка и, развернувшись, побежал на площадку.
Получив приемлемое для них объяснение, пацаны еще немного погомонили и снова начали пинать мяч. Тяглов постоял, мысленно махнул рукой, боднул головой в сторону, развернулся и зашагал к подъезду.
- Бывает же такое, - голова звенела непонимающей пустотой, но было тепло и приятно.
***
Отперев своим ключом дверь, Матвей с порогами прокричал приветствие как обычно лежавшей в своей комнате на диване теще. Петровна, как звал тещу Матвей, невнятно ответила. Она была больна. Не физически, но духовно. Или душевно. Физически она была в порядке. Одним словом, у тещи были непорядки с головой, и она до сих пор не осознавала, что её дочь и внук уже давно с ними не живут. Матвей разулся, вдел ноги в домашние пластиковые тапочки, снял слегка влажное с улицы пальто, размотал шарф, стянул шапку и повесил их на вешалку в прихожей. Затем последовал на кухню, сел в свой любимый тесный угол на табурет и задумался.
Мысли ворочались медленно и обреченно. Работы не было, денег хватит еще на месяц, при максимальном ужатии, - на два. Пенсия у Петровны мизерная, на нее не прожить. Да и тратила она её самостоятельно за один-два дня, немедленно по получению наведываясь на ближайший стихийный рыночек, где накупала сразу на всю сумму множество ненужных случайных вещей. Тяглов с пониманием относился к её, таким образом получаемому единственному развлечению, и на бабушкину пенсию не претендовал. Тем не менее, надо было что-то делать, решать финансовый вопрос. Но тридцатипятилетний Матвей не интересовал работодателей, устроиться не получалось.
Недавно в почтовом ящике Матвей обнаружил официальное письмо от районного суда с уведомлением о разводе и отсутствии взаимных претензий. Каким образом это удалось жене при наличии несовершеннолетнего сына и без его, Матвеего, присутствия, оставалось тайной. Тягаться с государством и непонятными, но явно могущественными связями супруги не было сил. По факту супруга-то стала бывшей, и лишь по многолетней привычке Матвей продолжал думать о ней, как о жене.
Тяглов потянулся в карман за сигаретами, вынул почти пустую пачку и зажигалку, бросил на стол, вытащил одну и жадно прикурил, привычно помножив стоимость пачки на количество дней и внутренне поморщившись. Надо было бросать, но он не мог. Иногда всплывали мысли о стоявшем в дешёвом жестяном ящичке ружье, но Матвей регулярно гнал их прочь. Он был православным христианином. Хотелось выпить водки, это немного помогало. Но после ухода жены Матвей все реже и реже пил водку, пока не прекратил вовсе. Он сознавал, что пить в его положении нельзя. Иначе конец, то же ружье, но растянутое во времени.
Христианином стал Матвей уже в Москве, будучи женатым. Он был крещен в раннем детстве, но воспоминаний об этом не осталось. Однажды, тогда еще работающая теща принесла домой тонкую серую брошюрку. Брошюра валялась на полках, пылилась, пока случайно не попалась в руки Матвею. Так он впервые прочел Новый Завет.
На плите стояла сковорода с жаренным картофелем. Уходя, Матвей поручил теще пожарить картошки и поесть самой. Это единственное блюдо, что осталось у Петровны от былых кулинарных умений. Готовила она его только после целенаправленной просьбы Матвея, самостоятельно принять решение уже не могла. Впрочем, теща еще могла мыть посуду, чем Тяглов постоянно и пользовался. В холодильнике были сало, хлеб, чеснок и увесистый пакет с квашенной капустой. Вполне нормально, почти полный набор необходимых питательных элементов, подумал Матвей, усмехнувшись.
Спросив у тещи, ела ли она, и получив утвердительный ответ, Матвей прямо со сковороды поел картошки, подбирая вилкой из пакета нитеобразные клубки капусты, заедая все салом, хлебом и чесноком. За окном стемнело, солнце зашло за стоящие напротив жилые башни. Запив все водой, чаю не хотелось, выкурив еще одну сигарету, Тяглов прошел в свою комнату. Снял с себя верхнюю одежду, покидал её на стул, рухнул на раз и навсегда развёрнутый диван-раскладушку со скомканным бельем и почти мгновенно заснул, так и не зацепившись ни за одну стоящую мысль о будущем бытие.
***
Среди ночи он неожиданно проснулся. Было жарко и мокро, тело покрылось потом. Матвей опустил босые ноги с дивана, нащупал прохладный пластик тапочек и заставил себя встать. Сквозь штору пробивался свет уличного фонаря, но в комнате был мрак. Подошел к шкафу, на ощупь вынул сухую футболку, стянул с себя влажную и положил на холодную батарею. Официальный отопительный сезон еще не на стал, власти не волновались по поводу пертурбаций погоды, в квартире было прохладно. Переодевшись, он понял, что теперь сразу не уснуть. Побрел на кухню, покурить и, может, выпить горячего чаю.
По пути заглянул в ванную. Щёлкнув выключателем, подошёл к раковине, открыл воду и глянул на себя в висевшее над краном зеркало. Сквозь засохшие белесые брызги мыла и зубной пасты отражающая поверхность явила Матвею его лицо. М-да, годы не щадили. Щеки были слегка одутловаты, своей намечающейся брылистостью напоминая бульдога. Мешки под тусклыми зелено-карими глазами, покрасневшие белки, что, впрочем, можно объяснить неспокойным сном. Густые чёрные брови, высокий и широкий лоб, обрамлённый сверху траченными сединой поредевшими волосами неопределенно-пегого цвета, совершенно отличного от былого жгуче-черного оттенка. Впрочем, общая картина соответствует реальному возрасту, - Матвей вздохнул, - что и мешает котировкам на рынке труда. Плеснув в лицо прохладной воды и утеревшись не так уж чтобы очень свежим полотенцем, Тяглов прошёл на кухню.