Страница 5 из 32
В уверенности, что контакты наши еще продолжатся, от всего сердца желаю Вам всего самого, самого светлого.
Большой привет шлет Вам Галина Васильевна.
Душевно.
Дорогая Нинель Максимовна,
Бесконечно признателен Вам за письма и копии с документов. По русскому периоду с последними у меня туговато. Ведь поблизости у меня архивов нет, с архивными материалами некоторых московских и ленинградских архивов и старыми изданиями я знакомился, но, признаюсь, в большой спешке и переписать для себя не мог.
Между прочим, в ЦГАЛИ имеется именной фонд Рериха. Когда его открыли, он был довольно беден. В 1972 году я сдал туда шесть или семь писем Рериха ко мне (конец тридцатых годов). Уже после этого, вероятно, были переданы туда письма к Тенишевой. Возможно, что имеются и другие пополнения.
Архив Пушкинского дома меня зело интересует. Там должны быть письма Н. К. к сестрам Шнейдер (племянницам востоковеда Минаева), до этих писем надеюсь добраться. Есть там и другие документы по Рериху.
«Встречи с прошлым»[4] я выписал «книга – почтой», но не уверен – получу ли. Если не придут, то буду тревожить Нечаева, я с ним знаком. Выписки из «Весов»[5] у меня нет. Больше всего у меня материалов по зарубежному периоду, в том числе обширная переписка с Прибалтикой, начиная с двадцатых годов. Много и различных зарубежных публикаций, а также неопубликованных очерков из цикла «Моя жизнь». Есть интересные биографические данные из писем ко мне Святослава Николаевича. Именно он впервые указал мне и на знакомство Н. К. с Дорджиевым. Думаю, что Л. А. Мандрыкина или всего не знала, или подзабыла. Учился Дорджиев в Лхасе, да и табуны гонял, вероятно, в Тибет, а не в Турцию. Он пользовался большим доверием далай-ламы и сопровождал его из Лхасы в Монголию, когда тот бежал от англичан. В Париже Дорджиев был позднее и, похоже, с дипломатической миссией. Вообще – личность чрезвычайно интересная. Опасаюсь, что его архивы, так же как и основные ценности буддийского храма,[6] над которым он одно время шефствовал, – безвозвратно пропали. В буддийском храме я был в шестидесятых годах, после того как его освободило военное ведомство и передало Академии наук. Инициативу в это[м] проявил еще Юрий Николаевич Р[ерих], он предполагал организовать там востоковедческий филиал. Часть имущества храма еще сохранилась и находится в фондах Казанского собора.
Копию письма Рериха к Волошину я от В. П. Купченко получил. Он интересовался судьбой Н. Любавиной, уехавшей в Индию, но сведений о ней мне получить еще не удалось. В имеющихся у меня материалах ее имя не упоминается. Возможно, что С. Н. Р. что-либо и знает.
Ваше собрание материалов и изданий стихов Гумилева меня очень заинтересовало. Мне кажется, что имеется определенная закономерность в том, что отдельными писателями больше занимаются не литературоведы, а художниками не искусствоведы по специальности. Ведь специалисты имеют вышеутвержденный «план научно-исследовательской работы», включающий в себя «течения», «направления», «школы» и т. п., поэтому и творчеств[ом] отдельных представителей всего этого им не удается заняться как следует. Среди искусствоведов у меня много знакомых, в том числе и все, кто писал о Рерихе. Как правило, за справками они обращаются ко мне – не искусствоведу. И тем не менее, несмотря на справки и множество опубликованных материалов, в солиднейших изданиях допускаются грубейшие ошибки. Потом они переходят из одной публикации в другую, т. к. к первоисточникам мало кто обращается. На это не хватает у специалистов времени. Мы же, «неспециалисты», – меньше разбрасываемся.
Чувствую себя, Нинель Максимовна, большим должником перед Вами и не знаю, чем смогу «рассчитаться». Если будете в Таллинне, то очень рад был бы видеть Вас и в Козе-Ууэмыйзе. До нас только час езды. Из Таллинна ко мне можно звонить по междугороднему: Козе-Ууэмыйза, 51–216, чтобы заранее сговориться. В апреле мы с женой собираемся в отъезд, а лето, вероятно, проведем дома.
Еще раз от всей души благодарю Вас.
Искренне.
Дорогой Борис Алексеевич,
Получил Ваше письмо от 22 февраля. Бандероль также получил и сразу же отправил предназначенное для З. Г. Мне как раз нужно было отправить одну книгу, так что разом одним пакетом все пошло.
Я занялся одной большой работой биографического характера, для которой нужно поднимать много архивного материала. Идет она не так быстро, как хотелось бы. Я ожидал, что после Юбилея у меня пойдет на убыль переписка, но получилось наоборот. Много новых корреспондентов, в том числе из молодых научных работников. Это берет свою долю времени и энергии. Вообще в этом году утомление давало себя чувствовать. Гриппа, правда, мы избежали, но у Галины Васильевны были опять неполадки со щитовидной железой, ну а я могу пожаловаться лишь на то, что «продуктивность» не такая, как хотелось бы.
Об очередном вечере мне писали. Меня несколько удивило, что Алехин опять выступал. Судя по последнему с ним разговору, он не собирался больше этого делать. Кажется, приходится уже твердо констатировать, что Рая и Васильчик зашли слишком далеко и дело клонится к прямому предательству.
Недавно один мой знакомый, давно хотевший побывать на квартире у Ю. Н., попал туда. После этого он написал мне: «Был недавно у Ираиды Михайловны и познакомился с Васильчиком. Это совершенно мерзкий тип. Он несколько часов подряд плел чепуху и клеветал на Святослава Николаевича и на Вас, и кто только там не упоминался. Это все ужасно. Сверх всякой меры. Поистине, подлость человеческая не имеет границ».
Если клевета на С. Н. произносилась человеку, который впервые на квартире побывал, то можно себе представить, что происходит и с какой целью используются «проторенные дорожки», хотя бы тот же Захарченко с его многочисленными связями и знакомствами. Ведь все измышления, вся подлая ложь идут с определенной целью – помешать вторичному приезду к нам С. Н. Ведь если приезд С. Н. в 1974 г. сильно пошатнул «позиции» новоявленных Хоршей, как бы они не хорохорились, то второй приезд для них крайне нежелателен. И вся «деятельность» сейчас направлена против С. Н. и против З. Г.
Я не знаю, кто показал Рае и Васильчику копию того письма З. Г., которое я Вам посылал. Мне кажется, что сделала это ***. Именно после ее посещения Москвы Васильчик написал, а Рая подписала безобразнейшее письмо к З. Г., в котором З. Г. обвинялась во «лжи» и «разрушении сотрудничества». Письмо архиглупейшее и архинаглейшее. Но оно характеризует «боевитость» и готовность действовать в духе Хорша до конца. З. Г., конечно, на это безобразие отвечать не намерена, однако все это необходимо знать и делать из этого твердые выводы, которые почему-то Алехину так трудно сделать. Не хочу его особенно обвинять и уверен, что сохраню с ним самые хорошие отношения, но не могу не посоветовать быть подальше от предательского гнезда.
Между прочим, Гунта мне писала, что Берута получила от Раи письмо, тоже полное упреков и оскорблений. Не исключаю, что Васильчик, обре[тя] опять твердую почву под ногами, старается отделаться от «конкурентов», т. е. от возможности иных влияний, кроме своего собственного. Это очень на него похоже.
У нас с Галиной Васильевной имеется намерение в апреле поехать на юг, но не знаю сейчас, как это все сложится и сможем ли мы по пути задержаться в Москве или вообще минуем ее. Очень нужно было некоторые вещи обсудить с некоторыми людьми. Необходимо найти прямые контакты с Министерством культуры. Кто-то там сильно напортил. Та же *** по неразумию много навредила, восстанавливать же трудно.
4
«Встречи с прошлым» – серия сборников РГАЛИ, где регулярно в популярной форме публиковались архивные документы.
5
«Весы» – литературно-публицистический журнал, издававшийся в России в начале ХХ века.
6
Речь идет о буддийском храме в Ленинграде.