Страница 10 из 21
В качестве примера расскажу всего лишь одну «историю» из нашего с Виктором Ивановичем Юшиным многолетнего совместного педагогического опыта.
Тема семестрового задания – «Русская классика». Мы предложили почитать и взять для работы любое небольшое произведение И. А. Бунина. Встреча с великолепной прозой Бунина – всегда праздник. Для художников – двойной праздник: Бунин замечателен не только прекрасным и «вкусным» русским языком, но и потрясающими описаниями природы, быта, костюма, вниманием к разнообразным деталям.
Одна из студенток выбрала один из моих любимых рассказов «Натали», и мы благословили её на работу.
Естественно, мы многократно и терпеливо разъясняли и советовали студентам, на что надо обращать особое внимание при прочтении произведения и работе над темой. Но, зная по опыту, что студенты читать не умеют, я обычно заготавливаю «каверзные» вопросы.
Итак, барышня сама выбрала рассказ «Натали». Значит, она должна была читать его, как минимум, не единожды и очень внимательно, сделать разные выписки, составить список вопросов себе и нам, собрать кой-какой изобразительный материал по теме… Несколько недель она «читала», а когда принесла первые свои наброски, мы снова убедились, что научиться грамотно читать – дело трудное. Уже по первым «почеркушкам» было видно, что студентка плохо слушала наши советы, рассказ читала очень невнимательно, а потратить время на изучение материала просто поленилась. Пришлось устроить «показательный допрос», в ходе которого она и мы убедились, что по теме она не знает абсолютно ничего. Ведь она даже не удосужилась прочесть биографию Бунина!
(Много лет я пытаюсь буквально заставить студентов начинать работу с изучения времени и места рождения автора, пытаюсь научить их пользоваться географическими картами, которые ныне – хвала Интернету – стали более чем доступны, и из которых художнику многое становится понятным. Тщетно! Сколько ни доказывай, что писатель, как правило, «живописует» родные и знакомые места, редкие студенты прислушиваются к этим настоятельным советам и даже требованиям).
На одной из её картинок был нарисован некий «среднеарифметический» «помещичий» дом, стоящий на невнятном бугре, на фоне невнятной же «кучерявой» растительности. (Не хватало только пруда с лебедями на переднем плане, чтобы стать эскизом для намалёванного на клеёнке ковра). Открываю рассказ и зачитываю: «Я походил по саду, лежавшему, как и вся усадьба, в речной низменности». Ладно, не заметила описания, бывает. Привычная невнимательность к «буковкам».
– Дом, – спрашиваю, – деревянный или каменный?
– Деревянный, – отвечает.
Открываю заранее подчёркнутые строчки: «Потом мы стояли на балконе, облокотись на каменную балюстраду…» и «…опиралась на нагретый солнцем старый камень балюстрады…»,
– Видишь, – говорю, – Бунину не лень было описывать такие детали, а тебе эти детали почему-то неинтересны, ты, следя за сюжетом, судя по всему, «картинок» не видишь. Кстати, где происходил бал студентов, в каком городе? И в какой губернии находилась усадьба?
– Кажется, Воронеж… – робко отвечает студентка.
– Замечательно! – радуюсь я. – Выходит, не напрасно дядя Бунин столько раз упоминал родное с детства название. Смотри: «…– кстати, кто она, – откуда? – Наша воронежская, из прекрасной семьи…», а вот какая деталь: «… покрасивее причесал свои чёрные мокрые волосы, подстриженные вчера в Воронеже…», а тут даже дважды название повторяется в одном предложении – «…был бал воронежских студентов в Благородном собрании в Воронеже». А где, кстати, находится Воронежская область?
Ответом был потупленный взор.
– Ну, хотя бы приблизительно! Севернее Москвы, западнее, или южнее? – допытывался я. – Неужели не интересна география страны родной? Вот поэтому ты нарисовала эти невнятные домики… Читай внимательно, что дядя пишет: «…только что село солнце, горел закат. Справа краснел против него правильный ряд белых одинаковых хат…». Смотри, как вкусно – краснел ряд белых хат… Что такое хата, знаешь? Нет? И в словарь заглянуть досуга не было? Тогда читаю дальше: «…бессознательно вышел на широкий шлях, пролегавший между усадьбой и хохлацкой деревней немного выше её, на степном голом взгорье. Шлях вёл в пустые вечерние поля. Всюду было холмисто, но просторно, далеко видно».
Короче, в очередной раз выяснилось, что барышня не только не поняла, не увидела в рассказе ничего, кроме сюжета, но и не захотела ничего понять и увидеть. Пришлось долго и подробно объяснять ей, кто такие хохлы и кацапы, почему хаты белые, что такое шлях, пришлось быстренько и схематично рисовать карту юга России и её «украин», дабы хоть как-то заполнить пустоты образования. Ведь милая и очаровательная студентка сама нимало не озадачилась, прочтя у Бунина: «…она в холстинковой юбочке и вышитой малороссийской сорочке…». Я прочитал ей коротенькую лекцию по истории России, рассказал, что такое Малороссия, а заодно – что такое Белая Русь, Великая Русь и холстинковая юбочка. Внутренне я бесился, прекрасно понимая, что все наши усилия напрасны, мы с Виктором Ивановичем наперёд знали, что работать барышня ни в какое кино не пойдёт, что она благополучно выйдет замуж, благополучно родит, благополучно же защитит диплом и будет благополучно жить без этого дурацкого кино… Но я, неприятно ощущая, как утекает время, скудно отмеренное расписанием на всех студентов, торопливо и настойчиво пытался пробиться через её лень и безразличие, пробиться к ней, где за спокойной красотой внешности должна была быть мятущаяся душа молодой девушки, остановившей нынче свой выбор именно на «Натали». Впопыхах перекачивая свои немногие знания по этой теме, я, в который раз, наивно надеялся пробудить в ней интерес к выбранному ею же произведению, к слову, к изображению, к самой себе… Её красивое лицо оставалось безмятежным. Заранее зная ответ, я, на всякий случай, почти злобно спросил её, помнит ли она, сколько лет было Бунину, когда он написал этот рассказ? Получив, естественно, отрицательный ответ, я, наконец-то, удивил её, сообщив по секрету, что столь молодой рассказ «дядя Бунин» написал, имея всего лишь 71 год от роду, живя уже больше 20 лет вдали от Родины и, видимо, очень скучая по своему воронежскому раздолью.
Нам так и не удалось научить эту студентку самообучаться путём кропотливого и самостоятельного изучения материала, путём самокопаний и самоистязаний…
В остальном же наши прогнозы относительно её судьбы полностью сбылись.
Хочу затронуть ещё одну проблему «буковок», напрямую связанную с изображением, а именно – с грамотностью начертания шрифта.
В любом фильме, как и в жизни, вы видите всевозможные буквы на вывесках, лозунгах, объявлениях, афишах, бортах грузовиков и пароходов… В кино они подчас несут главенствующую смысловую нагрузку. И от того, насколько грамотно и точно будет «работать» на экране тот или иной шрифт, иногда зависит смысл и судьба эпизода, а то и фильма.
Каждый шрифт должен соответствовать задачам. Вы же не напишете лозунг «Да здравствует 1-е Мая!» готическим или старославянским шрифтом, равно как вряд ли додумаетесь сварганить на православном надгробии эпитафию каким-нибудь «хиппи-шрифтом», заплетя его арабской орнаментикой. Шрифт, как и всё на свете, имеет свои законы. При этом он, как и всё на свете, постоянно меняется, подчиняясь влиянию времени и моды, технологий и… политики. По характеру начертания шрифта можно судить о культуре хозяина вывески на овощной лавке или о прочности политической и военной мощи сверхдержавы. Если, например, забабахать название мультфильма «Ну, погоди!» бронзовой объёмной «Антиквой» на чёрном фоне – станет страшно. Но страшно станет и при виде вывески «Ритуальные услуги», если сделать её шрифтом, заимствованным у киножурнала «Ералаш».