Игрок Фемиды

— Да чем, блядь?!

— Я сказал нет! Ты сразу за вилы схватилась и в атаку. Нет. Никаких свиданий. Вообще, как ты решила? Как в голову пришло? — он откинулся на спинку стула, постукивая пальцами по столешнице и твердо сжав челюсть.

— Он позвонил…

Антон побледнел, зрачки расширились, а губы пересохли. Рука на столе замерла. Я запоздало осознала, что вообще-то, наверное, ему и вправду не стоило про такое говорить.

— Что он… сказал? — хрипло выдохнул Антон, пытаясь справиться с собой, но безуспешно.

— Про Гельку… Что она загибается… Что виноват передо мной и перед ней. Что прощения просит и знает, что я не прощу, что скоро умрет и ему стыдно очень…

— И все?

— Антон, он просто так говорил… Я не буду к нему выходить. Просто Гельку привезу и все. Туда добраться сложно, шестая колония, где-то в ста пятидесяти километрах от города… Я просто привезу и отвезу ее. Она завязывать собралась, в монастырь какой-то поедет… Я… блядь, я не знаю. Просто, пожалуйста… — сжала зубы и унизилась, — позволь мне ее отвезти и все…

— Откуда он номер твой взял? — но он не обратил на мою жертву ровным счетом никакого внимания. Козел.

— Гелька дала, наверное…

— Ты с ней созванивалась? — дождавшись моего угрюмого кивка, Антон значительно спокойнее спросил, — и что он ей сказал? Такую же лапшу навешал или еще что-то?

— Я не знаю. Вадик просто сказал, что у него ломка и долго он не протянет… я не знаю, как объяснить, просто… Антон, я его видела в себе пару раз… Я предложила Гельку привезти он сказал, чтобы тебе ничего не говорила… что ты не пустишь и что… Он просто попрощаться…

— Ломка? — как-то зло хохотнул Антон. — И он с тобой спокойно разговаривал? Не кричал и не визжал? Целыми предложениями говорил? Лена, ты вообще в курсе, что такое ломка?

— Я видела несколько раз… — растерянно кивнула я, глядя поверх его плечо в окно. — У него. Но она же только начинается, и…

— Ну да, конечно, начинается. — Усмехнулся Антон. — В тюрьме дурь достать еще проще, чем на воле. Хотя на шестерке с этим всегда сложнее было. Но это еще не значит, что это невозможно. Пусть не пиздит. Ломка у него… ага, как же!

Я угрюмо замолчала.

— Езжай. — Неожиданно кивнул он, задумчиво глядя мне в лицо.

— Но ты же…

— Против, да. Езжай, раз для тебя это важно. Возьмешь мою тачку, не дай бог твоя тарантайка сломается по дороге, я только ночью вернусь из другого города. И то ненадолго, потом опять со Славкой уедем. — Антон прикрыл ладонью глаза, снова скривив губы. — В каких отношениях твоя сестра с твоим братом?

— Ну, ближе, чем я с ним… — не понимая к чему этот вопрос, тихо ответила я.

Мне показалось, что он пробормотал, что-то вроде «она точно поверит и не остановится», но я была не уверена.

— Что? — переспросила я.

— Что? — Он отнял руку от лица напряженно глядя на меня. — Ничего. Вопрос закрыт. Отвозишь сестру, сидишь в машине, и больше мы к этой теме никогда не возвращаемся. Это моя последняя уступка. Ясно?

— Тон смени. — Угрюмо бросила я, глядя на свои сцепленные на коленях руки, сдерживая облегченный выдох. Все обошлось малой кровью. Даже удивительно.

Антон поморщился и не ответил. Позвонил кому-то, назвал мой адрес и попросил забрать. Кинул ключи и документы на стол и ушел курить на балкон пожарной лестницы в общий коридор. Я уныло кинула его вещи в сумку и налила себе чай, вроде бы своего добилась, а чувство на душе все равно поганое. Он вернулся, клюнул меня в губы и сказав ночью его не ждать, покинул мою квартиру.

Утром я въезжала в свою деревню под дружное сопровождение удивленных взглядов и перешептование местных жителей. Машина Антона, на фоне загибающейся деревни выглядела особенно неуместно.

Но Гелька, робко складывающая в багажник свой прохудившийся чемодан и потупив глаза, ни о чем не спрашивала. Чувствуя себя неловко, я сказал, что машина не моя, а моего мужчины. Она вздохнула и кивнула, не поднимая от своих колен взгляда. Потом сорвалась, начала слезно объясняться, что по правде вовсе и не считала меня шлюхой, что себя в запоях не контролировала. Я, посмотрев на свою сестру, уже значительно посвежевшию после отсутсвия беспробудных пьянок, вздохнула и съехала к обочине. И рассказала все. Что два года работала в стептизе, что загасила кредиты и долги матери, что встретила Антона, который помог мне продать комнату и оформить ипотеку. Умолчала только о том, что меня избил Вадик. Пусть хоть у нее останется что-то хорошее, пусть хоть с ней попрощается. Гелька напряженно молчала, глядя себе в колени. А когда я протянула ей деньги за комнату, разрыдалась и попыталась отказаться, кляня себя на чем свет стоит. Я почти впихнула деньги в карман ее хлипенькой куртки, но она отстранила мои руки. Сказала, что не удержится и пропьет. Что денег у нее ровно для того, чтобы добраться до монастыря. Чувствуя себя последней тварью перед Антоном, я пообещала ей встретиться после того, как она поймет в своем монастыре, что готова отказаться от пьянки, и помогу ей со всеми ее проблемами. Гелька покивала и благодарно на меня посмотрела.

До колонии ехали молча. Я все думала, что она скажет Вадику, и что он ей ответит.

Но мы не успели. Вадик повесился этой ночью, очевидно, не выдержав ломки. Об этом сказала мне белая как снег Гелька, вернувшаяся через час с пакетами передачки. Я ошарашенно смотрела на нее, не в силах поверить ей и документам о медицинском заключении, утверждавшим, что Вадик умер от асфиксии и свидетельству о погребении на местном кладбище за казенный счет. Вадик не указал ни одну из нас в графе родственников, сообщать было некому. Повесился в своей камере на простыне перекинув ее через верхнюю перекладину решетки. Все было очевидно, и администрация тюрьмы с похоронами не тянула.

Я очумело смотрела на неровные каракули Вадика, написанные на помятом тетрадном листе. «В моей смерти прошу никого не винить».

Гелька разрыдалась и попросила поехать к кладбищу недалеко от местного поселка. Я, сдерживая дрожь, подчинилась.

Вот стою я и смотрю на простой крест с табличкой на могиле Вадика, а на душе кошки скребут. Хотя чуть меньше, чем полторы недели назад я бы точно обрадовалась. Или хотя бы равнодушно повела плечом. Ветер на кладбище поднялся, заставив плотнее запахнуть куртку, и я первая зашагала обратно к машине Антона за ограждением. Как-то нехорошо мутило. Понять не могла, что не так. Стараясь дышать глубоко и размеренно, остановилась у входных ворот, оглянувшись на бредущую, всхлипывающую Гельку, и несколько раздраженно попросив поторопиться. Поезд у нее через два часа, а ту еще дождь снова начал накрапывать

К горлу подкатило, когда я взялась за ручку водительской двери. Я едва успела сделать три шага до расположенного рядом с краем стояки мусорного бака. Меня вырвало. По ногам прокатился жар, а следом ватная слабость. Причитающая Гелька едва успела подхватить меня подмышки не дав осесть в холодную, стылую грязь.

Дурнота потихоньку отступала. Я жадно ополовинила протянутую Гелькой бутылку с водой, и откинулась на сидении, прикрыв глаза и затягиваясь сигаретой. И тут сестра, негромко, хмыкнув и тоже дымя в окошко, задала совершенно нелепейший, на мой взгляд, вопрос:

— Токсикоз? Ты знаешь…

— Я на таблетках. — Не открывая глаз, хмуро оборвала ее я. И только тут сообразила, что сегодня последняя таблетка, а месячных все нет. В прошлый раз организм работал как часы, и женские дни наступали сразу после окончания действия последней активной таблетки. Сегодня утром я выпила последнюю неактивную. А их все нет.

Да нет, это нереально же. Когда? Я читала, что стресс сказывается на цикле, а у меня весь месяц сплошный стресс. Может быть поэтому…

— Ленка. Ты проверься. — Негромко посоветовала Гелька, выкидывая сигарету и закрывая окно. — Доедем до города, сходи на УЗИ, не откладывай. Таблетки эти… они опасны, если ты беременна.

— Я не беременна, блядь! — рыкнула я, выезжая со стоянки.

УЗИ, после того, как я посадила Гельку на поезд, мне возразило. Я ошарашенно смотрела на врача, который поставил мне предварительный срок — три с половиной недели. Врач частной клиники, за прием которого я отвалила две тысячи, ибо приехала к концу рабочего дня, когда они уже хотели закрыться, смиренно дождался, пока сойдет мой шок и позволит мне говорить. Возражать. Просить перепроверить.