Страница 5 из 8
"Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким фигура, вырезанная на носу корабля, представляется силою, руководящею корабль), Наполеон во всё это время своей деятельности был подобен ребёнку, который, держась за тесёмочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит". (Т. 4, ч. 2, гл. Х)
Опять же, сравнение сколь по-толстовски броское (в этом отношении Лев Николаевич - Мастер!), столь и пустое, как яркий фантик-обманка, без конфеты внутри. Интересно, а кучер, который держится за вожжи (наверное, чтобы не упасть!) он тоже лишь воображает, что он правит, а на самом деле лошади бегут сами по себе, причём (удивительное дело!) именно туда, куда надо ездокам. Что-то мне подсказывает, что без кучера лошади довезли бы нас лишь до ближайшего луга. А если кучер всё-таки правит, то с какой стати Лев Николаевич решил, что Наполеон это ребёнок в карете, а не кучер?
"Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону итти в эти полуденные губернии (ТАК КАК РУССКАЯ АРМИЯ ДАЛА ЕМУ ДОРОГУ), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. (...)
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали. (...)
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления её по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона". (Т. 4, ч. 2, гл. ХVIII, выделено мной. - В. М.)
Вопреки правде, как маститый карточный шулер подтасовывая факты, Лев Николаевич упорно пытается доказать, что чёрное - это белое, а белое - это чёрное... В некотором смысле сражение за Малоярославец было похлеще Бородинского - с невероятным упорством длилось 18 часов! И, отдав вечером сгоревший город французам, русская армия, в отличие от Бородино, не покатилась отступать дальше к Калуге и за Калугу (как "домыслил" за Кутузова Толстой), а заняла выгодную позицию за городом НА ВЫСОТАХ, за огромным оврагом, имея 90 тысяч человек против 70 тысяч французов. ИМЕННО ЭТА СИЛА подействовала на Наполеона и на всю его армию, вынудив их повернуть на Можайскую дорогу.
"...как ни непонятно, почему поражение одной армии, одною сотой всех сил народа, заставило покориться народ, - все факты истории (...) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или по крайней мере существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побеждённому. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется. (...)
Но вдруг в 1812 году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, - невозможно". (Т. 4, ч. 3, гл. I)
Ответ прост: участь войн и народов решается не сражениями как таковыми, удержанием за собой поля сражения, захватом городов и территорий, а УНИЧТОЖЕНИЕМ АРМИИ ПРОТИВНИКА. Была ли уничтожена русская армия после Бородина и падения Москвы? Нет. Наоборот - только усиливалась за счёт непрестанного притока пополнений. Французская же непрерывно таяла, как сугроб на мартовском солнце, не имея возможности восполнить потери в глубине враждебной вражеской территории. В этом суть "скифской войны", которой только и можно было победить непобедимого Наполеона.
"Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. (...)
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтования остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существуют какие-то правила для того, чтоб убивать людей). (...) ...дубина народной войны поднялась со всею своею грозною и величественною силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупою простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло всё нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году (?? в 1814 - В. М.), отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передаёт её великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и лёгкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменится презрением и жалостью". (Т. 4, ч. 3, гл. I)
Мощно сказано, ничего не скажешь!.. Но... воздействие народной войны на ход и исход войны 1812 года Львом Николаевичем чрезмерно преувеличено. Никакая дубина народной войны не спасла бы Россию, сумей Наполеон уничтожить русскую армию! Пример - Испания, где дубина народной войны, хотя геройски гвоздила захватчиков не несколько месяцев, а несколько лет, так и не освободила страну, пока не пришёл Веллингтон с английской армией и не погибла сила и удача Наполеона в снегах России.
То же можно сказать и о Великой Отечественной. Сколь ни велик был размах партизанского движения на оккупированных территориях, нет сомнения, что фашисты легко бы с ним разделались, сумей они подавить сопротивление регулярной Красной армии.
"В военном деле сила войск есть также произведение из массы на что-то другое, на какое-то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признаёт существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то - самое обыкновенное - в гениальности полководцев. Но подставление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами". (Т. 4, ч. 3, гл. II)
Ещё как доставляет!
"Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трёх или в двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки". (Т. 4, ч. 3, гл. II)
Пустопорожняя демагогия! Никакой "дух" не поможет армии, руководимой бездарью, победить "слабодушную" армию гения! Хотя в выдающемся воинском духе (а также в исключительном воинском мастерстве и первоклассном вооружении) римлян никто не может усомниться, Ганнибал с меньшей по численности армией последовательно разгромил их при Требии, у Тразименского озера, при Каннах и бил везде, где римляне осмеливались помериться с ним силами в открытом бою, - вплоть до того момента, пока у римлян не нашёлся равный ему дарованием полководец.