Убийство к ужину

На памяти комиссара то было время последних дискуссий о продуктах питания. Этим, возможно, объяснялось то, что кёльнский скандал — а по нынешним масштабам те события именно так и можно квалифицировать — СМИ не раздули. На счастье Вахтера и Лутценберга, подумал Клуфтингер. Оба хоть и потеряли работу, но публично их не пригвоздили к позорному столбу. Клуфтингер даже подозревал, что мало кто в Альгое вообще узнал об этом. Сам он мог лишь смутно припомнить дальние отзвуки. Наверное, поэтому Шёнмангера и не волновало прошлое Вахтера. Оно имело значение только для акул большого бизнеса, а там для него все двери оказались закрытыми. Зато в Кругцелле сделали ценное приобретение, какое в иных условиях оказалось бы Шёнмангеру не по карману. Опять же во времена, когда газеты пестрят заголовками о вредных веществах в картофельных чипсах, вызывающих рак, о коровьем бешенстве[6] и свином гриппе, не возникало опасности, что какой-нибудь петух прокукарекает о давно забытых скандалах.

Клуфтингер изучил уже полпапки документов, но удовлетворения от полученной информации не испытывал. Он уже в деталях знал, как и почему оба фигуранта сбились с млечного пути, но так и не отыскал главного: почему их дорожки разошлись?

Клуфтингер принялся листать дальше. Конкретного ответа он не получил, но, судя по всему, они поцапались из-за своих исследований. Он закрыл папку и посмотрел на часы: без четверти двенадцать. Даже не заметил, как пролетело время. Да, чтиво оказалось занимательным, хотя обычно его не слишком увлекали архивные изыскания.

Он, кряхтя, поднялся, потянулся, размял ноги и пошел заглянуть в кабинет, где Майер, Штробль и Хефеле корпели, зарывшись в горы папок, книг, бумаг и бумажек. Клуфтингер едва удержался от вопроса, готового сорваться с языка: видят ли еще они за деревьями лес? Вместо этого деловито осведомился:

— Нашли что-нибудь?

— Хорошо, что ты зашел. Нашли. Кое-что и в самом деле интересное. — Штробль протянул ему пару листов.

Комиссар мгновенно распознал в них выписки из счетов и оживился:

— Не томи, в чем тут дело?

— Лутценберг проявил себя очень аккуратным малым, по крайней мере в отношении финансов. Он подшивал все свои выписки. Обычные движения денежных средств на счетах, которых мы обнаруживаем все больше. — Штробль повел пальцем по строкам. — Жалованье, квартплата, телефон, снятие через терминал, кредитные карты и прочее. А вот теперь главное: за последние шесть месяцев он вносил деньги наличными. И всегда вполне божеские суммы. Смотри! От пятисот до четырнадцати тысяч евро. Здесь бросаются в глаза три факта. Во-первых, до этого он ни разу не делал взносов наличными, мы проверили. Во-вторых, все не превышают пятнадцати тысяч, то есть останавливаются у границы, когда по закону об отмывании денег банк должен сообщать о платеже. И в-третьих, сложи-ка все эти суммы… — Штробль многозначительно переглянулся с коллегами, которые вместе с ним прорабатывали финансовые документы, — за эти шесть месяцев набежала кругленькая сумма в сто тысяч евро!

Клуфтингер присвистнул.

— Что же вы мне раньше не сказали?

— Ты же просил тебя не беспокоить. — В голосе Штробля послышались нотки обиды.

Клуфтингер поднял глаза и заметил, что вся троица ожидала от него большего восторга, поэтому поспешно добавил:

— Хорошая работа, ребята. Просто отличная!

Их физиономии тут же просветлели.

— И что теперь? — спросил Майер.

Комиссар поднял взор к потолку и с небольшой заминкой ответил:

— Разумеется, неплохо бы выяснить, откуда он получал деньги. Но это, как пить дать, станет самым трудным делом. Когда возьмем его, это будет первый вопрос, который ему зададим. А пока разгребайте дальше его кульбиты, связанные с финансами. Пороемся в прочих бумагах, может, что и выплывет. Как он хотел потратить деньги? Не запасся ли буклетами турфирм? Или автомобильными каталогами? Не приобретал ли недавно особо дорогих вещей? Не покупал ли путевку или не бронировал билеты самостоятельно? И вообще, по средствам ли жил в последнее время? Возможно, есть еще поступления с других кредитных карт, о которых мы пока не знаем. Вполне допустимо, у него имелся, так сказать… приработок.

Оторвав взгляд от потолка, комиссар оглядел коллег по кругу. Те выжидающе смотрели на него.

— Ладно, раз такое дело, поехали! — Он хлопнул в ладоши, подхватил стопку бумаг и, пристроившись за тем же заваленным столом, вместе с остальными углубился в изучение документации.

— Да. Фрау Клуфтингер.

Слава Богу, они говорят и по-немецки! Или нет? Клуфтингер вознес небесам короткую молитву. Он только что набрал четырнадцатизначный номер испанского крова жены. Целый день он боролся с собой и вот, придя домой, все-таки победил свою неуверенность. Больше всего на свете он боялся, что придется говорить на иностранном языке, и до последнего надеялся на звонок самой Эрики. На всякий случай он запасся парой-другой фраз из немецко-английского разговорника для туристов и сейчас разложил заметки перед собой. Но в душе не переставал молиться, чтобы не пришлось их применять.

Услышанное в трубке превзошло его самые мрачные ожидания: абракадабра на смеси английского и испанского. Деваться было некуда, и он отважился:

— Well, am… The room of Mrs. Kluftinger, please[7]… Что?.. Клуфтингер!.. Да, черт побери, фрау Клуфтингер. Эрика… Клаф-фин-джер. Эрика Клаффинджер. Kei, ell, ju, eff, tee… Тьфу, two[8]… Yes, Клуфтингер и Ландхаммер… Thank you very much, good night[9].

Он сделал это! Раздался щелчок и гудок, значит, они соединили его с номером Эрики.

— Алло.

— Наконец-то ты на проводе, милая! Они обязаны говорить по-немецки на ресепшене! О Боже, золотко, мне так одиноко без тебя!

— Добрый вечер, господин Клуфтингер. Одну минуту. Сейчас дам Эрику.

Клуфтингер окаменел. Это он фрау Лангхаммер назвал «золотком»? Ему и жену-то называть ласковыми именами стоило неимоверных усилий. Лишь в исключительных случаях он делал ей приятное. И снова страх сковал его члены: эта Лангхаммер непременно выложит горяченькую новость мужу…

Из кадров фильма ужасов его вырвал голос Эрики:

— Привет. Как дела? Домой приходишь вовремя?

— Не беспокойся, Эрика, все как водится. Послушай, с моим делом об убийстве… Мы знаем, кто был тогда на кладбище!

— Вы нашли убийцу?

— Нет, но у нас есть подозреваемый. Что творится в конторе, полное сумасшествие! — Он не заметил, как назвал президиум «конторой». Впрочем, каждый служащий в Альгое шел на работу «в контору», не важно, что это было за учреждение.

— И кто он такой?

— Не поверишь, сын друга того.

— Кого «того»?

— Ну, этого… ну, который Вахтер.

— Ой! Это нечто. Ах, и меня нет рядом, когда ты так пашешь! Я все время думаю о тебе, мой пупсик!

— А Лангхаммер в комнате? Она слышит наш разговор? — ужаснулся Клуфтингер.

— Мне очень жаль. — Большего на данный момент Эрика сказать не могла, чтобы не усугублять ситуацию, хотя ласкательное имечко, предназначенное только для общения тет-а-тет, она явно употребила намеренно.

— Ну спасибо, удружила! И именно перед этой… Большое тебе спасибо! Сколько раз я просил тебя оставить всех этих «пузанчиков» и «пупсиков»! Мужику за пятьдесят. А ты еще и на людях! Теперь она покудахтает со своим доктором! Как мне ему в глаза смотреть?

— Мне жа-аль, — прошептала жена, хотя раскаяния в ее шепоте не чувствовалось.

Она посчитала инцидент исчерпанным и вернулась к нормальному разговору обычным голосом. Еще немного поговорили о делах Клуфтингера, причем Эрика то и дело восклицала: «пресс-конференция?», «само Баварское управление?», «по телевизору?». Она умело разыгрывала восхищение и терпеливо выжидала знака, когда можно будет перескочить на свои новости.

— А как у вас? — наконец спросил Клуфтингер, и Эрика смогла приступать.

— Бай, знаешь, это просто фантастика! Здесь все так благородно. А отель — экстра-класс! И представь себе, но утрам полный набор велнес-процедур. Прямо улет!