Убийство к ужину

— Угу, — буркнул Клуфтингер, услышав говорящую рекламу туристического агентства.

— И люди все такие милые. Еда — просто сказка! Все совершенно свежее, много овощей, фруктов. На завтрак, не поверишь, подают коктейль из свежевыжатых фруктов. Представляешь, в саду отеля растут даже апельсины. И все такое ухоженное. А сегодня у нас была экскурсия в глубь острова. На маслобойню. Там жернова до сих пор ворочают лошади. Я купила бутылку оливкового масла, тебе понравится. Натуральное. Чисто природный продукт.

Эрику Клуфтингер понесло. Она описывала свой отпуск одними восклицательными предложениями. О чем она там рассказывала, Клуфтингер не вслушивался. В речь, журчащую мимо, как весенний ручеек, он изредка кидал камушки вроде «да?», «ах так?», «ну надо же!», «гм», «хм». Сын однажды назвал такое его мыканье «избыточными невербальными средствами для поддержания коммуникации», если он ничего не перепутал в терминологии.

— А что Лангхаммерша? Вы уживаетесь? Она тебя не нервирует?

— Да нет, что за вопрос! Мы прекрасно понимаем друг друга. И уже познакомились с такими милыми людьми!

Клуфтингер понял, что пора закругляться. Это была уже не его Эрика. Начиная от «так благородно» и кончая «улетом».

— Ну ладно, — подытожил Клуфтингер, но жена не дала ему так просто выскользнуть и задала еще один вопрос, громко нашептанный фрау Лангхаммер:

— Да, а вы, соломенные вдовцы, уже устраивали совместные посиделки? Что готовили?

И надо же ей было напомнить! Он быстренько распрощался и пообещал вскоре позвонить еще раз. Когда он положил трубку, в голове пронеслась мысль о том, насколько дороже может быть звонок через телефонистку вместо автоматической связи…

На следующее утро он проспал. Когда в девять часов Клуфтингер появился в президиуме, все уже находились на месте. Наверное, он забыл включить будильник. Его что-то буквально вырвало из сна, когда часы показывали четверть девятого. Он собрался в рекордные сроки и помчался на работу.

Его появление подчиненные встретили широкими ухмылками. Чтобы не лить воду на их мельницу, он заявил с непроницаемой миной:

— Извините, коллеги, задержали неотложные дела. А теперь приступим к обсуждению.

— Видно, дела и впрямь неотложные, раз уж ты не побрился, — нимало не смущаясь, заметил Штробль, и за его спиной послышались смешки.

Клуфтингер поджал губы. Черт, в этой спешке про бритву он даже и не вспомнил. Теперь и дураку понятно: он элементарно проспал. Прикинув, стоит ли расцветить свою ложь новыми подробностями вроде сломавшейся бритвы, он решил, что тем самым вызовет еще больше колкостей и выставит себя на посмешище. Поэтому просто проигнорировал замечание Штробля.

— Есть что-то новое? След Лутценберга обнаружился?

— Пока нет, — ответил Хефеле, чей подбородок также украшала двухдневная щетина.

Может быть, и его жена в отъезде? Надо будет переговорить с ним на эту тему. А вдруг они товарищи по несчастью?

Включился Майер:

— В тех бумагах, которые мы вчера просматривали, никаких ссылок на предстоящие путешествия нет. Как нет ничего другого, что вызывало бы подозрение. Сегодня я еще поговорил с коллегами, которые дополнительно опрашивали людей из круга нашего Лутценберга…

«С чего это Лутценберг вдруг стал „нашим“?» про себя удивился Клуфтингер.

— …так вот они сообщили… — Майер остановился, достал из брючного кармана свой диктофон, поднес его к уху, пощелкал какими-то клавишами, молча слушал две-три секунды, отключил и продолжил: — И там ничего существенного не обнаружилось. По всей видимости, Лутценберг никогда ничем не выделялся и в последние недели и даже месяцы образа жизни не менял, — закончил он доклад своими выводами.

— Хорошо. Сегодня я съезжу еще раз в Вайлер. Насколько я понял, в доме престарелой дамы, которую мы посещали с Рихардом, у Андреаса Лутценберга есть своя комната. Посмотрим, что найдем там, — решил комиссар.

Майер усиленно закивал.

— Обеспечить ордер на обыск? — спросил Хефеле.

— Нет, думаю, это ни к чему. Добрая старушка и так позволит нам немного осмотреться. Итак, выезжаем прямо сейчас. Евгений, ты со мной, — кивнул он Штроблю. — Остальные могут приступить к своим обязанностям.

Пока оба маршировали к выходу, Клуфтингер старательно не замечал разочарованный взгляд Майера, который, вполне очевидно, рассчитывал съездить с комиссаром еще раз. Клуфтингер испытывал легкие угрызения совести, но питал слабую надежду, что Майер долго обижаться не станет, однако выдержать сегодня диктофон оказалось выше его сил.

И снова Клуфтингер выбрал свой «короткий путь». Штробль, который, по-видимому, бывал в этих местах нечасто, всю дорогу развлекался, читая курьезные названия хуторов и деревень. Те, что казались ему особенно забавными, он торжественно зачитывал вслух. Поэтому все общение полицейских за время пути свелось к словам: «Зибратсхофен», «Бишлехт», «Эбратсхофен», «Харбатсхофен», «Кимпфлен», «Вигглис» и «Драйхайлиген».

На подъезде к пряничному домику Лины Лутценберг Клуфтингер, памятуя о предыдущем визите в «парилку», заблаговременно снял легкую курточку и аккуратно сложил ее на сиденье. Нажав на кнопку звонка, он еще и поднял взор к небу. На горизонте собирались тучи, и парило не так, как в прошлый раз. Солнце млечным диском проглядывало сквозь дымку облаков. Однако ветерок еще не поднялся, и воздух колыхался душным маревом, хоть до полудня было еще далеко. Клуфтингер вздохнул.

И снова прошло изрядно времени, прежде чем дверь приоткрылась и на пороге появилась добрая ведьма в той же одежде, что и два дня назад. Поначалу она казалась встревоженной, но ее взгляд тут же прояснился, как только она узнала комиссара.

— Вай, господин полицейский ко мне заглянул. Пусть он проходит.

Оторопевший Штробль открыл рот и посмотрел на Клуфтингера. Тот пожал плечами и покачал головой, делая знак не задавать вопросов по поводу ее странной манеры речи.

— А я как раз травяной чаек заварила, вот господа отведают свеженький, — засуетилась хозяйка, обрадованная нежданным визитом.

— Нет, нет, никакого чаю! — взвыл Клуфтингер и, не желая показаться полным невежей, добавил: — Жаль, фрау Лутценберг, но мы очень торопимся.

Не обращая внимания на отказ, старушка скоренько прошаркала на кухню. Полицейским не оставалось ничего другого, как последовать за ней.

— Вам известно что-либо о вашем племяннике? — спросил Штробль.

Вместо ответа она подняла на Клуфтингера невинный детский взор. Комиссар быстро сориентировался и представил коллегу:

— Фрау Лутценберг, это Евгений Штробль, он служит в кемптенской полиции. Так в последние два дня ваш племянник не появлялся?

— Который племянник? Вай, меня многие кличут бабушка Лина… — Она свела брови, точно забывшись воспоминаниями. Однако глаза ее лукаво поблескивали.

— Мы имеем в виду того, из-за которого приезжали в прошлый раз. Андреаса, — наивно попытался подстегнуть процесс Клуфтингер.

— Ах, тот Андреас…

Полицейские дружно переглянулись и энергично закивали головами.

— …да, тот уж давно глаз не казал, — закончила она, к вящему разочарованию обоих. — И вот что я им скажу, не к добру это.

— Может быть, Андреас оставил здесь какие-то вещи? Нам бы взглянуть на них, — зашел с другого боку Штробль.

— Почем мне знать, чего тот оставил. Я в ту комнату не хожу.

— Его комната, стало быть, сохранилась? — обрадовался комиссар.

— А куда ей деться? — искренне удивилась старушка. — Детская комната, она всегда была детская, а чего он подумал, кто там живет?

Клуфтингер не стал пускаться в рассуждения, а просто спросил:

— Можно нам ее осмотреть?

— Отчего же?

Лина Лутценберг поманила их за собой и медленно, ступень за ступенью начала подниматься по лестнице. Когда все трое наконец дотопали до верхней площадки, она махнула рукой в конец коридора:

— Там комната. Только пусть господа полицейские не устраивают беспорядок, — погрозила она пальцем.