Психоз

С другой стороны, можно за день до катастрофы, ведь должны же они все точно рассчитать, улететь на высокую околоземную орбиту и там дождаться, когда все устаканится. А потом спуститься с небес и выпустить на подсыхающую почву каждой твари по паре, чтобы по новой плодились и размножались.

Конечно, есть вероятность того, что астероид при подлете долбанет по ракете. Однако она крайне мала.

Интересно, а сколько может стоить такая прогулка? У Березовского, наверняка, хватит. У Чубайса тоже. А потянет ли, скажем Гайдар? Или Явлинский? А Лужков? Всякую хренотень в газетах пишут! Например, «Сто самых влиятельных политиков России», где каждому проставляют какие-то абстрактные очки. А вы напечатайте у кого сколько денег наворовано, тогда будет понятно: кто влиятельный, а кто так себе. Можно и в косвенном виде. Пусть в левой колонке напечатают тех, кто может от астероида спастись, а в правой – которые не в состоянии. Точнее, состояние не позволяет…

Откусывал пряник, отхлебывал из чашки, где плавал ломтик лимона, и иногда фыркал – по поводу собственного остроумия.

Допил и пошел к раковине сполоснуть чашку и мельхиоровую ложечку. Из крана потекла красная вода. Не рыжая, как бывает после ремонта труб, а именно красная, яркая. От естественной ассоциации его передернуло. Превозмогая отвращение, попробовал рукой – кровь! Липкая и чуть теплая.

Испуганно закрутил кран и убежал в комнату, вытирая руку о штаны.

В комнате понял, что этого не может быть. Вернулся, открутил кран. Вода была обычной, прозрачной.

А ведь он не пил! Практически не пил, ведь не считать же «Балтику» или несколько стопок от случая к случаю на работе на днях рождения.

Значит, переутомился. Надо больше спать, больше надо спать, спать надо больше. И меньше курить.

Такого объяснения ему вполне хватило.

И он отвлекся от дурного видения при помощи «Независимой газеты». Рейтинга, слава богу, не было. И это неудивительно, поскольку на страну обрушился кризис, в который уже раз смешавший все политические карты. Где теперь Немцов? Чего стоит Черномырдин, не в долларах, а в очках? И кто такой Маслюков?..

И вдруг – он жил на первом этаже – что-то там в глубине, на страшной глубине, застонало. И будто бы зашевелилось, с огромным трудом и с великой мощью. Зашевелилось, превозмогая путы, узы, гнет, стесненность, запертость, замурованность… Стихло… И опять застонало.

Он ощутил. Ощутил это. С ужасом глядя на люстру. Но она свисала вертикально и неподвижно.

И тогда у него началось смешение зрения. Точнее, откуда-то выплыло второе зрение. Он видел квартиру как она есть – стены, шкаф, телевизор, окно, стулья, диван. И еще видел, как замедленно и неравномерно, дергаясь, словно кто-то придерживает магнитную ленту, а потом отпускает, – стены начали перекашиваться, наклоняться, рушиться, взметая густую непрозрачную пыль. Потом, когда пыль немного осела, стало видно, как беззвучно рушится соседний дом, другие дома, в земле образуются огромные трещины и провалы, поглощающие людей, автомобили, деревья.

Землетрясение – понял он.

Землетрясение!

И начал одеваться трясущимися руками. Потом засунул в карман документы и все деньги. Второпях набил чемодан – чем-то, что ближе лежало, а не что дороже стоило.

И рванул на вокзал. Не в метро, в метро его нельзя было бы загнать и уперев в спину два охотничьих ствола. А на троллейбусе, на сорок первом.

Выйдя из подъезда, он ужаснулся последствиям, которые ему показывало второе зрение. Руины дымились и горели. Весь двор был усеян разлетевшимися железобетонными панелями. Всюду валялись обезображенные трупы. Кто-то еще полз, оставляя позади кровавый след, а то и шлейф кишок, кто-то бился в конвульсиях. Слава богу, звука не было.

На улице горели и взрывались машины, столкнувшиеся, перевернувшиеся, сплющенные, сбившиеся в бесформенные горы железа…

Сев в троллейбус, он закрыл глаза. Но так было еще хуже, реальное изображение исчезло, остался только весь этот кошмар.

Ярославского вокзала не было. Как, впрочем, и всего остального.

У входа лежал молоденький милиционер. От поясницы и ниже он был придавлен здоровенным блоком и, судя по положению блока, расплющен. Но был еще жив – рот был открыт, видимо, стонал или кричал – вместе с вытекающей кровью.

Поднялся на второй этаж, к кассам.

Надо было ехать как можно севернее, там такие вещи исключены. Архангельск или Мурманск. Вологда слишком близко.

Самым трудным оказалось купить билет. Потому что когда заглянул в окошко, посмотрел кассирше в лицо, то увидел месиво, кровавое, серые мозги, вывалившийся глаз… И надо было ей сказать – куда, на какой поезд… Кинулся к урне, вырвало.

Отдал крикливой бабе двадцать рублей.

Пошел к другой кассе и, глядя в пол, купил билет до Архангельска. За час до отправления. Верхний боковой плацкарт.

И пошел на платформу, где курил одну за одной, стараясь не смотреть на людей.

И вдруг заметил, что большинство – живые. Не изувеченные даже, а целехонькие!

«Спасся!» – с облегчением подумал он. – Спасся!»

Он бежал по осенней безлюдной просеке и беспрерывно кричал: Пустите! Дорогу!

Вначале перепрыгивал через лужи или оббегал. Потом уже не обращал внимания. Пустите! Дорогу!

Мороз сковывал голову. Дорогу! Пустите!

Просеки пересекались перпендикулярными просеками. Пустите! Дорогу!

Все медленней. Спотыкаясь, падая и тут же вскакивая. Дорогу! Пустите!

Потом упал лицом в траву и только лишь дышал.

Позади уже никого не было.

Он приметил этого слегка обрюзгшего, но еще достаточно крепкого, а главное – науськанного и натасканного человека, уткнувшегося в газету, еще между «Пушкинской» и «Баррикадной». Когда же тот тоже перешел на кольцо и сел в тот же вагон, последние сомнения развеялись.

Усилием воли уняв затрепыхавшееся сердце и обтерев ладони о брючины, он собрался. Мысль обострилась и начала прокручивать варианты спасения.

Проехав свою, «Белорусскую», убедился: да, тот прилип, впился, как клещ. Ни дебильная газета «Мир новостей», ни сандалеты на босу ногу, ни затрапезная матерчатая сумка в руках не могли сбить с толку. Профессионал, на лбу написано, хоть бомжом его обряди.

На следующей он начал демонстративно пробираться к выходу задолго до остановки, к месту и не к месту спрашивая: «Сходите? Сходите? Сходите?..» Тот продолжал сидеть как ни в чем ни бывало. Ему стало ясно, что его ведут, передавая друг другу, словно эстафетную палочку. Тот, «затрапезный», поедет дальше, а его «примет» кто-нибудь другой. Кто – пока непонятно. Скорее всего, коротко остриженный парень. Или кавказец.

Главное, не лезть в толпу, в толкучку. Потому что в сутолоке незаметно сунут нож под лопатку. Хотя, могут и заметно – на платформе. Кого им бояться-то? Кто сейчас кого боится?

Нельзя и из метро выходить, не оторвавшись, поскольку в городе уже безлюдно. Там им и глушитель не понадобится…

Поэтому запрыгнул в последний вагон, там давки нет. Запрыгнул в последнее мгновенье, в узкую щель между закрывающимися дверьми. Рванул почти из центра зала, боковым зрением отметив, что никто не среагировал…

А если их двое? Один в вагоне ждет, другой на платформе пасет. Кто?!

Наверное, этот, самый невозмутимый. Когда он вскочил, то все как-то отреагировали: кто рот разинул, кто повернулся, кто от газеты оторвался. А этот скот всё затылком видит. При этом спокоен, мол, куда денешься?

Как бы не так!

Он понял, что оторваться можно только на эскалаторе. Пан или пропал. Там, где только один эскалатор вверх идет. Оторваться, и тогда все будет чисто, потому что вверху он уже никого не встретит – рация в метро не работает.

Но где? И главное – как?

На «Курской» работал только один эскалатор. Если просто вверх бежать, то не оторвешься. Хоть заяц за жизнь борется, но у волка тоже ноги крепкие.

Понял как. Челночиха с двумя огромными сумками. Отпустил ее метров на пятнадцать. Потом, на середине эскалатора, взлетел вверх, протиснулся и спихнул бабищу и ее неподъемную ношу вниз.