Мечебоец

– Меня зовут Арий, и я верховный правитель Яр-града. А твое деяние велико, никому еще не удавалось войти в Сумеречную пустошь ночью и вернуться оттуда живым. Мне также известно, что ты видел человека, который носит прозвище Соловей. Я хотел бы, чтобы ты как можно подробней описал вашу встречу и то, как выглядит предводитель ночной братии.

– По поводу внешнего вида я не могу тебе ничего сказать, – вновь кланяясь, произнес Слав. – Разве что он среднего роста и имеет грубый голос. Он не открыл мне своего лица, которое скрывал под капюшоном плаща.

– Вот как?! – удивился Арий. – И что же было дальше?

– Меня интересовала судьба моей спутницы. Я заплатил Соловью десять золотых кун, и за это он открыл мне место, где ее скрывали, после чего мы расстались. Я пошел в трактир «Кнут и пряник» и освободил ее.

– И это все, что ты можешь рассказать? – спросил человек, сидящий справа от Ария.

– Да, правители, мне больше добавить нечего, – и Слав снова поклонился.

– Тогда почему ты пошел туда сегодня еще раз? Что тебе понадобилось в Сумеречной пустоши, и почему с тобой был дружинник? – сурово спросил Арий.

– Тебя ввели в заблуждение, правитель, я не был там сегодня. Тем более в компании дружинника.

Удар ногой под колено был нанесен так неожиданно, что Слав, как подкошенный, рухнул на пол.

– Ты лжешь! – крикнул Арий, слегка наклоняясь вперед, чтобы получше разглядеть валяющегося на полу парня. – Ответь на мои вопросы, и я тебя озолочу.

– Я сказал все, что знаю, – пытаясь подняться, произнес Слав.

Окованный железом носок сапога Ольбарда врезался ему в лицо, разбивая в кровь губы и ломая нос.

– Не здесь, – крикнул Арий. – Тащи его в пыточную и вытяни все, что ему известно.

– Да, правитель, – воскликнул Ольбард, ударив себя кулаком в грудь. Стража!

На крик в зал вбежали несколько варягов с обнаженными мечами. Подхватив Слава под руки, они потащили его к дверям,.

– Стойте, – приказал им вслед Ольбард.

Подойдя к повисшему на руках у его ратников парню, он достал меч и подкинул его вверх, затем поймав его за клинок с силой опустил рукоять на затылок Славу. Свет погас.

Очнувшись, Слав обнаружил, что его ноги висят в полуметре от земли, а сам он прочно прикован за руки к стене. Перед ним стоял здоровенный мужик с опаленной бородкой и разогревал на пышущей жаром жаровне металлический прут. Заметив, что пленник очухался, он мерзко улыбнулся беззубым ртом и достал из огня багровый прут.

– Сейчас я остужу его, – сказал он, вертя железкой перед лицом Слава. – Остужу в тебе. – А затем приложил раскаленный металл к ребрам висящего на туго натянутых цепях парня.

Никакой возможности увернуться от прута не было, в помещении запахло горелым мясом и палеными волосами, по маленькой пыточной заметался жуткий крик. Только спустя несколько мгновений, когда боль слегка приутихла, Слав понял, что это кричал он.

– Будешь говорить? – раздался справа от него голос Ольбарда.

С трудом повернув голову, Слав мутным от боли взглядом отыскал говорившего. Варяг удобно расположился на лавке, стоящей у стены. Рядом с ним было разложено около десятка жутких на вид приспособлений, назначение у которых только одно – причинять боль.

– Я все сказал, – прохрипел Слав, не узнавая свой голос.

– Как знаешь, – улыбнувшись, ответил варяг. – Медведко лучший палач в Яр-граде. К вечеру от тебя останется кусок плохо прожаренного мяса с переломанными конечностями, выбитыми зубами и частично снятой кожей. При этом ты будешь в сознании и жив, чтобы говорить. Ну что, может, обойдемся без этого? – и Ольбард посмотрел на пыточные приспособления, лежащие рядом с ним.

– Мне нечего сказать, – прохрипел Слав.

– Ну что ж, – произнес варяг. – Медведко, когда он захочет что-нибудь сказать, позови меня.

И, повернувшись спиной к висящему на цепях Славу, Ольбард вышел прочь.

– Дурак ты, – сказал Медведко, доставая из жаровни нагретый заново прут.

Жуткий крик, полный боли, снова качнул стены в подземелье. Несколько раз Слав терял сознание, и палач приводил его в чувство, поливая ледяной водой из ведра. Несколько раз Слав видел, как в темницу заходил Ольбард, он с удивлением смотрел на седого парня, прикованного к стене, и на растерянного палача, недоуменно пожимающего плечами. Странно, но тело почти не болело, хотя и было сплошной раной, складывалось ощущение, что оно чужое. Слав дернулся от очередного прикосновения раскаленного прута и захрипел. Последний раз он кричал несколько часов назад.

– Подойди, – отхаркивая сгусток крови, не своим голосом сказал он.

Обрадованный палач, решив, что ему наконец-то удалось сломить странного седого паренька, приблизился.

– Будешь говорить? – спросил Медведко, уже порядочно вымотанный.

Слав кивнул.

– Запомни, – прохрипел он, – ты скоро умрешь. Может, не так болезненно, как я, но я бы с тобой местами не поменялся.

От звука его голоса палач вздрогнул, но сумел справиться со странным страхом, внезапно проникшим в его жестокое сердце. Пытаясь скрыть испуг, он спросил:

– А убьешь меня ты?

Слав не ответил, боль взяла верх над измученным телом и отправила седого парня в спасительное забытье.

– Он так ничего не сказал? – раздался от двери в пыточную голос Ольбарда.

Медведко мотнул головой.

– Только то, что я скоро умру.

– Так все говорят – бранятся, запугивают страшными карами, – оскалившись и разглядывая изувеченное тело Слава, сказал Ольбард. – На сегодня хватит, продолжишь завтра, – добавил он, идя к двери, – рано или поздно здесь все начинают откровенничать.

Палач направился в след за варягом, кивнув застывшему в коридоре маленькому человечку с большим горбом.

– Приберись там, а то вонь жуткая.

Придя в себя, Слав не обнаружил своих мучителей. Камера была пуста, жаровня, на которой Медведко разогревал орудия пыток, давно остыла.

– Очнулся? – раздался в углу, где стояла лавка, покрытая застарелыми пятнами крови, скрипучий голос.

Слав с трудом повернул голову. На лавке сидел тот самый горбун, что прислуживал Соловью.

– Пить, – хрипя, выдавил седой парень, но не услышал собственного голоса.

– Здесь нет воды, – сказал горбун непонятно, как понявший суть просьбы, – только старая малахитовая чарка, но она пуста.

– Дай мне ее, – пытаясь заставить голос повиноваться, попросил Слав.

– Но она пуста, – удивленно заметил горбун.

– Дай, – пытаясь сделать голос тверже, приказал Слав.

Горбун пожал плечами и прикрепил пустую малахитовую чарку к длинному шесту, с которого поили пленников, и поднял к губам измученного седого паренька. Чарка еще только поднималась, а Слав уже видел, как в ней появляется прозрачная холодная вода. Горбун был безмерно удивлен, когда пленник начал пить из пустой чарки, и решил, что седой паренек спятил. Но когда с уголков губ вниз по израненному телу потекла тонкая струйка, он подумал, что сам обезумел. Когда он убрал от лица Слава шест и спустил его вниз, то старая малахитовая чарка была снова пуста.

– Как это у тебя получилось? – спросил он, вертя в руках грубое изделие из малахита.

Слав, который чувствовал себя намного лучше, потому как боль в теле почти прекратилась, дернулся в цепях, пытаясь освободиться.

– Ты можешь освободить меня? – спросил он у горбуна.

– Конечно, – кивнул он. – Но куда ты собрался, ты даже до двери не доползешь?

Но Слав уже чувствовал, как сращиваются его переломанные ребра и пальцы.

– Просто освободи, – уверенно сказал он.

– Как знаешь, – кивнул горбун, подходя к металлическому кольцу, вмурованному в пол, через которое была протянута цепь, на которой висел Слав.

Потихоньку ослабляя ее, он опустил седого паренька на пол, не заметив при этом, как страшные ожоги и порезы, нанесенные Медведко, затягиваются.

– Что дальше? – присаживаясь рядом со Славом, спросил он. – Тебе все равно не уползти. Да, даже если бы и смог, куда? До первого стражника?