Страница 10 из 13
– Папа просто задерживается, – успокоил себя Лёнька и остался ждать, отказавшись идти с другими родителями, хотя его уговаривали, обещая проводить до дома.
– Папа обязательно за мной придет, – твердо стоял на своем Лёня.
Он остался на улице совсем один. Быстро наступали сумерки, становилось страшновато. Надежды на то, что отец все-таки появится, уже не оставалось, и Лёня решил идти сам.
Никогда еще ему одному не приходилось переходить такую улицу, как Профсоюзная, – с огромным потоком машин. Но сын не растерялся – пристроился к пешеходам и пошел с ними. Первое препятствие преодолел благополучно.
Теперь надо было пройти улицу Генерала Антонова длиною в три квартала, пустынную, с двумя подслеповатыми фонарями. Тут-то Лёнька и пожалел, что не согласился идти со всеми. Но что было толку жалеть? И он пошел прямо по проезжей части, ускоряя темп – дорога шла под гору, да и страх подгонял. Не заметил, как пересек улицу Введенского, миновал почту, свернул к торговому центру и вот прямо перед ним, всего в ста метрах, внезапно возникла громадина его дома, сверкавшая зажженными окнами. Лёня побежал…
Дверь квартиры была заперта. На звонок никто не отвечал. Им овладело тоскливое чувство одиночества. Сын позвонил соседям.
– Тетя Галя, – прямо с порога спросил он сквозь слезы, – а мама не будет меня ругать, что я пришел один?
– Что ты, Лёнечка, главное – ты пришел. Мама звонила, волнуется. Она будет рада. Раздевайся, замерз-то как, – тормошила его тетя Галя, помогая расстегивать пуговицы легкого пальто.
После сытного ужина, прихлебывая горячий чай, Лёня рассказывал, что произошло.
– Но вы не думайте, – закончил он, – я только немножко испугался.
Вошел дядя Боря:
– А, пропащая душа! Я его ищу около музыкалки, а он чаи гоняет, – радуясь, что видит Лёньку, пошутил он.
Оказывается, муж позвонил Борису на работу и попросил забрать Лёню из музыкальной школы – сам он никак не успевал. Но дядя Боря тоже не успел…
Когда мы вернулись, сын уже крепко спал. Папа осторожно перенес его спящего в нашу квартиру и уложил в кровать.
Наконец, учебный год закончился. Наступило лето – время отпусков и школьных каникул. Путевки нам тогда взять не удалось, и мы решили опять ехать отдыхать «дикарями», теперь уже в Сухуми – у наших друзей там были знакомые.
Накануне отъезда мне попалась интересная статья в газете. В ней шла речь о тринадцатилетнем мальчике – студенте первого курса института. Он не был вундеркиндом. Просто родители занимались с ним каждый день, даже в выходные, в каникулы и летом. Всего по одному часу, но постоянно, и мальчик, таким образом, непрерывно развивался. На меня эта статья произвела колоссальное впечатление.
Конечно, я понимала, что в тринадцать лет мой сын студентом не станет, но хорошо, если он не забудет то, что знает. Поэтому в чемодан, кроме вещей, были уложены все учебники, тетрадки, ноты… С таким багажом мы и отправились на Черное море.
Как обычно, южные хозяева сдавали всю полезную площадь, включая и подсобные постройки во дворе.
Приезжего народу набралось много, а об удобствах и говорить не приходилось.
Но мы устроились относительно неплохо. Нас ожидала малюсенькая комната в доме – все-таки помогла протекция. Отдыхающие быстро перезнакомились, но более тесного сближения в этих условиях, наверное, не бывает: каждая семья живет обособленно, целыми днями пропадая на море и возвращаясь в свой угол лишь на ночлег.
После утомительной дороги в машине мы три дня беззаботно отдыхали. Купались в прозрачной зеленой солоноватой воде, валялись на горячем песке, подставляя себя со всех сторон жаркому солнцу, любовались голубым бездонным небом, которое потом превращалось в громадный черный шатер с россыпью ярких звезд. Тишину южного вечера нарушали стрекот цикад и шумное дыхание моря. Окружающая атмосфера завораживала, а в Лёнькином воображении возникали, наверное, свои мелодии… Так продолжалось три дня нашего отдыха, а с четвертого я решила начать занятия.
– Напишешь упражнение – пойдем на море, – сказала я без всякой дипломатии.
Все, кто жил в доме, удивленно посмотрели на меня. За это время они успели полюбить Лёньку и не могли себе представить, как этот подвижный и общительный ребенок будет сидеть над тетрадкой. Летом! У моря! Думаю, что он сам рассуждал так же…
А вот его приятелю Диме, еще одному второкласснику, который отдыхал там же, где и мы, эта идея даже понравилась. Мальчик был по характеру полная противоположность Лёне: ходил серьезный, ни с кем не разговаривал.
Он добровольно вызвался принять участие в занятии по русскому языку.
– Конечно! – обрадовалась я, надеясь, что, глядя на приятеля, и мой сын все сделает быстро.
Через десять минут Дима принес мне тетрадь с написанным каллиграфическим почерком упражнением, в котором не было ни единой ошибки. Получив пять баллов, он, довольный, пошел с родителями на море. А Лёня писать еще и не начинал.
– Ты почему не пишешь? – спрашиваю.
– Не буду писать. Они обманывают. Тут написано: «Было жаркое лето». А ведь шли дожди, и было холодно. Ну, вспомни, мам!
Сначала я просто попыталась заставить сына работать. Но поняла, что, пока что-нибудь не придумаю насчет жаркого лета, он ручку не возьмет.
– Лёнечка, помнишь, ты отдыхал со мной в лагере? Какое тогда было жаркое лето – все горело! Помнишь? Вот в тот год и печатали этот учебник.
– А-а… – протянул сын, наклонился над тетрадкой и написал первое предложение.
– Фу-у, поверил! – обрадовалась я, надеясь, что дальше все пойдет как по маслу.
Но моя радость оказалась преждевременной. Следующее предложение: «Дети пошли в поход».
– Мам, а что такое поход? – незамедлительно последовал вопрос.
– Мы после урока пойдем на море, и по дороге я тебе все расскажу, только напиши упражнение, пожалуйста, – умоляла я.
– Нет, я сейчас хочу узнать! – требовал горе-ученик.
Я попыталась ответить кратко, но тут же посыпались новые вопросы. Тогда, увлекшись, я рассказала про костер, который надо уметь правильно разжигать; про палатки, хорошо натянутые со всех сторон на колышки, чтобы их не унес сильный ветер; про то, что ставить палатку следует на ровном месте, да еще и лапник подложить, чтобы можно было спать; про рюкзак, в котором вещи должны быть распределены так, чтобы мягкое соприкасалось непосредственно со спиной; и про многое другое, о чем хорошо знала, потому что сама когда-то в юности была заядлой походницей.
С горем пополам Лёня выполнил задание, и мы отправились на пляж, прихватив папу, завершившего очередной ремонт нашей машины.
Море нас встретило ласково. Вдоволь накупавшись, Лёнька плюхнулся на песок. Я достала нотную тетрадь и предложила позаниматься. Сын моментально согласился.
Помню, мы переводили из одной тональности в другую. Я в этом не очень разбиралась, но старалась вместе с ним понять премудрости музыкальной грамоты. А Лёне нравилась эта работа, и выполнял он ее с удовольствием.
Кто-то из отдыхавших, наблюдая за нами, сказал мне, что я не жалею сына, отнимаю у него детство, даже нормально отдохнуть не даю. Ерунда все это. Не в этом заключается жалость. Мы и отдохнуть хорошо успели, и позаниматься.
Будучи уже взрослым, Лёня сокрушался о том, что еще и языкам его не научили, о чем он просил меня, будучи совсем маленьким. Возвращаясь как-то из детского сада, сын вдруг заявил:
– Мамочка, научи меня английскому, немецкому, фланцузкому («р» он еще не выговаривал). – Почему-то сразу трем.
Учила, правда, только английскому. Но времени для занятий языком не хватало. Вот и не знает Лёня английский в совершенстве. А жаль!
Вообще сын учился хорошо. В начальной школе его любимым предметом было внеклассное чтение. К этому уроку давалась определенная тема или автор, а дальше полная свобода выбора. Бери любую сказку, любой рассказ – что хочешь, что больше всего нравится. Лёня знал много литературных произведений и тщательно пересматривал свои книги, прежде чем остановиться на чем-либо.