Осколки осени

Никто вокруг меня, кажется, не возражал против этого, но мне мне это было неприятно. Что-то во мне противилось навязанной мне роли кающегося грешника. Церковь представлялась мне убежищем от беспощадного мира, где каждый мог чувствовать себя в безопасности и общаться с другими на равных. Но это было невозможно. Никакого равноправия между священниками и паствой не было. И с каждым годом мне было всё тяжелее с этим мириться.

Я нигде не чувствовал себя уютно. В стенах школы свобода и равенство были пустыми звуками. Всё было обезличенно и сухо, препарировано и аккуратно разложено по полочкам на долгие годы вперёд. Задача детей была в том, чтобы учиться и не умничать, не отрываться от коллектива, доверять партии и учителям и смотреть в будущее с оптимизмом. Работа учителей заключалась в том, чтобы дисциплинировать вверенных им детей и стирать между ними различия. Они блестяще справлялись с этой задачей.

Мир школы и храма были во многом противоположны друг другу. Они были на удивление разными и в то же время поразительно похожи. И каждый из них на разных языках учил нас одному и тому же: „не смей думать“ и „делай так, как тебе говорят.“

Сколько себя помню, моя мать всегда была верующей. Вера её была основанием её свободы и, чтобы ни случилось, она помогала ей и придавала ей внутренних сил. Мать знала, что меня ждёт – это было то же, через что пришлось пройти и ей самой. Она хотела, чтобы я был во всеоружии и с детства готовила меня к будущему, ожидая того дня, когда зёрна, посаженные ей, взойдут и дерево её веры прорастёт во мне.

Долгое время я следовал за матерью, не задумываясь ни о чём и слепо ей доверяя. И долгое время я жил, не подвергая сомнению её решение выбирать мою веру за меня. Ребёнком я был готов ради неё на что угодно – лишь бы она всегда оставалась рядом со мной и была счастлива. Мать ждала от меня послушания, ждала веры и безоговорочной преданности. Из любви к ней я был готов дать ей всё это и даже больше. И если бы она вдруг задумала позвать меня с собой в ад, я бы ответил, не раздумывая ни секунды: „хорошо. Где мы будем спускаться?“

Посвящение '88

И вот, долгожданный день настал – сегодня нас примут в пионеры. Мой класс выстроили в несколько рядов на втором этаже нашей школы. Мне девять лет и я один из самых маленьких. Мы все немного нервничаем. Посвящение – ответственное событие и атмосфера в зале напряжена. Вот-вот свершится таинство, и каждый из нас принесёт обещание Пионера Советского Союза. Нам вручат наш пионерский галстук и значок. Остаётся только выслушать законы пионеров.

Торжественным голосом нам объясняют, какой сегодня ответственный и светлый день в нашей жизни. Пройдут годы, даже десятилетия, и он навсегда останется в нашей памяти. Повзрослев, мы будем оглядываться назад, на наше счастливое детство и с лёгкой грустью вспоминать нашу школу, наших любимых учителей и сегодняшнее посвящение. Все мы стоим и слушаем. Нам говорят:

– Ребята, до сих пор вы были октябрятами. И вот, наконец-то наступил тот знаменательный день, когда вы повзрослели и вас примут в пионеры. Кто такой пионер, дети? Пионер – это юный строитель коммунизма! Он без устали трудится и учится для блага Родины. Готовится стать её надёжным оплотом и защитником. Пионер – активный борец за мир, друг детям и трудящимся всех стран, ответственный ученик и пример для подражания. Пионер равняется на коммунистов, готовится стать комсомольцем, ведёт за собой октябрят…

Голос всё говорит и говорит, а напряжение вместе с ним нарастает. Слова вступительной речи неуклонно сливаются в одно, и я уже не в состоянии сосредоточиться. Мои ноги устали, мне хочется сесть, но нужно стоять с остальными и слушать. Нам говорят что-то ещё, всего уже и не упомнишь:

– Пионер дорожит честью своей Пионерской организации… имеет право… обязанности… надёжный и верный товарищ… всегда уважает старших… неизменно поступает по чести и совести…

С краю от нас стоит высокий парень из старшего класса и держит огромное красное знамя. У кого-то на поясе висит барабан, а у другого старшеклассника в руках горн: ещё немного – и он в него задудит. Баскаков, лысеющий директор нашей школы, с удовлетворением посматривает вокруг. Сегодня он – сама важность. Он не просто услужливый проводник Партии в школе, он генерал, с важностью осматривающий свои войска. Приосанившись, Баскаков улыбается нам как Чеширский кот и говорит многозначительным тоном:

– Дети, на призыв „Пионер, к борьбе за дело Коммунистической Партии Советского Союза – будь готов!“ – следует ответ: „всегда готов!“ Итак, ребята, когда вам скажут „будь готов!“ что-о-о нужно ответить?…

– Всегда готов! – отвечаем мы громогласным хором.

– Правильно, молодцы! А теперь – главное событие Пионерского сбора – Посвящение!

Наступает основная часть. Каждому из нас нужно произнести заранее зазубренную фразу, добавить к ней своё имя, и мы, наконец, станем на шаг ближе к партии. Я стою и нервно жду своей очереди – скорей бы уже. И вот, настаёт мой черёд. Глаза всего зала устремлены на меня, а я смотрю перед собой и надеюсь не сбиться. Я вдыхаю воздух полной грудью и говорю:

– Я, Проданов Денис, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину! Жить, как завещал великий Ленин! Как учит Коммунистическая Партия! Как требуют законы Пионеров Советского Союза!

Ко мне вплотную подходят. Мне вешают на шею красный галстук и цепляют на грудь с профилем Ильича.

– Будь готов!

– Всегда готов! – с поспешностью отвечаю я и взмахиваю рукой в пионерском салюте.

После того из нашего класса остаётся принять ещё несколько человек. А потом звучит горн, и трещит барабан – наступает время Гимна Пионерии. Мы будем стоять и петь:

Взвейтесь кострами,

Синие ночи!

Мы пионеры, —

Дети рабочих!

Близится эра

Светлых годов,

Клич пионеров:

„Всегда будь готов!“

Нас разбивают на дружины, отряды и звенья и на этом торжественный пионерский сбор подходит к концу. Наконец-то мы можем расслабиться и прийти в себя. Я стою в толпе детей, и мы пытаемся привыкнуть к новой роли. Я чувствую себя как-то иначе и мне непривычно и как-то странно. Я рассматриваю моих одноклассников вокруг себя. Они остались прежними, но в то же время и едва заметно изменились.

Как и у меня, у всех остальных детей на шее отныне будет повязан красный галстук, а у сердца – звезда. Какое-то время мы стоим и с любопытством переглядываемся друг с другом. Потом, один за другим из толпы начинают отделяться дети. Мы медленно расходимся в разные стороны.

Любопытство карлика

Всю свою жизнь я пытался разобраться в том, что происходит вокруг и почему всё именно так, а не иначе. Это было тяжело. Вопросов у меня было много, а ответов никто не давал. Никто не хотел помогать мне в освоении вселенной. Люди в моём окружении были вечно чем-то заняты: делами, заботами и взрослыми разговорами. Но даже когда у них выдавалась свободная минута, им было не до меня.

Взрослые быстро раздражались, когда дети дёргали их не по делу и редко что-либо объясняли. А если и объясняли, то обычно говорили что-нибудь туманное и едва понятное. Я с жадностью впитывал то, что мне рассказывали и задавал новые вопросы, пытаясь связать всё воедино. Но надолго взрослых не хватало. Скоро их терпению приходил конец, и от меня неизменно отделывались одной из знакомых фраз. „Подрастёшь – узнаешь“. „Много будешь знать – скоро состаришься“. „Любопытство убило кошку“.

Зачем нужно ждать, пока я вырасту и почему взрослые не хотят делиться своим знанием было для меня непостижимо. Обычно взрослые относились к детям с усталой снисходительностью, посмеиваясь над ними в присутствии своих друзей. Казалось, единственное, чего они хотели – это чтобы их не трогали и дали спокойно прожить до конца дня, когда можно будет наконец выключить свет и лечь спать. Они выглядели уставшими, смертельно уставшими от детей и их бесконечных идиотских вопросов.