Страница 7 из 77
Пока Кира раздумывала о своём будущем, Полина, присев на бархатную банкеточку в своей комнате, делилась с подругой впечатлениями о поездке.
-Не могу объяснить тебе, Сонечка, как действуют на нервы эти её истории. Представь, она чуть не поссорила меня с семейством Полди-Комаровских, рассказывая им, как гнусно поступил Витольд со своей женой...
-Но ты же говорила, что доктор обещал...
-Да, доктор обещал, что всё пройдёт. Но до того времени может случиться ещё масса казусов. Представляешь, что она наговорит нашим знакомым? Мы потом ни в один приличный дом приглашены не будем. Может разразиться жуткий скандал! И, скажу тебе честно, Сонечка, - Полина понизила голос, - иногда я её просто-напросто боюсь. Эти её безумные глаза - совершенно дикий взгляд!
-Да? А я и не заметила, - Софья Григорьевна посмотрела на подругу, - может, тебе показалось?
-Ничего не показалось. Скоро сама увидишь. Я уже жалею, что привезла её, надо было оставить в Каменецке. Там бы Веруня нашла ей подходящую партию...
-Представляю, что нашла бы твоя Веруня в Каменецке! - фыркнула Софья Григорьевна, махнув рукой, - ничего, Полинушка, ты просто устала с дороги. Мы присмотримся к девочке, кое с кем посоветуемся и решим, что делать дальше.
-Наверное, ты права. Но ты ещё не знаешь, какой у неё характер! Внешне она - вылитая Тонечка: маленькая да беленькая. Но та была тихая да кроткая. А эта - эта характером в папеньку своего, "гордого шляхтича", пошла: упрямая да с гонором. И опять же, эти её дикие глаза! Чует моё сердце: быть беде!
К ужину был гость. Как догадалась Кира, по всем приметам гость желанный и приятный Полине. Он принёс роскошные розовые пионы и перевязанную розовым бантом коробку шоколадных конфет. Его элегантный летний костюм от заграничного портного подчёркивал атлетическую фигуру, молодцеватые тёмные усы украшали лицо без модной бледности.
Когда он вошёл в гостиную, там были Софья Григорьевна и Кира, которая, глядя в окно, любовалась лучами солнца, проглядывающими сквозь грозовые тучи.
-Как же всё-таки красивы белые ночи! Сколько раз уж видела эту красоту, а привыкнуть никак не могу, - обернулась она к Софье Григорьевне.
-Когда ж ты успела налюбоваться ими? - удивилась та, - ты ведь только сегодня приехала в Петербург?
Кира не успела ответить. Отстранив горничную, в гостиную стремительно вошёл Григорий Александрович Иванов. Он мило улыбнулся Софье Григорьевне:
-Как всегда очаровательны, - весело проговорил он, с почтением целуя ей руку, - ну что наша путешественница?
-Вернулась, вернулась, ваша ненаглядная. Да ещё, смотрите, кого привезла, - она повернулась к совершенно растерявшейся Кире, - познакомьтесь, дорогой Григорий Александрович. Кира Сергеевна - племянница Полинушки.
Григорий Александрович сдержанно поклонился:
-Иванов Григорий Александрович, старинный приятель вашей тётушки, - и прищёлкнул каблуками. Кира ответила на приветствие слабым кивком, она чувствовала, как её лицо заливает краска негодования. Опять этот человек! Она уже открыла было рот, чтобы высказать ему в лицо всё, что думает о нём, как в гостиную вошла Полина Ивановна, сияющая и восхитительно помолодевшая из-за приятного ей мужчины. Лебёдушкой она поплыла навстречу господину Иванову, протягивая ему обе руки для поцелуя:
-Вот я и вернулась, - проворковала она. - Сонечка уже успела поведать о результатах поездки?
-Если вы имеете в виду вашу подопечную, то да, успела, - он свободно расположился на диванчике рядом с Полиной, - весьма похвально, что вы берёте на себя этакую ношу. И что ж вы, позвольте спросить, теперь станете с ней делать?
-Ума не приложу,- озабоченно вздохнула Полина, - вот с вами посоветуюсь, и что-нибудь вместе придумаем.
Они вели разговор так, словно в комнате никого, кроме них, не было. Это неприятно подействовало даже на Софью Григорьевну, а уж о Кире и говорить нечего - та прямо-таки кипела от возмущения.
-А вы не забыли, господа, что, как вы выразились, "подопечная" здесь, рядом с вами? - не смогла удержаться Кира, - и что она уже взрослый человек, который сам может решить, чем ей заняться и что ей делать?
Григорий Александрович и Полина в изумлении обернулись и несколько секунд молча разглядывали Киру, как если б случилось что-то совершенно невозможное, например, заговорила на китайском языке огромная фарфоровая собака на рояле.
-Господа, - покашляла Софья Григорьевна, - пойдёмте ужинать, - и поднялась с кресла.
За ужином болтали о всякой всячине, не обращая внимания на сидящую молча Киру. Потом пили кофе в гостиной, и Софья Григорьевна немного, по-домашнему, импровизировала на рояле. Григорий Александрович галантно предложил дамам прокатиться на Крестовский остров, где стало модным любоваться закатом. Но Софья Григорьевна тактично отказалась, а Киру забыли пригласить, чему она была только рада. Полина с Григорием Александровичем укатили на Крестовский. Кира пошла к себе. Её вдруг потянуло покопаться в маменькином сундучке.
Она удобно устроилась возле бюро, выудила из резного нутра сундучка тяжёлую коробку, повертела её. Ни замков, ни швов, ни петелек, ни кнопочек - ничего не было на поверхности. Как же так получилось, что коробка открылась? Её приятно было держать в руках: гладкая обтекаемая форма, тяжесть литого металла, удобный для ладони размер - замечательная штука! Открыть бы... От её рук стенки коробки слегка нагрелись. Лёгкий щелчок - и она открылась. "Записная книжка" выпала на стол и рассыпалась на листочки-пластиночки. Не прикасаясь к ним, Кира стала их разглядывать. Да, в тот страшный миг в школьной библиотеке, когда гремели пистолетные выстрелы, когда жалко и тоненько закричала Шурочка, тогда ей не показалось: там, на страничках шла своя жизнь. В сложном переплетении узора не было покоя, там всё время что-то шевелилось и менялось. И чем пристальнее Кира всматривалась в хитрые разноцветные линии, пунктиры и точки, тем активнее становилось это шевеление.
Узор, который образовывался на страничках, менялся очень своеобразно: все линии, чёрточки, точки оставались на своих местах, но то в одном, то в другом месте линии вдруг утолщались, потом вновь становились тоненькими. Точки делались то жирными, то еле заметными, пунктир сливался в единую линию, а потом опять распадался на крохотные черточки. Кира разглядывала завораживающее движение на страничках, не прикасаясь к ним, ей во что бы то ни стало захотелось уловить систему в рисунке, связывающим все страницы. Но это никак не давалось. Она предположила, что должна быть некая последовательность - допустим, такая же, как в книге: первая страница, вторая, третья и так далее. Бывает, на страницах нет нумерации, тогда можно попробовать восстановить последовательность изложения через текст. Ничего не вышло. Текста не было. Никакого намёка на текст - лишь хаотичное движение. И всё же, она уверена, в рисунках была своя система, надо только понять её.
От мельтешни на страничках у Киры зарябило в глазах. Больше не задумываясь о правильной последовательности страниц, она как попало сложила книжечку и закрыла коробку. Взглянула на часики: время пролетело мгновенно, оказывается, она почти два часа любовалась страничками книжки - даже не заметила, как стемнело. Стемнело?! Всего-то десять вечера. Куда это запропали белые ночи? Вернулась с прогулки тётя или нет? Она ничего не слышала - так увлечена была своим делом. Уже лёжа в кровати, Кира смотрела в окно на погасшее небо, слушала отдалённый перезвон курантов с колокольни Петропавловского собора. А в душе крепла уверенность в необходимости поездки в Эстляндию. Она должна узнать всё. И будь что будет!
Утром вставать совсем не хотелось. От солнечного дня и светлого вечера не осталось и следа. Хмурое небо, с которого потоком лил дождь, распугало недавно ещё по-летнему одетых людей. Теперь по улице катили пролётки с поднятым блестящим от дождя верхом, а по тротуарам ползли чёрные шляпки зонтов. Умывшись, Кира вышла в столовую. Там уже за самоваром, словно васнецовская Алёнушка над прудом, сидела печальная Полина. Её вид сразил Киру. Ещё вчера густые волнистые волосы её превратились в редкие неопределённого цвета волосёнки, которые тётушка заплела в две неопрятные косицы. А такого старушечьего утреннего платья, наверное, даже в пьесах Островского днём с огнём не найти. Полина Ивановна плаксиво морщила лицо и шмыгала покрасневшим носом.