Страница 35 из 43
Она отошла от Александра и, закрыв лицо руками, расплакалась.
- Опять эти глупости! - он, подлетев, вновь заключил её в объятья. - Надеюсь, частые слёзы всего лишь следствие твоего положения — раньше ты не была такой плаксой.
Наташа взглянула на него:
- Я не плакса, Ваше Высочество, но меня мучает чувство вины, особенно перед принцессой.
- А я прошу тебя перестать думать об этом. - он мягко взял её за руки. - Потому что единственный, кто во всём повинен — это я. Ты сейчас должна думать о другом: как бы побольше отдыхать и поменьше заниматься своими делами.
- Но я и так почти ничего не делаю. Да и то, разве это дела? - пыталась запротестовать Репнина. - Вчера, например, ездила в свою деревню — там свадьба была, и меня тоже пригласили. Разве я могла отказать? И потом, мне очень нравится проводить время рядом с этими людьми. Ты знаешь, сколько всего интересного я от них узнала?
- Знаю. - Александр с нежностью посмотрел на княжну. - Но будь, пожалуйста, осторожней.
Натали прижалась к нему. Она не сказала цесаревичу, что до сих пор часто спрашивает себя: «За что ей такое счастье?»
***
Все последующие месяцы беременности Наташа была окружена заботой и вниманием, о которых даже не мечтала. Александр Николаевич, заключив с государем перемирие, стал приезжать в Высокое каждую неделю, а если дела вынуждали его остаться в Царском Селе или же в Зимнем дворце — писал княжне длинные письма, заканчивающиеся одним и тем же требованием: ответить ему подробно, ничего не утаивая. Доставка их корреспонденции была поручена новому личному адъютанту цесаревича, которого Александр пожелал выбрать самостоятельно, без советов Николая Павловича. Репнина по-прежнему испытывала неловкость, отвечая не очередное письмо своего любимого, особенно, когда он справлялся о её здоровье, но мучить его неведением было выше её сил, так как она понимала, что он волнуется за неё и их будущее дитя.
Миша наведывался к сестре практически ежедневно, привозя в поместье новости о Лизе, которая вовсю готовилась к рождению их первенца, а также делясь с Наташей своими проблемами, связанными с местной знатью. Как предводитель дворянства, он всеми силами пытался сделать Двугорский уезд процветающим и образцовым, однако не все помещики считала планы Репнина блестящими. Многие из них, привыкшие жить при господине Забалуеве как им вздумается, а в случае чего — откупиться от Андрея Платоновича некоторой суммой денег, сильно сопротивлялись внедряемым переменам, строгости и неподкупности молодого князя. Всякий раз Натали сперва внимательно выслушивала длинные монологи брата, а после, как правило, медленно и вдумчиво высказывала собственное мнение и предлагала пути решения всевозможных конфликтов. Ей очень хотелось внести свой посильный вклад в улучшение быта уезда, ставшего для неё таким родным и любимым.
Глафира Петровна, сговорившись с Дуняшей не оставлять барышню в одиночестве, повадилась опекать Натали словно малое дитя. Когда положение Наташи стало заметным, и она была вынуждена оставить свои поездки по делам, её прозорливая помощница, предвидя, что Репнина не будет сидеть на одном месте и у себя дома, пыталась занять ту каким-нибудь рукоделием или, под предлогом того, что очень любит романсы, просила княжну помузицировать на гитаре. В итоге за месяцы, предшествующие рождению первенца, Натали научилась довольно неплохо вязать, а также взялась потихоньку осваивать стряпню — ей хотелось самой печь пироги с капустой или ягодами, готовить всевозможные каши и супы, а также познать тонкости варки варений и засолки овощей. Теперь она, как бережливая хозяйка, мечтала иметь в доме запасы всевозможной вкуснятины, которой можно будет при случае накормить гостей или попотчевать Александра Николаевича.
В середине декабря Елизавета Петровна родила дочку, которую они с Михаилом решили назвать Машенькой. Натали, обнимая счастливого брата, приехавшего к ней на следующий день с радостными вестями, просила передать Лизе самые тёплые поздравления. Сама она посетить усадьбу Долгоруких уже не могла, так как находилась на последних месяцах беременности и клятвенно обещала Александру, что не будет садиться в любимую повозку вплоть до появления ребёнка на свет. И чем ближе были примерные даты Наташиных родов, чем чаще гостем Высокого делался Илья Петрович Штерн, который не так давно получил письмо от цесаревича с настойчивой просьбой втайне приглядывать за Натали. Княжна наотрез отказалась от услуг придворного медика, сколько бы Александр не уговаривал её, не просил. Ей очень нравился добрый и внимательный доктор Штерн. И потом, именно он принимал детей Анны и Лизы, поэтому Репнина вдвойне доверяла именно ему и не хотела видеть никого другого рядом с собой в такой важный и радостный день.
***
Близился конец февраля и Наташа, встречая каждый новый рассвет, думала, что именно сегодня родится её ребёнок, однако тот пока не спешил в этот мир. На смену недавней оттепели вновь пришла зима с холодом и снегом. И вот, коротая очередной вечер в компании Глафиры Петровны и доктора Штерна, княжна, не в силах усидеть на месте, задумчиво прогуливалась вдоль гостиной.
Илья Петрович время от времени украдкой бросал тревожные взоры на Репнину, а также обменивался ими с Наташиной помощницей. При этом оба наблюдателя делали вид, что заняты каждый своим делом: чтением книги и штопкой платья.
Проходя мимо дверей, наглухо запертых ещё с осени, Репнина услышала, как ветер, словно раненый дикий зверь, свирепо завывает за окном, а его порывы налетают с такой силой, что дрожат стёкла и кажется — вот-вот не выдержат и вовсе рассыплются на мелкие кусочки.
- Вы бы сели, голубушка, чего расхаживать-то? - нарушила тишину Глафира Петровна. - Давайте, чаю принесу — в такую погоду вряд ли стоит ждать гостей.
Наташа лишь покачала головой в ответ, продолжая свой променад с крайне задумчивым видом. Пожилая женщина переглянулась с доктором Штерном и, вздохнув, пожала плечами; Илья Петрович вновь занялся книгой.
Княжна тем временем чувствовала, как у ней медленно наливалось болью всё тело и ныла поясница, но именно движение помогало ей отвлечься не только от физических страданий, но и от тревожных размышлений. Она вспоминала обо всём, что с ней случилось за последние годы, о том, как неожиданно изменилась её жизнь — вовсе не так, как она рисовала себе когда-то в романтических мечтаниях, учась в Смольном. Чувствуя, что вся горит, она подошла к двери, ведущей в сад, и прижалась лбом к холодному стеклу. Закрыв глаза, Натали постаралась прогнать все мысли прочь и ни о чём не думать. Ей вдруг захотелось забраться куда-нибудь в тёплое укромное место и, свернувшись калачиком, спокойно уснуть на руках у Александра. Она сделала глубокий вдох, затем выдох. Коснулась дрожащими пальцами деревянной рамы. И, так и оставшись у окна, словно впала в забытье.
***
Императрица Александра Фёдоровна, войдя в покои наследника престола в девятом часу вечера, обнаружила своего сына в кабинете, застёгивающим тёплое двубортное пальто тёмно-серого цвета на блестящие серебристые пуговицы.
- Саша, неужели ты куда-то собрался? - воскликнула государыня, всплеснув руками.
- Добрый вечер, maman. - ответил цесаревич, подходя к матушке и целуя в щёку. - Да, мне надобно уехать, и я уже велел подать коня к подъезду.
- Боже мой, но на дворе темно! Впрочем, я знаю лишь одно место, куда ты можешь ехать в такое время суток.
- Мне неспокойно, матушка. - Александр, надев перчатки, подошёл к окну и, отодвинув штору, попытался вглядеться во тьму. - Я хочу съездить в Высокое и убедиться, что там всё хорошо.
- Я думаю, что это вполне может подождать до утра. - с нажимом сказала императрица.
Цесаревич перевёл на неё свой непоколебимый взгляд.
- Саша, посмотри, какой сильный снег на улице: да там, никак метель, а то и вьюга! А ты, мало того, что едешь верхом, да ещё и в одиночестве! Нет, государь решительно будет против! - Александра Фёдоровна попыталась воззвать к благоразумию своего сына.