Страница 11 из 43
И княжна проводила до дверей причитающего о непростом поиске талантов господина Оболенского, где сердечно распрощалась с ним, после чего директор Императорских театров сел в свою просторную карету и велел трогать в Петербург, оставив Наташу бродить во своему дому со счастливой улыбкой. Запланированный поход в церковь пришлось отложить до следующего воскресенья.
========== Глава 3 ==========
Декабрь 1841 года выдался холодным и богатым на метели. Ближе к середине месяца снега выпало столько, что лошади с трудом везли даже самые лёгкие сани. Ходить пешком, как это привыкла делать Наташа, стало попросту невозможно: ноги, облачённые в тёплые высокие сапожки, проваливались в сугробы по колено. Поэтому первое, куда направила свои силы Репнина — было расчищение дорожек и подъездных аллей, ведущих к усадьбе, ведь она каждый день надеялась увидеть вдали силуэт Александра Николаевича. Подрядив для этой работы крестьян из деревни, сама она заканчивала обустройство второго этажа, где каждая комната приняла, наконец, уютный и завершенный вид.
Иногда вечерами, уставшая от дневных забот, сидя в одиночестве на широкой кровати в своей новой спальне, она доставала из ящика прикроватной тумбы подаренный медальон и подолгу смотрела на портрет цесаревича, мысленно разговаривая с ним и рассказывая о своих заботах. С момента их последней встречи прошло больше месяца, а она получила всего одно письмо (ещё во время покупки Высокого) с настойчивым предложением оплатить стоимость поместья. На что Наташа написала короткий ответ, в котором исчерпывающе объяснила Его Высочеству, что намерена возместить всю сумму самостоятельно. И вот — последовало молчание.
«Быть может, он обижен на меня? - мелькнуло в голове Натали холодным вечером, когда она, обхватив руками колени, вновь сидела перед сном на постели за своими думами. - Да нет, Александр не настолько упрям, чтобы дуться на подобные пустяки. Ведь я, кажется, хорошо успела узнать его. Или, - чувствуя, что замерзает, она залезла под одеяло и поплотнее закуталась, - только думаю, что хорошо узнала»
Репнина откинулась на подушки и, взяв в руки начатую книгу, попыталась читать:
…И снится чудный сон Татьяне.
Ей снится, будто бы она
Идёт по снеговой поляне,
Печальной мглой окружена;
В сугробах снежных перед нею
Шумит, клубит волной своею
Кипучий, тёмный и седой
Поток, не скованный зимой;
Две жёрдочки, склеены льдиной,
Дрожащий, гибельный мосток,
Проложены через поток:
И пред шумящею пучиной,
Недоумения полна,
Остановилася она…*
«И тут снег!» - в сердцах воскликнула она. Наташа тяжело вздохнула, и не в силах более сосредоточиться на чтении, закрыла книгу и устремила свой взор в тёмное окно, в стекле которого отражалась недавно зажженная свеча. «Он снова не приехал» - подумалось ей. Она перевела грустный взгляд на вторую свечу, стоявшую на небольшом прикроватном столике и стала смотреть на неё, не отрываясь - огонь всегда действовал на Натали успокаивающе.
«Моим решением было выбрать такую судьбу. Я должна ему верить: если он обещал, что приедет, как только сможет вырваться, то сдержит слово. У меня нет прав просить, требовать что-либо. Я просто обязана быть сильной: для него и для себя. И не стоит поддаваться пустому унынию!»
Ещё какое-то время она вела молчаливый бой со своими мыслями, как неожиданно заснула - веки вдруг опустились сами собой, и Наташа погрузилась в глубокий и спокойный сон, так и оставшись с книгой в правой руке.
***
Впереди дорога — несколько часов непрерывной езды. Но Александр Николаевич настроен решительно: он больше не в силах терпеть эту разлуку, кажется — ещё день без неё — и он умрёт от тоски. Поэтому, невзирая на сгущающиеся сумерки, на сильную усталость от государственных дел и на ещё больший ворох того, что предстоит осуществить в ближайшее время, он велит подать коня. Затем заходит в покои супруги: как обычно, справиться о её здоровье и пожелать спокойной ночи, а после вновь возвращается к себе.
Сменив своё царское одеяние на более простой и вместе с тем тёплый мундир на меху тёмно-синего цвета, а так же поплотнее закутавшись в дорожный плащ, надвинув на брови любимую фуражку и прихватив перчатки, он тихо спускается во внутренний двор Зимнего. Там его уже ждёт верный Пегас, выведенный под уздцы камердинером Иваном Францевичем.
- Ваше Высочество, надолго ли Вы? И главное — куда собрались на ночь глядя? - шёпотом начинает Иван Францевич, состоящий на службе у Александра Николаевича уже добрых десять лет и привыкший опекать цесаревича, как родного сына.
- Не волнуйся, Иван Францевич, мне нужно съездить в одно место. Думаю, я вернусь завтра ближе к вечеру! - весело говорит Александр, ловко запрыгнув на коня. Свежий морозный воздух бодрит и как будто вливает новые силы в наследника русского престола.
- Так ведь хватятся же Вас: если не сейчас, то к утру точно. Тогда мне головы не сносить! Что же я скажу Их Императорским Величествам, а, милостивый Вы мой?
Цесаревич хмурится: и действительно, maman и papa должны знать, куда направляется их сын. А то, чего доброго, поднимут на ноги весь дворец. И милую Марию заставят беспокоиться, а это вовсе не нужно.
- Ладно, - вздыхает Александр. - Пойди сейчас же к матушке и передай, что я направляюсь в Двугорское, в усадьбу Высокое. Только смотри, чтобы государыня была наедине, без посторонних ушей, понял? И ещё скажи ей, чтобы она не тревожилась.
- Понял, Ваше Высочество. - камердинер лукаво улыбнулся цесаревичу и поклонился. Название этой усадьбы было ему знакомо: Иван Францевич знал, кто там проживает, и догадался — к кому в такой поздний час направляется наследник престола. Хотел того Александр Николаевич или нет, но так уж вышло, что всё важное и значимое, происходившее в его жизни, не ускользало от внимания этого заботливого человека. Правда, в отличие от большинства обитателей дворца, Иван Францевич никогда не выдавал секретов своего подопечного (а именно таковым считал он цесаревича), чем сумел сыскать доверие и уважение не только Его Высочества, но, как ни странно — и всей августейшей семьи.
- Тогда: до завтра! - цесаревич пришпорил коня и направился к воротам. Его камердинер какое-то время молча смотрел ему вслед, а затем, будто что-то вспомнив, побежал догонять царственную особу.
- Ваше Высочество! Александр Николаевич, стойте!
Наследник престола придержал за удела уже было готового разогнаться Пегаса и обернулся.
- Ну что тебе ещё?
Иван Францевич поравнялся с лошадью Александра и задал свой вопрос:
- А как быть с Вашим батюшкой? Коли они узнают, куда Вы поехали, да ещё и без охраны… - камердинер попытался испугать цесаревича. - Время неспокойное: и ворьё промышляет на улицах, и разбойники всякие, и вообще — нельзя Вам одному! Разрешите позвать пару солдат в сопровождение, а?
- Никого звать не нужно. - твёрдым голосом ответил Александр. - Няньки, а также шпионы Третьего отделения мне не нужны. Я же сказал: у меня важное, секретное и личное дело. А что касается моего отца: матушка найдет для него слова - я в этом уверен. И потом, у нас с ним уже был разговор, и я его предупреждал, что не отступлюсь!
Он бросил грозный взгляд на Ивана Францевича, а затем повернулся и решительно поскакал прочь — в ночную питерскую синеву. Его Высочество не могли видеть, как обеспокоенный камердинер, едва слышно шепча молитву, трижды перекрестил удаляющуюся фигуру.
Он мчался так быстро, как только мог его конь, вдоль мрачных, почти безлюдных улиц, широких проспектов с тусклым светом фонарей, бескрайних полей, отмечаемых по краям верстовыми столбами. Уже на подъезде к Двугорскому посыпал лёгкий, пушистый снег. Цесаревич свернул на длинную аллею, ведущую к воротам усадьбы. Выползшая из облаков большая бледно-жёлтая луна освещала путь. Вокруг было темно, тихо и очень умиротворённо. Сквозь падающие снежинки, Александр увидел знакомую ограду и вдали на холме — силуэт дома, который в окружении белого снега словно парил на волшебном облаке. Ему показалось, что не горит ни одного окошка, однако, подъехав ближе, он увидел слабый свет на втором этаже. По видимому, одинокая свеча догорала в комнате с выходом на балкон. «Должно быть, в её комнате!» - радостно подумал цесаревич и улыбнулся своим мыслям. Поравнявшись с домом, он ловко спрыгнул с лошади, а затем направился ко входу. Однако на пороге Александр Николаевич замешкался: должно быть, двери заперты, и чтобы попасть внутрь - надобно разбудить кого-нибудь из обитателей усадьбы. Но как сделать это так, чтобы никого не испугать?