Страница 25 из 26
Дыхание само по себе было тяжелой работой. В процессе вдоха и выдоха трудились большие группы мышц. Для сравнения представьте, что в течение получаса вы делаете несложную работу: стоите посреди комнаты, наклоняетесь вперед и затем распрямляетесь. Сначала это будет вам доставлять только удовольствие, т. н. мышечную радость, а потом наклоны станут менее приятны.
Я еще не знал, что существуют более эффективные и менее утомительные способы накопления энергии. Последние двадцать лет энергия поступает ко мне сама, лишь только я сажусь возле больного. Чем тяжелее состояние пациента, тем больше я ее получаю. Для самого себя, как бы плохо мне ни было, получить такой объем энергии я не могу. Что я готов к работе с ними, больные чувствуют по тому, как разогреваются мои руки: «Они у вас, как утюги», – часто говорят мне пациенты. Но чтобы безотказно в нужную минуту совершалось подобное чудо, мне пришлось много лет тренироваться. Занимаюсь я по утрам дыхательной гимнастикой до сих пор.
Пятьдесят – шестьдесят утренних циклов и другие упражнения были только подготовительной работой. Ее основная часть протекала в моем кабинете. Там, на угловом диване, лежал Сережа. Я садился с ним рядом, клал руку ему на лоб. И снова начинал дышать. На вдохе я мысленно говорил себе: «Я получаю энергию». На выдохе – «Посылаю энергию в голову». Голова у Сережи начинала согреваться. Тогда я принимался разогревать его солнечное сплетение и ждал, пока тепло начнет разливаться по его животу. Но и это было только подготовкой. Главное начиналось, когда Сережа переворачивался на живот, и я клал ему руки на зону почек.
Я продолжал дышать. Мне давно было жарко. Руки у меня раскалялись, а Сережина спина оставалась холодной. Я ощущал этот холод, будто Сережа перекупался в реке и не мог согреться.
– Ты чувствуешь мои руки? – спрашивал я.
– Да.
– Тебе тепло от них?
– Нет.
Я задавал тот же вопрос через несколько минут. Затем спустя четверть часа. Ответ был прежним. Я ощущал, как от страха поражения сжимается мое солнечное сплетение. Моим главным врагом становился холод в Сережиной спине. После 30–40 минут такого безуспешного лечения я шел на улицу. Я бродил по переулкам возле проспекта Мира, где мы тогда жили, заходил на стадион «Буревестник» или в парк ЦДСА. Было чувство полной опустошенности. Так, по всей видимости, ощущает себя человек, который сдал слишком много крови. Не было эмоций. Не было мыслей. Ноги мягко пружинили, словно в них не осталось костей.
Брожение по улицам частично возвращало силы. Тогда во мне просыпался аппетит. Это было подтверждением моих догадок, что я отдаю больше энергии, чем могу себе позволить, и что я приближаюсь к тому краю, откуда сорвалась Индра Дэви.
Я все время помнил об этой опасности, но не имел представления, в какой момент во время занятий следует остановиться. Во-вторых, я ни разу не пробился клочкам. В-третьих, я не знал, сколько времени у меня еще остается в запасе…
Я много ел, постоянно был голоден, точно круглые сутки махал топором, и невероятно похудел. Я уже давно не садился за письменный стол – занимался только лечением Сережи. Меня спрашивали: «Что с вами? Вы больны? У нас тут есть хороший врач». Я старался уйти от ответа. Если бы я ответил: «Спасибо. Я здоров, а худею оттого, что лечу йоговским дыханием сына, у которого пиелонефрит», – никто бы не усомнился, что лечить нужно меня. В эту пору, чтобы скрыть худобу лица, я начал отращивать бороду.
«Баня парит баня правит»
Я продолжал заниматься Сережей без всякого движения вперед. Прерви я утренние сеансы, это означала бы правоту знаменитостей и, так сказать, «торжество науки»… Дыхательная гимнастика, которой Сережа занимался, улучшила его самочувствие, увеличила выделительные способности почек, но Сереже недоставало мощности поднять собственный иммунитет, чтобы организм истребил инфекцию в почках. У меня мощность была, но я не мог к этим почкам пробиться. Сквозь тонкий слой кожи и ослабевших от долгого лежания мышц моя энергия не проникала.
– Но так не может быть, – пытался я убедить Сережу. – Посмотри на мои руки. Они даже не красные, а сине-лиловые. Такого цвета бывает раскаленная сталь. Как можно не чувствовать их тепла?
– Я не хотел тебя расстраивать, – признался он однажды. – Я не только не чувствую тепла – мне под твоими ладонями становится еще холодней.
У меня в прямом смысле опустились руки. Я прервал занятие.
Мои тогдашние знания по йоготерапии были скудны и беспорядочны. Как все наше искалеченное поколение, я десятки раз был вынужден зубрить и тарабанить марксистскую схоластику. Моим мозгам было трудно в одиночку проникнуть в толщу витиевато-поэтичной философии Востока, в постулатах которой на самом деле были закреплены практические знания и практические советы наподобие инструкции, приложенной к пылесосу.
Это была мудрость, присущая историческим памятникам любого народа, включая русский. На Руси не было древней законченной философской системы, но и ее фольклор содержал опыт давних наблюдений и открытий.
Скажем, привычное «Утро вечера мудренее» означает вот что: если события, которые у вас приключились днем, нуждаются в осмыслении, необходимо дать время подсознанию проработать информацию. К утру ваш мозг подготовит безошибочный ответ.
Поговорка «Кто рано встает – тому Бог подает» несла сведения о продуктивности утренних часов, когда эффективность труда человека – физическая или интеллектуальная – существенно возрастает. Час труда в утренние часы равнялся трем-четырем в дневные.
Приученный к тому, что философия не имеет отношения к реальной жизни, я часто не улавливал в текстах древних индусов прямых указаний, как поступить. Между тем ответ на вопрос: «Что же делать?!» – был до глупости простым. Обратись ко мне теперь любой человек с моими проблемами той поры, – я бы разрешил их за 30–40 минут.
Когда стало очевидно, что спина у Сережи неизменно холодная, жена купила ему специальный французский пояс.
Считалось, он согревает, но пояс, для прочности, содержал синтетику. Холод не проходил. Жена связала Сереже пояс из драгоценного тогда мохера. Ощущение, что поясницу обдувает сквозняк, у сына исчезло. Это уже было что-то.
Лечение шерстью шло от пастухов. Я читал: если на пастбище заболевал человек, пастухи согревали его и лечили теплом живого ягненка или его еще парной шкурой.
Эти мысли и первый наш микроуспешный опыт еще нельзя было считать победой. Но это было ее предощущением. Я понимал: решение рядом. И теперь только прошлое – наш союзник.
Я все чаще обнаруживал скрытый смысл в сказках, песнях, афоризмах и буквально воспринял пословицу: «Новое – это хорошо забытое старое». Я подолгу листал книги по истории. Прежде всего, по истории быта. В них встречались упоминания, что много веков назад здоровье россиян поражало иностранцев.
В книге К.Кудряшова и А.Яновской «Москва в далеком прошлом» я нашел главу «Как лечились москвичи». Там было перечислено немало способов. Я обратил внимание, что, заболев, москвичи обходились «домашними средствами, предпочитая всему баню. Больной, выпив стакан водки, смешанной с толченым чесноком, шел в жарко натопленную баню и, пропотев в ней часа два, случалось, выздоравливал».
Тридцать с лишним лет назад еще не было теперешнего банного бума. Газеты не предлагали сауны VIP. Вчитываясь в строчки книги, я понимал: водка с толченым чесноком нам с Сережей не подходит. Но я не сводил глаз с двух слов: «пропотев, выздоравливали».
Я тут же поймал себя на мысли, что мы с женой допускали ошибку многих родителей – опасались Сережу мыть. Был страх, что он подхватит простуду. Это теперь я четко понимаю: простудится ребенок после мытья или нет, целиком зависит от родителей. Если ребенок насухо вытерт, тепло после этого упакован в пижаму и носки, голова его повязана платком, а сам он еще завернут в халат или одеяло, – нужно его бросить в ледяную прорубь или долго держать на морозе и ветру, чтобы он в таком виде заболел.