Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 26



После несколько дней занятий вдох, задержку и выдох производите на счет «про себя». Метрономом, задающим ритм, будут служить удары вашего сердца. Это может быть: 4:2:4; 6:3:6; 8:4:8; 10:5:10.

Полный цикл: вдох, задержка, выдох не должен вызывать ощущение нехватки воздуха. Если оно возникло, время на вдох, задержку и выдох должно быть сокращено.

Начать с 5 дыханий утром, днем и вечером. Прибавлять по одному дыханию раз в два дня. Этапы оздоровления: 60 дыханий в день; 90; 120. Далее по потребности – до 300…

При первых неприятных ощущениях в сердце занятие следует прервать. После нескольких дней отдыха начать снова – с 5 дыханий утром, днем и вечером. Ритм – 4:2:4.

Болезнь сына

Сережа вернулся из школы вялым. К утру его состояние ухудшилось. Пришла молодая женщина-врач.

– Ничего страшного, – обнадежила она. – ОРЗ.

– Коллега, посмотрите внимательней, – попросила Элла Гдальевна. – По-моему, у Сережи начинается скарлатина.

Женщина засмеялась: «Ну, уж чего нет, того нет. Температура почти нормальная. Горло чуть розовое. Кожа чистая».

– Пусть эта жизнерадостная дама говорит, что хочет, – сказала жена, закрыв за ней дверь – но это не ОРЗ. А скарлатина может ударить по сердцу и почкам.

И сразу повела Сережу как скарлатинозного больного. Отделила его посуду, старалась не подпускать к нему меня (я скарлатиной не болел). Но главное – оберегая почки, перевела Сережу на бессолевую диету и отменила мясо.

Дня через два пришла смешливая врачиха. Увидела меры предосторожности. Снова поиронизировала. Температура у Сережи не поднималась, кожа оставалась чистой, горло прошло.

А на следующее утро жена вызвала ее опять. Хохотунья влетела в квартиру взбешенная: «Начинается эпидемия гриппа. У меня тьма больных! Что вы меня дергаете каждый день?»

Жена, не обращая внимания на вопли, предложила коллеге снять пальто и помыть руки. Только после этого подвела к Сереже и задрала ему рубашку: грудь и живот сына были в мелких красных точках.

– Я прошу вас поставить в известность школу, – сказала Элла Гдальевна. – А то все 900 детей переболеют вашим ОРЗ…

Это была т. н. стертая форма скарлатины. Опасения жены оказались не напрасны. С появлением сыпи подскочила температура и начались задержки мочи. Сначала незначительные. Затем по 400–500 миллилитров в день. Пригласили консультанта. Он сказал:

– Если бы не щадящая диета, с почками сейчас было бы еще хуже.

Сережа поправился. Вернулся в школу. Месяца через два пришел снова скучный. Температура – 37,2°. Все чисто – горло, кожа. Мы тут же его раздели, положили в постель. Через три дня возникла сыпь – вторая скарлатина за три месяца. Явление очень редкое. И – новый удар по почкам.

Мы возили Сережу по всей Москве. «В лучшем случае он у вас инвалидизируется», – обнадежили нас нефрологи.

Я впервые услышал это длинное, корявое, устрашающее слово.

Прогноз подтверждался. Сережа слег. Учителя приходили домой. Медики тоже. С учителями он решал задачки и болтал по-французски. Толку от врачебных визитов не было никакого.

Мы показали Сережу всем московским светилам, которые занимались почками. Результат был нулевой: хронический пиелонефрит академики медицины и участковые педиатры лечили одинаково.



Нас познакомили с еще одной знаменитостью. Это была сверхэнергичная женщина-профессор. Она разработала новый метод, открыла собственное отделение. Считалось удачей к ней попасть – Сережа попал. Лечение состояло в безбелковой, обильно глюкозной диете. Разрешалось съедать по торту в день. Мальчишка растолстел, стал похож на поросенка – так положено было по методике. Почкам легче не стало, зато резко ухудшилось состояние печени. Мы срочно забрали Сережу из клиники.

Каждый день мы теперь замеряли, сколько выпил – сколько выдал. Дни, когда цифры были равными, обводили красным карандашом – как праздники.

Знать, чего ждать

Шел третий год болезни Сережи. Изредка он отправлялся в школу на консультацию. Никаких перемен к лучшему не возникало. Мы с женой метались в поисках кудесников и волшебных средств, добывали мумие и прополис, которыми в ту пору лечили буквально все. Нам их привозили из Сибири. А с Дальнего Востока мы получали бутылки с настоями неизвестной рецептуры, мази с медвежьим, барсучьим, даже, кажется, кротовым жиром. Нам говорили: «Это хорошо, только надо бы с лягушачьим – целебнее лягушачьего сала на свете не существует ничего».

Мы искали и находили заветные адреса. Посылали письма, переводили деньги. Надеялись. Ждали. Получали. Пробовали. Видели: опять впустую (хотя кому-то помогало).

Теперь я понимаю: в большинстве случаев это были отличные средства, но мы толком не знали, как ими пользоваться и что в конечном итоге должно произойти. А это очень важно. Ты ожидаешь один результат, внешне получаешь другой, который на самом деле и является доказательством, что средство отлично работает. А тебя результат пугает.

Расскажу случай. Жил под Москвой некогда знаменитый гомеопат. Было ему девяносто лет. Он уже не служил, но дома изредка принимал. Мы поехали. К нам вышел маленького роста, ссохшийся старичок с добрым, улыбающимся лицом. Мы объяснили: у сына хронический пиелонефрит. Он обрадованно закивал, засеменил в дом, быстро вернулся и принес коробочки с засахаренными крупинками. На коробках стояли номера, в какой очередности принимать. Взял знаменитый гомеопат за консультацию и крупинки всего несколько рублей.

Сережа начал принимать – в моче появилась кровь. Мы – к старику. Ждали: от известия: «Кровь в моче!» – старик смутится, разволнуется, а он обрадованно засмеялся: «Так и надо, не беспокойтесь, так и надо!»

Мы уехали обескураженные. В голове крутилось: «Может, в девяносто лет он уже не понимает, что хорошо, а что – плохо?» И больше крупинки не давали. Позднее прочли: крупинки действовали на организм по классическому принципу восточной медицины: «Лечение через обострение». В старину считалось: болезнь легче одолеть в острый период. В случае, когда обострение прошло и начался вялый процесс, обострение следовало вызвать. Если б добрый старик нам это объяснил…

Став целителем, я случая с крупинками не забыл. Назначая теперь свое лечение, я терпеливо втолковываю пациентам – чего, каких признаков и результатов нужно ожидать на первом этапе лечения и чего на втором. Но все это пришло много позднее.

Тупик

Я уехал в командировку. Из гостиницы позвонил домой. Жена сказала: «Сережа выдал сегодня всего 50 миллилитров мочи». Это означало, что почки перестают работать.

– Я должен вернуться в Москву, – сообщил я людям, которые меня давно ждали.

Они обиделись. Каждый из нас был по-своему прав.

Самолет шел высоко над землей. Я был подавлен и растерян. Полулежа в кресле (не спал уже вторую ночь), я спрашивал себя: «Правильно ли я делаю, что возвращаюсь?» Я не выполнил задание. В Москве предстояли разговоры о впустую потраченных деньгах; я терял гонорар, который служил основным средством существования семьи. И все же я ответил себе: «Да!» Во мне крепло ощущение: если я окажусь рядом, в Москве, Сереже станет лучше.

И второе, что я понял: мне с моими проблемами некуда больше идти. Список профессоров, академиков и лауреатов, которые, как мы надеялись, сумеют нам помочь, был исчерпан.

Внезапно под рев турбин «Ту-104» в мозгу с устрашающей четкостью выстроилась фраза: «Больше надеяться не на кого. Если ты хочешь вылечить Сережу, ты должен это сделать сам».

Низкий поклон безвестным индусам

Мы сидели с женой в большой комнате. Сережа уснул. Думали мы с ней об одном и том же. Нам зачастую не было нужды произносить слова вслух.

– У нас, – сказал я, – есть еще в запасе йога.

Элла Гдальевна была врачом высокой квалификации. Она заведовала биохимической лабораторией кафедры хирургии Второго московского медицинского института им. Пирогова. Руководил кафедрой профессор В.С.Маят. Без визы жены, которая подтверждала поставленный диагноз, Маят не клал на стол ни одного больного.