Страница 48 из 104
Он прикурил от моей сигареты, сплюнул табачную крошку.
- Ты не торопишься, княжич? Хочу тебя в гости позвать.
- Куда мне торопиться?
- Ну… Может, тебе койку греют в доме одной симпатичной ведьмы? Почём мне знать о твоих делах?
- Выпить у тебя есть?
- Как не быть. Найдём для хорошего человека.
Мы побрели вдоль ночной улицы с лениво побрёхивающими на нас собаками, одуряющим запахом сирени, цветущей степи и горьким послевкусием моего унижения.
* * *
На кладбище было темно. Разросшиеся липы, посаженные заботливыми родичами в изножии ухоженных могилок ревниво прятали от яркой луны оберегаемые ими кресты и плиты. Скоро, уже совсем скоро, в начале июня, они зацветут, разливая над местом последнего успокоения аромат мёда и жизни. Аромат сладкий и крепкий – до ломоты в костях, до тягостного томления внизу живота… Нет, наверное, ничего более несовместимого со смертью, чем это солнечное, медовое, пчелиное дерево, привитое к скудной степной почве как будто нарочно для отрицания послесмертного небытия.
Я старался не отставать от Семёныча, уверенно шагающего по узким извилистым тропкам между могил. Типичное сельское кладбище – без планировки, аллей, шлагбаумов и бюро ритуальных услуг. Только небо, степной ветер, полынь и земля, близость к которой ощущается здесь так сильно, как нигде более. И только здесь не страшит будущее с ней единение – с такой тёплой, душистой и родной.
Вскоре мы вышли из-под сени деревьев и стали пробираться меж редко разбросанных, заросших холмиков со старыми покосившимися памятниками, ржавыми оградками и печатью беспризорности и забвения. Здесь, на открытом месте, ничто не препятствовало белому лунному потоку изливаться на землю, порождая глубокие чёрные тени от холмиков и крестов. Возле одной из неухоженных могил Семёныч остановился.
- Здесь, - сказал он тихо.
На еле заметном, почти слившемся со степью холмике торчал покосившийся, серый и растрескавшийся от времени и непогод крест без каких-либо указаний на покоящегося под ним: ни имени, ни даты. Ни фотографии, ни эпитафии.
- Здесь твоя мать и похоронена, княжич.
Я опустился на землю, прислонившись спиной к соседнему, более крепкому кресту. Покопавшись в своих чувствах, не нашёл среди них ни душевного трепета, ни скорби, ни слёз. Никак невозможно было совместить этот холмик в степи и живую юную Свенку, тепло рук которой я ещё помнил после встречи в Моране. Это там я чувствовал и тоску потери, и радость встречи. А сейчас я просто устал шагать в такую даль – кладбище от посёлка было сравнительно далеко.
- Расскажи, - попросил я устало.
Семёныч присел рядом со мной на могильный холмик.
- Мой отец в тот день был в дозоре ещё с двумя стражами. Ну и я с ними стажировал по малолетству. Когда мы почуяли открывшиеся ворота, само собой ринулись к ним. Смотрим – коняшка-доходяжка трусИт по направлению к посёлку. Судя по сбруе, седельным сумкам, животное явно с той стороны. Отец велел его поймать. Я ринулся, конечно, выполнять приказание. Пока словил, глядь - стражи уже сцепились на дороге с охотником. Ну, на той дороге, что идёт мимо рощицы с воротами на капище. Знаешь ты. Я – к ним, как могу поторапливаюсь, коня за собой волоку, чтобы снова не убёг… Охотник, по всему видать, сильный воин был. Дядьку Фёдора он зарубил насмерть почти сразу. Игоря покалечил. Он-то оклемался потом, но на тот момент тоже вышел из строя. Не знаю уж как батя его достал, не иначе как милостью богов. Был у него один приёмчик, свой, фирменный – делаешь обманку с плеча, а сам подсекаешь по ногам. Если филигранно работать, - то кончиком клинка по сухожилиям. Если более топорно или в запарке долгого боя, то ноги отхреначиваешь напрочь. Удар хороший. Если впервой с батей фехтуешь – непременно попадёшься на уловку. Потом-то, когда хорошо разучишь приём, то и в другом сопернике начнёшь его угадывать. Покажу тебе потом, княжич, пригодится…
Семёныч достал из кармана мятую «Приму», покосился на меня.
- Кури, Андрей Семёныч, - разрешил я. – Я не сочту это твоё действо оскорблением памяти усопших. Лишь бы они сами не сочли.
- А! – махнул рукой Семёныч, прикуривая. – Сочтём это нашей тризной. И воскурим благодати…
Он затянулся.
- Ну, значит, опрокинул мой родитель этого охотника навзничь. А тот - меч в руках удержал, перехватил его особо, для атаки, значиться, из горизонтального положения. Отец, вижу, замешкался – надо-то ценную добычу живьём притащить. Так-то не сложно - подрезал и сразу добил, используя преимущество. Ну а если ход пропустил, считай – бой проиграл. Особенно с таким сильным противником, как охотник этот. Я уже близко был, смотрю – как в замедленной киносъёмке – следующий удар будет явно не батин. Ты учти, это я тебе так долго рассказываю, в сражении всё решают секунды и длится оно мгновения. Это тебе не кино, где квасятся часами, аж плеваться хочется.