Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 104

- Что-то смущает меня то обстоятельство, что у меня может интимное дело с кем-то, носящим мужское имя…

- Очень смешно, - буркнула Ксеня. – Лавры Петросяна покоя не дают?

… Мы продолжали приходить, сидели у ворот и медитировали. Может, Моран меня и обнюхивал. Но я не ощущал ровным счётом ничего. О чём не замедлил сообщить. Ведьма подумала, надув губки и постукивая по ним пальцем.

- Придётся тебе помочь. Подхлестнуть слегка твоё шестое чувство. Я вижу, оно крепко спит и весьма подзапылилось от долгого неупотребления.

Вечером в «мастерской» мы варили настоящее ведьминское зелье. Ксеня тщательно отвешивала ингредиенты аптекарскими весами и ссыпала их в котелок. Венцом её стряпни стал сорванный сегодня в Моране мухомор.

- Ты его тоже туда замешаешь? – с подозрением поинтересовался я.

- Обязательно, - невозмутимо отозвалась ведьма. – Сказки почитай – какое ведьминское зелье без мухомора?

Она тщательно растирала травы с масляными инфузами и мёдом.

- Офигеть! Какой новаторский способ раскрыть чакры! Значит, я обдолблюсь сейчас твоим пойлом и пойду галлюцинировать в лес? Конечно! При таком методе я не только с медведями пообщаюсь, но и со всеми стихийными сущностями подружусь.

Ксеня усмехнулась.

- Солнышко, не упрощай. Для общения с силами иных уровней людям необходимо изменённое состояние сознания. А уж как его достичь – транс, галлюциногены, тот же сон… Есть варианты. Стандартное сознание не сможет открыться и принять изначально для него не предназначенное, непознаваемое им. Не по размеру штанишки.

- Я не буду это принимать, - заявил я, брезгливо поглядывая в котелок. – Пойми, как я смогу доверять своим ощущениям под наркотой? Всё это будет не достоверно. Как я пойму – на самом ли деле я с Мораном беседы веду или это моё изменённое сознание ввело меня в заблуждение?





Ведьма, не обращая внимания на мои протесты, достала, потянувшись, с полки очередную бутылочку тёмного стекла, плеснула из неё в котелок. Принюхалась. И водрузила котелок в кастрюлю с кипящей водой. В доме сначала робко, над плитой, потом всё настойчивее, обволакивая нас и заполоняя помещение, поплыл горький травяной дух. Он густел, запуская длинные сизые щупальца в сад через приоткрытое окно. Он сиял и переливался, клубился, окутывая тёплым дыханием наши ноги, ласкаясь к ним, как кошка. Я заворожённо смотрел на происходящее. Ксеня стояла у плиты, спокойно помешивая варево деревянной ложкой.

- Это не наркота, - сказала она. – К чему нам такие пошлости?  Ведунам нет необходимости прибегать к тем способам изменения сознания, которым грешат дилетанты и самозванцы. Мы можем кое-что покруче.

Она резко подняла котелок и одним быстрым движением опрокинула его над банкой. Варево пыхнуло зелёным облачком, рассыпавшимся по комнате лёгкими электрическими искрами. Я почувствовал, как защекотало пальцы рук, лицо и непроизвольно вскинул руку, отмахиваясь. Ксеня засмеялась, подхватила меня под руку и потащила к воротам.

Мы снова оказались на древнем капище. Она распустила волосы, сняла серьги, небрежно бросив их на алтарь, развязала пояс летнего платья и разулась. Зачерпнув из банки варево, похожее на чёрную жирную мазь, ведьма густо натёрла ею за ушами, виски, поставила точку над переносьем. Потом растёрла между ладонями и приложила их к лицу, вдыхая.

- Пойду во дремучий лес, умоюсь зоряной росой, утрусь красным солнышком, опояшусь светлым месяцем, утычусь частыми звёздами. Поклонюсь трём зорям, трём сёстрам: утренней заре Ульяне, вечерней заре Маремьяне, полуночной заре Моране. Вы откройте, зори, ворота дубовые, двери расписные, отверните покрывала шелковые. Проводите, сёстры, ко царю ко Морану в палаты. Самой мне плыть до него – не доплыть, лететь до него – не долететь, волховать до него – силушки лишиться…

Продолжая бормотать, Ксеня повторила манипуляции с зельем на моём лице. Расстегнула мне ремень на джинсах, заставила разуться. Потом села на землю, прислонившись спиной к алтарю и, откинув голову, прикрыла глаза. Я опустился рядом.

Всё прошло как-то буднично. Не ощутил я в ритуале ничего таинственно-колдовского. Сидеть на майском тёплом солнышке, слушать птиц и дремать с распущенным ремнём было, конечно, неплохо. Если бы ещё не эта вонючая мазь, перебивающая весенние ароматы…

Наверное, я заснул. Потому что очнулся резко, внезапно, от порыва холодного ветра.

Я сидел в той же позе у алтарного камня… на снегу, слегка прикрывающем бурую траву. Камни вокруг, лес внизу, Ксеня, по-прежнему сидящая рядом с запрокинутым лицом, - всё было припорошено снегом. Редкие снежинки, кружась, слетали с серого неба, на панораму которого перед моим взором медленно надвигалась большая, мохнатая, лобастая голова волка. Я с ужасом, осознавая свою полную беспомощность, смотрел в жёлтые глаза нависшего надо мной зверя. Он не рычал и не щерил клыки. Просто смотрел. И в его глазах я не видел ничего, кроме тоски. Наконец, зверь отвернулся и, тяжело перетаскивая через мои вытянутые ноги своё полуразрубленное тело с раззявленным разрезом, в котором чернели мёртвые внутренности, поковылял в сторону, приволакивая заднюю, неестественно выгнувшуюся половину тела.

Я осторожно подтянул ноги и встал, опираясь на алтарь.