Страница 41 из 104
Я ехал в Юрзовку. Спустя четыре месяца после моего последнего визита сюда. Эту поездку я не планировал, вернуться сюда я собирался гораздо позже. Так было договорено. Но вчерашний звонок всё изменил. И засел у меня в сердце ноющей болью.
Звонила Ксеня. Что и неудивительно. Она была в посёлке теперь единственным человеком, который мог мне позвонить. И, наверное, единственным, кто посчитал необходимым сообщить о случившемся. Я был ей благодарен. За звонок и непритворное сочувствие сейчас, за помощь и поддержку прошедшей весной. Всё значение этой помощи для моей судьбы, думаю, мне ещё предстояло оценить. Сам для себя я пока ещё не уяснил: обрёл ли я почву под ногами? лишился ли её?
Вернувшись в тот достопамятный день из Морана, я напился. Просто – сидел за столом, молча опрокидывая рюмку за рюмкой. Ксеня также молча мне подливала. Она не мешала мне пытаться усвоить неусваиваемое.
Теперь я знал, наконец, что значили мои сны, знал кто я, знал откуда, знал как и почему здесь оказался. Но как уложить это знание в сопротивляющееся сознание? Как свыкнуться с мыслью, что люди, которых ты считал родителями, таковыми не являются? Как перестроиться с мироощущения автослесаря на мироощущение наследника Угрицких князей?
Как совместить две эти ипостаси? Или как разделить их? Что мне вообще делать теперь со своей жизнью?
Может, у меня есть какие-то обязательства перед моей настоящей родиной и моим родом? Может, жизнь мне была сохранена богами совсем не случайно? И теперь я должен заявиться к полянам и заявить о своих правах? Или обязанностях? И в чём они? А может, продолжать жить в привычном мире, ничего не меняя, постаравшись забыть, насколько это вообще возможно, об узнанном. В том числе о Юрзовке. О Моране. О Леське…
Ну, о Леське-то мне придётся забыть в любом случае. За всё то время, что я прожил у Ксени в мае, - около двух недель,- я ни разу с ней не увиделся. Встреч она старательно избегала, и цербер по фамилии Панько стерёг её тщательно. Да, честно говоря, я и не знал теперь – надо ли нам с ней видеться. Что нам сказать друг другу? Она всё объяснила ещё прошлой осенью. А этой весной сожгла последний мост.
Тоска по ней, правда, никуда не ушла, просто кровоточащая рана стала тупой хронической болью, зудящей, как комариный укус. Постоянное присутствие этой боли было как камень на шее, который я вынужден был постоянно за собой таскать. Это бесило меня, я мечтал об освобождении – но как? Оставалось, по старинке, уповать на лечебные свойства времени. Которое проходит, как известно, и оставляет после себя пыль и забвение.
… Я с усилием потёр лицо ладонями и мысленно выругался. Сколько можно гонять эти мысли по кругу? Сколько можно терзаться ими, изматывая душу и тело? Когда же мы уже дотрюхаем до этой проклятой Юрзовки? Нет ничего хуже, чем оставаться в бездействии, наедине с терзающими тебя думами. В этом смысле долгая дорога – тот ещё инквизитор.
Я воткнул в уши плейер. Чтобы отвлечься от горькой жвачки опостылевших дум и чтобы не слушать плей-лист водителя. Как истинный член гильдии маршрутчиков, он питал особое пристрастие к пацанской лирике и блатняку, и как раз сейчас, когда на всех коротких радиоволнах передавали одно шипение, он решил порадовать пассажиров заунывным гнусавым завыванием любимых исполнителей. Ну что ж. Радио перестало ловить. Значит, скоро Юрзовка.
Музыка плохо справлялась с задачей отвлечения от надоевших мыслей. Я попробовал читать. Строчки прыгали перед глазами, сливаясь в воспоминания и не желая раскрывать мне свой истинный смысл…
* * *
За те майские дни, что я провел в Юрзовке почти полгода назад, мы с Ксеней каждый день наведывались в Моран. Ненадолго. И не удалялись далеко от ворот.
- Видишь ли, Митенька, - ответствовала назидательно Ксеня на мои нетерпеливые устремления. – Этот лес – далеко не парк для прогулок. Людям неподготовленным в нем находиться опасно. С твоей же подготовкой ты даже ёжика побороть не сможешь. Что уж говорить о волках и медведях. И о лихих людях. И о прочих опасностях, которыми кишит приграничье.
- Зачем же мы сюда ходим? – недоумевал я. – Постоять за ёлку подержаться?
- Именно! – восклицала моя наставница, воздевая у меня перед носом указующий перст. – Именно за ёлку и именно подержаться. Я хочу дать тебе возможность обнюхаться с Мораном. Понять в какой стадии близости вы находитесь. На каком языке изъясняетесь. Насколько он тебя признаёт и в каком качестве.
- Ну и? – поинтересовался я. – Поняла?
- Балда! – разозлилась Ксеня. – Дали же боги ученичка-раздолбая. Я, извиняюсь, это как должна понять? Твои отношения с Мораном – это твоё интимное дело. Ты слушай – и услышишь, смотри – и увидишь.
Я почесал нос.