Страница 25 из 28
Падая от усталости, я и мать каждый день делали уборку, вычищали двухэтажный дом и времянки, долгие годы находившиеся в запустении. Мыли окна, скребли стены, а затем готовили обед по заранее составленному меню. И не дай бог, что-то не нравилось Нине Павловне! Она могла заставить нас заново варить борщ или жарить курицу, чтобы корочка была хрустящей, а не сочной и нежной. Изначально скверный характер Нины Павловны усугубляли последствия избиения: домовладелица могла ходить, хоть и с трудом, но предпочитала этого не делать, требуя в любое время суток подносить ей судно и тщательно подмывать ее после туалета.
Я за первые две недели сбросила десять килограммов.
В пять утра, как и предупреждала, Нина Павловна кричала зычным голосом:
– Эй вы, прислуга! Сюда!
Объяснения, что мне необходимо несколько минут, чтобы привести себя в порядок, не имели успеха. Приходилось кубарем скатываться с лестницы и с улыбкой исполнять пожелания домовладелицы.
– Делай мне массаж! – требовала она, и я онемевшими от боли пальцами разминала воротниковую зону, пока не наступало время последнего ужина. Ужинала Нина Павловна три раза, последний раз – в полночь.
Мы с матерью сбились с ног, чтобы ей услужить. Ведь только сохраняя добрые отношения, терпя все причуды, мы имели крышу над головой.
На чердаке мы прятали кошек, которые не могли спуститься в сад и подышать свежим воздухом. Услышав о домашних питомцах, Нина Павловна сразу приказала убить животных.
– Чтобы духу их тут не было! – заявила она.
Нам пришлось держать Карину, Одуванчика и Полосатика в клетке. Кормили кошек мы только один раз в день, когда ели сами. Котят прятали, чтобы домовладелица не услышала их жалобный писк.
Нина Павловна, видя нашу покорность, наглела с каждым днем, пытаясь унизить нас как можно сильней и пользуясь своей безнаказанностью.
Мамино терпение было на исходе, она держалась из последних сил.
– Сын меня бросил, – жаловалась Нина Павловна, когда я переодевала ее, сменяя ночную рубашку на утреннюю одежду. – Уехал, сука, в Москву! Невестка с внуками тоже сбежала! Родная сестра судится за дом! Я киллера найму! У меня есть деньги и связи!
Выслушивать стенания больной нелегко, но еще сложней жить на улице и ночевать в подъездах. Меня утешало то, что впереди лето. На Кавказе лето сухое и теплое, отчего ночлег в парке или в лесу не кажется такой уж лихой затеей. Работали мы на Нину Павловну совершенно бесплатно: тысяча рублей оказались частью лживых обещаний. Времени для поиска других заработков не было. Двухэтажный, солидный по площади дом требовал ежедневной уборки, Нина Павловна, беспокойная, злая, придирчивая, не давала ни минуты покоя. Я бежала к ней по первому требованию.
– Включи телевизор, – просила она.
– Да, Нина Павловна.
– Дай воды. Нет, не воды, а кофе! Иди в магазин, хочу пряников. Чек покажешь и вернешь сдачу. Все пересчитаю.
– Конечно, Нина Павловна.
– Нет, передумала. Не хочу пряников! Иди подметай двор, а я в окно посмотрю, как ты убираешь.
– Сейчас нужно развесить чистое белье…
– Без возражений! Пошла! Живо!
– Развешу белье и пойду подметать двор.
– Двор подметешь, белье развесишь, придешь делать массаж!
Массаж Нина Павловна очень любила. Белесая, похожая на огромную жабу, она одобрительно квакала, когда я массировала ей плечи и спину.
От утомления ломило руки, но я не смела пожаловаться: разговоры о войне, ранениях и ревматических атаках, заставляющих моргать от боли и стискивать зубы, домовладелица не выносила.
Мама, которой самой требовался уход, едва ходила по лестнице, и мне было страшно, что мы погибаем, «благодаря» тому, что никто не помог, не выполнил свой долг перед нами, выжившими на войне.
Государство бросило нас без жилья и средств к существованию, больных и обездоленных, вынужденных работать до упада за кусок хлеба раз в сутки.
Меня даже не радовали деньги, подаренные на паспорт. Что он даст мне, этот паспорт, положенный по закону бесплатно? Новый круговорот поруки.
– Скоро будете пахать на огороде, – скалилась Нина Павловна. – Посадите картошку. Командовать парадом буду я!
– Хватит уже командовать, – уговаривала ее мама. – Мы работаем у вас с пяти утра до полуночи, неужели вам мало? Кто еще вам так помогал? Относитесь к нам с уважением!
– Грелку неси! Ноги замерзли! Живо! – моментально заводилась багровеющая Нина Павловна. – Цветы поливали? Почистили сальный противень из сарая? Он был в жире. Живо! Живо! Чай! Книгу мне почитайте!
Живейший интерес вызывал у Нины Павловны роман Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки». Она заставляла меня раз за разом читать сцену, где медсестра Рэтчед запрещает больным смотреть телевизор, отключая его от сети.
– Нужна дисциплина, – «насытившись» текстом, бормотала Нина Павловна. – Иначе не будет порядка! Уж я-то об этом знаю.
Спорить было бесполезно, хотя я и пыталась мягко ее образумить:
– Лучше жить со всеми в мире, не причинять никому боль, потому что она обязательно вернется к отправителю…
– Умолкни! – обрывала меня Нина Павловна. – Иди наверх, погладь простыни, хочу полежать на горячих простынях.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, я застала маму в слезах. Она сидела, обняв наших кошек.
– Я больше здесь не выдержу, – призналась она.
– Давай уйдем! Прямо сегодня! Сейчас! – сказала я.
– Ушли бы! Да идти некуда… На улице дождь. Апрельские грозы… Твои документы просрочены, и нас ждут штрафы. Наверное, лучше было умереть в войну.
– Нет! Не лучше! Я обязательно добьюсь, чтобы у тебя был свой угол. Я обещаю. Ты должна пойти отдохнуть. Если Нина Павловна спросит, скажу, что ты убираешь в сарае.
Я взяла все заботы на себя и до полуночи прислуживала домовладелице, а мама так и не показалась на первом этаже, упав на матрасы и заснув на чердаке.
В двенадцать часов ночи я выключила в доме электричество и, проходя по длинному коридору к узкой деревянной лестнице, ведущей наверх, посмотрела в зеркало и ужаснулась. При свете тусклого ночника на меня смотрела бледная, измученная незнакомка с больными глазами. Она словно молила о пощаде.
– Я никогда не оставлю тебя, – пообещала я ей. – Не бойся. Твой дух не сломлен!
После этих слов отражение улыбнулось, а я пошла наверх. От усталости я почти не чувствовала боли в ногах. На ближайшие пять часов мне был дарован сон – младший брат смерти.
Нырнув под одеяло, я заснула и увидела церковь и русских людей, молящихся внутри. Золотые купола были расписаны ангельскими образами. Но среди христиан, бьющих поклоны, спокойно ходил межгалактический демон, называющий себя Капитаном. Он усмехался усердию верующих. Истово молились женщины, по лицам которых видно, что выпивают они спиртные напитки не только по праздникам, но и в будни, а рядом мужчины осеняли себя знаком креста, под стать своим женам.
Удивились ангелы и святые моему появлению, запричитали с образов:
– Что ты здесь делаешь?
– Дорога моя струится по воздуху через храм, так и попала сюда, – ответила я иконописным ликам.
Капитан ахнул. Пошел следом. Куда я, туда и он.
Вернулась я во сне в дом Нины Павловны, поднялась на чердак, а под крышей летают мелкие злые существа – полукошки-полумыши, словно выпорхнувшие с картины Гойя. Каркают! У мансардного слухового окна примостился навязчивый межгалактический демон Капитан. Внимательно на меня посмотрел. Черные крылья за его спиной были как продолжение плаща.
Я распахнула рамы и пообещала:
– Сейчас выгоню злую мелочь отсюда!
Капитан головой покачал. Не поверил. Я взяла в руки Коран, открыла его и подняла к потолку. Какой начался переполох! Летучие кошки-мышки, пища́ и стеная, заметались, забили черными крылышками, ринулись к распахнутому окну и вылетели вон. Затем только испуганно через стекло заглядывали. Окно я закрыла. Как мне показалось, межгалактическому демону это понравилось.
– Ты несказанно меня удивляешь, – задумчиво произнес он и подсел ко мне поближе.