Страница 11 из 28
– Да! – Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди.
Мне пришлось немного ослабить платок, покрывающий голову.
– Рукоять меняли в двадцатом веке, а само лезвие родом из Персии. Есть поверье, что принцесса убила им предводителя вражеской армии, ворвавшегося в ее покои.
– Это сказка?
– Возможно, – улыбнулся торговец, протягивая мне кинжал.
– Не могу его купить!
– У тебя есть что-то старинное? Поменяемся!
У меня была монета. Но денежная серебряная единица столетней давности с изображением восточного дворца не стоила ни копейки. Так мне сказали в ломбарде.
Я порылась на дне сумки и протянула торговцу монетку. Он кивнул и передал мне кинжал.
От кинжала исходила пульсирующая энергия. Сжав его в руках, я поклялась, что мы никогда не расстанемся.
Когда я добралась до редакции, мне опять пришлось выслушать, как сотрудники проклинали друг друга и жаловались на склоки. Они сообщили, что главного директора издания неожиданно уволили, и вместо него появился новый руководитель. Кирилл-Донжуан предупредил:
– Новый директор – работник ФСБ. Был в Чечне. Бешеный! Сами не знаем, куда теперь податься… Он как пришел утром, заперся в кабинете с Мией. Приказал, чтобы никто не стучал ближайшие три часа!
Позвонила редактор Анна. Узнала, что я жду ее. Сказала:
– Немедленно уходи оттуда! Иначе я за твою безопасность не отвечаю.
В доме было холодно. Я никак не могла согреться, оттого что газопечное отопление едва работало. Стены, пол и потолок напоминали собой иглу – эскимосское жилище изо льда и снега.
Ветер блуждал по комнатам, отчего простуда набрала силу, и антибиотики не помогали. Болезнь полыхала, подобно ведьмовскому факелу, а я вспоминала бездомных, замерзающих на улицах города. Мы видели их, покорно лежащих на картонках в районе Нижнего рынка. Бездомные не могли пошевелиться, находясь в пограничном состоянии.
Мама остановила милиционера и попросила:
– Отвезите их куда-нибудь в теплое место, они ведь умрут!
– И хрен с ними! – ответил милиционер, а затем спросил: – Вы сами откуда? Где паспорта?!
– Пошел ты, – сказала ему мама. – Я русская.
Милиционер нас не тронул, но и бездомным помогать не стал.
Проходящая мимо незнакомка улыбнулась:
– Вы точно не местные, а иногородние. Мы знаем, что законы не работают. Даже в «скорую помощь» звонить бесполезно… Вы наивные!
Сквозь жар мне чудилось, что мать куда-то ушла, а может, она и в самом деле уходила. Хотела дотянуться до телефона, но вспомнила, что ни одна больница без медицинского полиса меня не примет, и швырнула трубку обратно.
В бреду прошло несколько суток. Я пила лекарства и проваливалась в темноту. Когда температура упала до тридцати семи градусов, я поняла, что оглохла. Ничего не было слышно, словно мои уши навеки остались контуженными после ракеты, упавшей на грозненский мирный рынок, где меня ранило ребенком.
Это открытие принесло свои плоды: теперь, если мама командовала или ругалась, требуя что-то сделать по дому, я видела, как она по-рыбьи открывает рот, но не слышала ни единого звука. Моя глухота печалила ее больше, чем смерть.
Мама всегда твердила:
– Инвалиды никому не нужны в нашей стране. Это люди, бесполезные по хозяйству. Обуза для семьи. Ты мне нужна для работы! Для того и рожала в муках.
На войне я боялась, что если снаряд оторвет мне руку или ногу, мать выбросит меня, как шелуху от арахиса, и забудет.
Кабинет частного врача, согласившегося нас принять, приятно радовал глаз побеленными стенами. Полноватый мужчина в чистом халате оказался с юмором. Он отошел от меня на десять шагов и что-то прокричал.
– Я вас не слышу, – сказала я.
Врач погрустнел и подошел ближе. Он опять что-то произнес, но словно толща океанских вод разделяла нас: до меня донесся шум, разобрать в котором человеческую речь не представлялось возможным.
Мама, хотя я этого и не слышала, заливисто хохотала. Чтобы объяснить мне свое приподнятое настроение, она написала на бумаге: «Врач спросил, есть ли у тебя богатый муж и высокооплачиваемая работа. Неудивительно, что ты его не слышишь!»
Доктор выписал рецепт на ушные капли, а затем вручил мне листок с адресом: «Мой друг – специалист по восстановлению слуха. Скажите, что вы от меня. Попробуйте пробиться к этому человеку. Удачи!»
Мы побрели искать нужную улицу. Какая-то добрая женщина, услышав, как мы расспрашиваем прохожих, подвела нас к черному входу в детскую поликлинику. Рисунки на больничных стенах были взяты из сказок: рядом с солнцем танцевал месяц, веселый тигр играл с кучерявым барашком, а доктор Айболит лечил слона.
Медсестра, выскользнувшая из-за шкафа, в котором висели куртки и дубленки пациентов, провела нас в кабинет. Там, возле окна с решеткой, стояла кушетка и суетился долговязый врач. Его клетчатую рубашку украшал галстук. Врач, сидя на корточках, поправлял провода, тянущиеся по полу, и почему-то подпрыгивал.
– Вас током бьет? – спросила мама.
Я поняла это по ее усмешке.
– Замыкание, – пояснил врач, изобразив вспышку. – Сейчас соединю провода, и все будет в порядке.
Мама углубилась в беседу, а я, не слыша их разговора, догадывалась, о чем речь: люди всегда говорят об одном и том же, поэтому понять их несложно.
Двести рублей из кармана матери перекочевали в карман врача, он кивнул, выпроводил маму за дверь, и мы с ним остались наедине.
Врач прочитал записку и включил аппарат, похожий на микроволновую печь. Аппарат замигал, и крутящаяся на его крышке антенна стала багрово-красной.
К «микроволновой печи» был подключен гибкий шнур с металлическим наконечником. Наконечник напоминал спицу для вязания, упакованную в мягкий бархатный чехол. Врач жестами показал, чтобы я засунула наконечник себе в ухо. Я непонимающе покачала головой. Для примера мужчина сунул часть спицы себе в ухо и сделал злые глаза. Пришлось повторить его движения.
К окончанию первого сеанса человеческая речь начала доноситься до меня так тихо, что казалось, врач едва шепчет, но я видела по его покрасневшей физиономии, что он кричит:
– Вы разбираете звуки? Кивните, если да.
Я кивнула.
– Вы откуда приехали? – спросил он так же громко.
– Из Грозного.
– Замечательно! Приходите через два дня. За месяц можно восстановить слух!
После четвертого посещения я начала отчетливо различать слова, и лишь иногда голоса то отдалялись, то приближались, как по волшебству.
Врач на очередном сеансе увлекся личными воспоминаниями и рассказал, что несколько лет прожил в Америке и сумел оттуда вывезти чертежи лазерной машины.
– Такой нет ни у кого в Ставрополе! – хвалился доктор. – Все ко мне идут и деньги платят! Главное было украсть чертежи. Соорудил этот «паяльник» мой друг, мы с ним в Афганистане вместе воевали.
– Вы считаете, что воровать хорошо? – спросила я.
– Вы меня слышите, и это главное, – расхохотался доктор. – Что такое закон, каждый для себя решает сам.
Несмотря на помощь, мне не хотелось говорить с ним, поэтому я сидела, отвернувшись к окну, и рассматривала ветви серебристых елей, стучавшие в стекло.
В районе Нижнего рынка, где мы поселились, все оставалось неизменным: зазывалы ругались, таксисты дрались, обвешенные и бесправные горожане взывали к высшей справедливости, подкрепляя возмущение крепкими выражениями.
Наши соседи необычно отметили Рождество. Милиционер, воевавший в Чечне, хвастался: «Я встретил праздник в кабаке! Погулял на славу!» Остальные одобрительно гудели и прихлебывали из бутылок.
Колдовать по традиции следовало на Святки. Поддавшись уговорам матери, я расчесала волосы и положила расческу под подушку, чтобы приснился будущий муж. Издали мне удалось рассмотреть худощавого мужчину, отдаленно напоминающего Киану Ривза – актера из фильма «Матрица».
Межгалактический Капитан появился из пустоты и объявил:
– В мире людей ты полюбишь того, чьи глаза синего цвета, а этот черноглазый – твой муж. Он будет любить тебя!