Студент

Около километра мы прошли по тропинке, мокрой и грязной среди трав, но сухой и твердой на возвышенности, где постепенно начинается скальный ландшафт, и наткнулись на каменоломню, где, наверно. когда-то давно добывали гранит.

У разрушенной часовни, которая попалась нам по пути, два бородатых молодых мужика копались в земле лопатами. Увидев нас, они настороженно с минуту смотрели на нас, и, проводив взглядом, снова занялись своим делом.

Мы спустились вниз к живописному озеру. Несмотря на пологость спуска, идти нам пришлось осторожно из-за скользких мхов и лишайников.

Берег, как и вся местность с ее сосновыми лесами, оказался песчаным. Над синей гладью озера возвышались верхушки валунов. Я не мог представить, какой величины могли быть камни, ведь озера перешейка очень глубокие и некоторые достигают пятидесяти метров. Берега озера покрывал смешанный лес вперемешку с соснами. Прозрачная вода посреди сосен и валунов манила, и мы решили искупаться. Вода обожгла холодом, хотя, говорят, в сентябре озеро теплее, чем в июне, потому что долго прогревается и долго остывает. Из воды мы выскочили с гусиной кожей, но бодрые и полные сил, словно Иванушки, которые окунулись в чан с "живой водой".

- Володь, я сейчас буду петь, - заявил вдруг Саша. Увидев мое удивлённое лицо, он усмехнулся и сказал:

- Не бойся, я хорошо буду петь.

Он запел арию Кончака из оперы "Князь Игорь".

Здоров ли, князь?

Что приуныл ты, гость мой?

Что ты так призадумался?

Аль сети порвались?

Аль ястребы не злы и с лёту птицу не сбивают?

Возьми моих!

Сначала я опешил, потом по телу прошла дрожь, потом у меня выступили на глазах слезы от какого-то невыразимого счастья. Я слышал совершенный голос. Это был невероятной красоты баритон.

Всё пленником себя ты здесь считаешь.

Но разве ты живёшь как пленник, а не гость

мой?

Ты ранен в битве при Каяле

И взят с дружиной в плен;

Мне отдан на поруки, а у меня ты гость!

Когда Саша закончил:

"У меня есть красавицы чудные:

Косы, как змеи, на плечи спускаются,

Очи чёрные, влагой подёрнуты,

Нежно и страстно глядят из-под тёмных

бровей.

Что ж молчишь ты?

Если хочешь, любую из них выбирай!",

я обнял его в порыве душевного восторга и благодарности за счастье встретить талант, который есть в человеке и который не дает душе черстветь и гонит прочь уныние.

Он снисходительно похлопал меня по спине и самодовольно промолвил: "То-то". Он уже знал цену своему голосу. Я немного смутился, но не устыдился своего порыва. Когда я попросил его спеть что-нибудь еще, он с удовольствием спел эпиталаму Виндекса "Пою тебе, бог Гименей" из оперы Рубинштейна "Нерон" и готов был петь еще, но на другом берегу озера стал собираться народ из местных, и мы ушли.

После нехитрого ужина из картошки с отварной рыбой, солеными огурцами и чаем, который нам приготовила хозяйка, баба Нюра, мы, сытые и благодушные, завалились на наше новое ложе на полу, солому, покрытую дерюгами.

Было нас четверо, все второкурсники, но с разных отделений. Кроме Саши Виноградова и меня, в доме бабы Нюры поселились Боря Ваткин с немецкого отделения, который дружил с Сашей, и Иван Силин, как и Саша Виноградов, "француз".

- Баба Нюр, а что это за бородатые мужики копают что-то у часовни? - лениво спросил Саша Виноградов

- Эти-то? Да клад ищут, - засмеялась наша хозяйка. - Их много тут лазит. Особенно к осени. Как осень, так и валят косяками.

- Какой такой клад? - удивился Силин.

- Как же, клады, которые разбойники с большой дороги закопали. Грабили путников, а награбленное в разные места прятали.

- Расскажи, баба Нюр, - попросил Саша Виноградов.

- Расскажи, - попросили мы.

- Да чего рассказывать? Испокон веку на больших дорогах лихие люди с кистенем промышляли. Ну, и идут предания о многих кладах, зарытых в лесах.

- Леса большие. Где ж там что найдешь? - усомнился Боря Ваткин.

- Леса и вправду большие, и прятать в глухом лесу дело гиблое, потом не найдешь, а прятали разбойники добычу вблизи дорог. А еще знаками могли стать часовни, каменные кресты на перекрестках дорог или какие-то большие деревья.

Много этих знаков сохранилось до нас. Вот по ним и ищут.

- Находят? - поинтересовался Боря Ваткин.

- Бывает, что и находят. Монеты, какие-то вещи, которые остались от бежавших из своих хуторов финнов после финской войны...Ценные вещи находили. А золота никто не находил.

- Но золото ведь есть, должно быть, если разбойники прятали, - забеспокоился Боря Ваткин. - Не один же клад был.

- Тебя дожидается, - ехидно засмеялся Иван.

- Может и есть, - согласилась баба Нюра. - Пока не находили. Говорят, финны часто в колодцы, когда уходили, свое добро бросали. Но колодцы все эти водой затоплены. Хотя кто-то вытаскивал оттуда ржавые ружья, фарфор.

Глаза у меня стали слипаться, и я вышел во двор на свежий воздух. Вышел и увидел поразительную красоту.

Солнце только что село и причудливо раскрасило облака над горизонтом, и небо стало похоже на рисунок акварелью по мокрому. Нежно розовый цвет переходил в такой же нежный бледно сиреневый, потом в синий. Все это размывалось и создавало какую-то сказочную картину. А вдали туман окутывал темный лес деревьев, но не дотягивался до макушек, и деревья зигзагами вычерчивали замысловатую диаграмму на фоне неба.

Я любовался открывшейся мне вечерней красотой и вдыхал всей грудью вечерний аромат чистого воздуха, который если не пьянил, то дурманил так, что у меня слегка закружилась голова.

Утром, позавтракав яичницей и молоком, мы отправились на картофельное поле. Бабе Нюре колхоз выписывал на нас яйца, мясо, рыбу, молоко и картошку, поэтому о еде мы не заботились.

Возле поля кучками стояли инъязовцы, почти одни девчонки, которые встретили нас шумным приветствием. Чуть в сторонке наш старший, профессор Борис Александрович Ильиш , по учебникам которого занимались студенты факультетов иностранных языков всего СССР, разговаривал с двумя студентами-старшекурсниками. Он им что-то втолковывал, и они изображали внимание и почтительность. Профессор приехал на картошку так, как ходил в городе, в шляпе, хорошем пальто и легких туфельках. В руках он держал толстый портфель, с которым приходил на лекции. Впечатление такое, будто профессор перепутал колхоз с институтом. Ильиш, настоящий ученый, из тех, кто настолько отдавался науке и растворялся в предмете своего увлечения, что его поведение в простых жизненных ситуациях становится неадекватным. Отсюда и анекдоты, которые приписывали ему, хотя я слышал то же самое, например, о Василии Васильевиче Струве . Говорят, что Борис Александрович, забывшись, бывало снимал галоши, входя в вагон поезда метро. Или, преподавая в нескольких местах, выходил из дома, забывал, куда ему сегодня идти: в Университет или в ЛГПИ им. Герцена. Тогда он звонил домой и, меняя голос, просил:

- Пригласите, пожалуйста, Бориса Александровича!

- А у него сейчас лекции в Университете, - отвечала домработница или кто-то из домашних, и Борис Александрович шел в Университет.

Но, хотя и посылали нашего уважаемого профессора в колхоз старшим, распоряжался здесь не он, а бригадир, который и определил нам задание. Мы бодро разобрали распаханные борозды и пошли собирать клубни картошки в ведра и высыпать в мешки, чтобы потом загрузить их в кузова грузовых машин. Картошка из-за супесчаной почвы и сухой погоды оставалась чистой, хоть сразу в кастрюлю клади, и собирать ее оказалось приятнее, чем в наших среднерусских черноземах.

По краям картофельного поля лежало много мелких и крупных камней, которые как бы обрамляли его. Это результат труда прежних местных жителей. Издавна природные условия считались здесь малопригодными для ведения сельского хозяйства - кругом дремучая труднопроходимая тайга, многочисленные болота, да валуны. Но люди выжигали участки леса и убирали сотни и тысячи камней, чтобы можно было заниматься земледелием.