Студент

Судя по объявлению, собранию придавали большое значение, так что дело принимало серьезный оборот.

Уже за полчаса до трех в актовом зале яблоку было негде упасть. Шум и галдеж стоял невыносимый и немного стал стихать, когда за стол для президиума, покрытый красной кумачовой тканью, полезло комсомольское начальство: секретарь комитета комсомола института Сергей Волков, секретарь нашего факультета Сорокин и декан факультета Николай Сергеевич Зимин. С краю стола скромно пристроился Секретарь обкома комсомола Игорь Осадчий, и это давало повод думать о том, что судить будут показательно и строго.

Когда зал успокоился, Волков с трибуны зачитал письмо, которое с подачи Лики написала бедная Маха.

- Товарищи, - почти трагическим голосом начал Сергей. - В комитет комсомола поступило письмо студентки Токаревой и заявление студентки Мироновой, которые я сейчас зачитаю. "Уважаемый товарищ Волков! Я долго думала, прежде чем решиться сообщить о безнравственном поступке комсомольца Юрия Богданова, но как комсомолка, не могу молчать. Я хочу сообщить в наш комитет комсомола о том, что Юрий Богданов обольстил и обманом соблазнил мою подругу Марию Миронову, а когда она забеременела, бросил её. Так не должны поступать советские комсомольцы. Прошу осудить поступок Юрия Богданова. Член ВЛКСМ с 1953 года Лика Токарева".

По залу прошел ропот. Кто-то коротко свистнул, чей-то женский голос отчетливо произнес: "Позор", но потонул в негодующих голосах. Сергей поднял руку, утихомиривая зал и продолжал:

- Поступило также заявление от комсомолки Марии Мироновой. Зачитываю: "Секретарю комитета ВЛКСМ товарищу Волкову Сергею Викторовичу от члена ВЛКСМ

Мироновой Марии Михайловны. Прошу повлиять на комсомольца Юрия Петровича Богданова, так как он отказался на мне жениться, и я вынуждена была сделать аборт. Подпись"

Волков еще не дочитал заявление, а зал взорвался от топота, свиста, гула голосов и отдельных выкриков. И непонятно было, то ли народ поддерживает несчастную Марию, то ли осуждает. Но постепенно картина стала проясняться. Большинство девушек категорически встали на защиту чести и достоинства Марии Мироновой, мужское присутствие также безоговорочно поддержало Юрку.

Маша сидела с Милой Корнеевой ниже за два ряда от нас, опустив голову. И, мне казалось, она начала понимать всю абсурдность ситуации, в которую ее втянула подруга. Сама Лика на собрание не пришла. Ее положение давало ей на это право.

Я на мгновение представил себя на месте Машки, и мне стало плохо. Испарина выступила на лбу, и я почувствовал, как пот струйками стал стекать у меня подмышками. В глазах на какое-то мгновение потемнело. Я закрыл глаза пальцами рук и некоторым усилием воли сбросил это наваждение. От подобного я уже отвык, но я, как когда-то, сейчас ощутил чувства и эмоции девушки, которая сидела в двух рядах от меня и испытывала стыд и вместе с тем ужас от происходящего. Собрание только началось, а она уже поняла необратимость того, к чему ее склонила Лика, в самый критический момент умывшая руки, оставив ее один на один с позором.

- Юр, - тихо сказал я. - Не суди ее. Она уже наказана.

Юрка понял меня, но усмехнулся зло и процедил сквозь зубы: "Дура". Сам он тоже переживал и нервничал. Лицо его покрылось бледностью и иногда желваки ходили по скулам.

- Тихо, товарищи! - пытался успокоить зал Сергей. Это ему с трудом удалось.

- Кто хочет выступить? - Сергей обвел взглядом зал, который гудел растревоженным ульем.

Секретарь обкома комсомола Игорь Осадчий что-то тихо сказал Сергею Волкову и тот поправился:

- Поступило предложение сначала заслушать Богданова. Богданов, - Сергей поискал глазами Юрку - Выйди и расскажи собранию, как ты сам расцениваешь свой поступок.

Юрка встал, но на сцену не пошел.

- А я никак не расцениваю свой поступок. Я считаю, что мои отношения с Мироновой - это наше личное дело, которое никого не касается. Во-вторых, я ничего не знал о положении, в котором находилась Миронова. Мы поссорились, и я не знаю, что там случилось дальше.

В зале стоял несмолкаемый гул. О том, кто виноват, кто не виноват, активно и горячо спорили на местах.

- Вы видите, товарищи! - Волков вынужден был повысить голос, чтобы перекричать зал. - Богданов считает свой поступок, позорящий не только честь комсомольца, но и советского гражданина, личным делом... У комсомольца не может быть секретов от комсомола. Меня поражает, что у Богданова нет даже тени раскаяния в своем проступке, и ведет он себя так, как будто не его здесь разбирают, и что ничего особенного не случилось. Это, извините, но кроме как циничным его поведение не назовешь. Я думаю, мы дадим правильную оценку поступку Богданова. Кто хочет выступить?

- Разрешите мне.

С места поднялась Светка Новикова, комсорг нашей группы. Светка всегда отличалась сверхинициативностью. Это проявилось еще в колхозе. Поэтому ее и выбрали комсоргом. Новикова вышла к трибуне и срывающимся от возмущения голосом заклеймила Юрку позором, сказав, что поведение Богданова несовместимо с высоким званием комсомольца, является аморальным и подрывает основы социалистической морали.

- Молодец Новикова! - похвалил Светку Волков и одобрительно захлопал в зал, призывая последовать его примеру. Раздались жидкие хлопки.

- А почему это судят Богомолова? А что, Миронова вообще не причем? - произнес с места кто-то из Юркиной группы.

- "Правильно", "береги честь смолоду", "Мироновой позор", - понеслось из зала.

Волков постучал пробкой по графину, призывая к тишине.

- Мы здесь никого не судим, - судят в другом месте. Мы разбираем дело комсомольца Богданова, так что ведите себя прилично. Миронова - жертва. Она сама написала заявление с просьбой наказать подлеца.

- Я не подлец! - Юрка вскочил с места. - Вы не имеете права меня оскорблять.

- Сядь, Богданов. Тебе слова никто не давал. Вещи нужно называть своими именами. Это что, не подлость, опозорить девчонку, а потом бросить?

Маша Миронова вскочила с места и с плачем бросилась к выходу. За ней устремилась Мила.

- А тогда нужно судить не одного Богданова, потому что здесь таких опозоренных ползала, - произнес чей-то насмешливый голос.

Раздался смех и на голову охальника посыпались возмущенные голоса студенток.

- Кто сказал? - вскинулся Серега Волков. - Балаган из собрания делать не позволим!

Он стукнул он кулаком по столу так, что стакан звякнул о графин.

- Разрешите мне! - встал секретарь обкома Осадчий.

- Слово предоставляется секретарю нашего Обкома комсомола товарищу Осадчему Игорю Николаевичу, - мгновенно среагировал Волков и снова похлопал в зал, который ответил достаточно громкими аплодисментами.

Осадчий говорил долго. Говорил правильные слова о том, что мы строим социализм и в современных условиях все более нетерпимыми становятся факты тунеядства, пьянства и аморального поведения, что главная задача ВЛКСМ - воспитывать юношей и девушек на великих идеях марксизма-ленинизма, вырабатывать и укреплять у молодого поколения классовый подход ко всем явлениям общественной жизни. Он цитировал Устав ВЛКСМ о том, что каждый комсомолец должен соблюдать нормы коммунистической морали, ставить общественные интересы выше личных, быть честным, скромным и непримиримым к нарушениям социалистической законности, а также личным примером утверждать здоровый образ жизни.

- То, что произошло у вас - это недопустимо и несовместимо со званием комсомольца. Мы должны вести решительную борьбу с подобными явлениями, создавая обстановку нетерпимости к фактам расхлябанности и аморального поведения своих товарищей. Я думаю, что таким комсомольцам как Богомолов у нас не место, -

- закончил, наконец, свою речь Осадчий теперь уже под ленивые аплодисменты аудитории.

Вопрос об исключении Юрки из комсомола за аморальное поведение поставили на голосование.

Кто-то заявил с места, что ничего аморального в поведении Богомолова нет. Зал на это прореагировал одобрительным шумом, а секретарь комитет комсомола института Сергей Волков выразил недовольство: