Страница 8 из 28
Так цепочка почти бытовых случайностей положила начала военной карьере Аркадия Голикова. Шел 1918 год, Аркадию тогда еще было четырнадцать лет.
Четырнадцатилетний адъютант
…Из чего складывалась работа адъютанта командующего – это удалось собрать по крохам.
Ефимов приходил к себе в кабинет в шесть утра. Аркадий вставал в пять. Обливался холодной водой. Затем шел к дежурному по штабу и выслушивал, какие сведения поступили за ночь с железнодорожных узлов и станций по телефону. Все это коротко заносил в блокнот.
Затем подымался к телеграфистам. Забирал рассортированные депеши. Возвращался в приемную и ждал вызова. Звенел колокольчик.
Командующий сидел под громадной, во всю стену, картой железных дорог России. Утренние доклады адъютанта состояли из двух частей: общее положение на фронтах и обстановка на железных дорогах. Аркадий помнил географические названия, номера поездов, с которыми случились происшествия, количество пострадавших паровозов и вагонов. Он первым узнавал время, необходимое для ликвидации аварий на каждом участке железнодорожной сети.
Сведения были обширны. Когда главнокомандующий вооруженными силами Республики Иоаким Иоакимович Вацетис (по нынешнему табелю о рангах – военный министр) вызывал к себе Ефимова, тот брал Аркадия с собой.
Для рапорта требовалось множество карт. Если типографских карт определенной местности не было, Аркадий развешивал схемы, которые изготавливал сам, и давал пояснения к ним.
Когда он первый раз появился на секретнейшем совещании с целой охапкой свернутых в трубки географических карт и схем, у одних участников заседания это вызвало улыбку, у других – возмущение, высказанное вслух: «Нам тут не хватало только школяров!»
Действительно: на фоне высшего начальствующего состава Красной армии, куда вошли и недавние царские генералы, изрядно худой Аркадий в великоватой гимнастерке и великоватых галифе (форму для подростков в армии не шили), с кобурой на поясе, и впрямь смотрелся довольно странно.
Недовольство присутствующих заметили и Ефимов, и Голиков. Но Ефимов знал, что через полчаса мнение о его адъютанте переменится.
Когда же Вацетис, главнокомандующий всей Красной армии, обратился к Ефимову, чтобы узнать обстановку на железных дорогах страны, Ефимов подошел к развешанным картам, обрисовал общую картину, а напоследок сказал:
– Подробности происшествий, диверсий, а также аварий на железнодорожных путях за минувшие сутки нам доложит товарищ Голиков.
Не знаю, чего от мальчишки в мешковатой, не по росту гимнастерке ожидали члены Высшего военного совета. Им, конечно, не было известно, что с трех-четырех лет Аркадий помнил народные песни и стихи великих поэтов, что в реальном специально тренировал свою память и что Ефимов несколько раз в сутки выслушивал доклады адъютанта о ситуации на дорогах всей страны.
Поэтому после первых нескольких фраз, произнесенных Голиковым, аудитория замерла. Более четкого и емкого доклада, изложенного великолепным языком, где были расставлены все акценты, участники заседания никогда не слышали. Когда Аркадий закончил, наступила тишина.
Затем начались осторожные вопросы. Голиков отвечал:
– Таких сведений об этом крушении в телеграмме не содержалось. Но я отправлю запрос.
– Эшелон с боеприпасами, который вас интересует, остался цел, но послан в объезд. Поэтому он прибудет с опозданием.
– Обрушение моста через Волгу не было диверсией. Мост был старый, нуждался в ремонте. Его не ремонтировали из-за интенсивного движения. Когда он будет восстановлен, сказать не могу. Какая конструкция моста? Сейчас у меня сведений нет, но я постараюсь узнать к завтрашнему утру.
После заседания Голиков отправлялся в Румянцевскую библиотеку, что напротив Кремля. Несколько десятилетий ее потом называли «Библиотекой имени В.И. Ленина». Аркадий сюда уже обращался. Сотрудницы прозвали его «молоденький адъютант командующего».
На время, что он находился в читальном зале, к нему прикрепляли сотрудника, который искал и находил нужные издания. В тот день, о котором я сейчас рассказываю, Голикова интересовали сведения об одном из самых крупных мостов России. Они были необходимы, чтобы иметь понятие о возможных сроках его восстановления.
Сведения нашли, фотографию тоже. Голиков, не сходя места, нарисовал, как сумел, схему сооружения. Когда на следующее утро он вывесил этот лист вместе с другими картами, по залу прошел одобрительный гул. Такая точность в работе в той обстановке была большой редкостью.
Уже позднее, став командиром, Аркадий Петрович уяснил для себя: на заседаниях у Вацетиса он, Голиков, получил первые навыки профессионального мышления, где требовалось учитывать сразу множество факторов.
Поскольку все сведения о войне на железных дорогах стекались в первую очередь к Аркадию, то Ефимов возложил на него еще одну обязанность: сделал Голикова начальником узла связи штаба. Аркадий теперь не только первым получал всю информацию, но и отвечал за бесперебойную работу людей, которые сидели у аппаратов, контролировал деятельность самых засекреченных людей в штабе – шифровальщиков, следил за работоспособностью сложной старой техники, которая часто выходила из строя.
Когда возникала тяжелая обстановка на фронтах, спать приходилось не более двух часов в сутки. Однажды Голиков с Ефимовым не спали трое суток. Взрослый человек не мог удержать в голове все те сведения, которые без труда запоминал мальчишка – начальник узла связи.
Двадцать второго января 1919 года, после завершения утреннего доклада, Ефим Осипович поздравил своего адъютанта с днем рождения. Аркадию исполнилось пятнадцать лет. Командующий преподнес ему подарок: новый офицерский кортик с рукояткой из слоновой кости в позолоченных ножнах.
Аркадий в тот же день сфотографировался. Старенькая, из дома взятая кубанка. Через плечо – ремень от маузера, купленного на арзамасском базаре. А на поясе, повернутый к зрителю, – новенький офицерский кортик.
Любой мальчишка на месте Аркадия был бы счастлив. Военная служба его началась с небывало высокой должности. Но сам Голиков своим положением был недоволен. Он хотел на фронт. Написал рапорт. Ефимов его разорвал. Аркадий написал другой. Стало очевидно: мальчишка не остановится. Было очевидно и то, что второго такого адъютанта Ефим Осипович вряд ли найдет.
К этим проблемам прибавилась еще одна. Ефимов помнил обещание, которое дал матери Аркадия, – позаботиться о нем.
– Хорошо, согласился Ефимов. – Только сначала пойдешь учиться. На командные курсы берут обстрелянных и с восемнадцати лет. Но я позвонил Вацетису – он разрешил. Он тебя помнит. «Конечно, – ответил Вацетис, – Голикову нужно учиться».
Голикова направили на Московские командные курсы Красной армии, которые располагались на Пятницкой улице.
Но учебное заведение перевели в Киев. На Украину. Там проходил фронт.
Два года – за шесть месяцев
В программу Киевских командных курсов входили: русский язык, арифметика, природоведение, история, география, геометрия, пехотные уставы, фортификация, пулеметное дело, тактика, топография, основы артиллерии, военная администрация. На Аркадия обрушилась лавина разнообразнейших сведений.
После обеда – практика. Это были строевые учения, топографические занятия на местности, езда верхом, упражнения с холодным оружием и каждый день стрельбы: из винтовки, револьверов разных систем и пулеметов «максим», «льюис» и «тонкие».
Занятия продолжались в общей сложности двенадцать часов. И два часа отводилось на самоподготовку.
То была программа двухгодичного офицерского пехотного училища, которую будущим красным командирам предлагалось освоить за шесть месяцев. Сложность обучения состояла еще и в том, что курсантов то и дело направляли на боевые операции.
Возвращались не все.
Сто восемьдесят смертников
Аркадий умел и любил учиться. Этим он был обязан Галке. У Голикова был мощный аналитический и систематизирующий ум. А память моментально и навсегда впитывала сведения о минувших войнах, о счастливых и несчастливых судьбах полководцев, о прозе и технологии командирского ремесла.