Наследник

«Как Джуд».

Признаться, я поражен необычной покладистостью дверного замка. С чего бы ему выслуживаться передо мной? Видимо, замыслил что-то недоброе, распыляет внимание. Расслабляет мозг человеческий, чтобы врасплох меня, маленького, прищучить.

– Всё равно спасибо, – шепчу в надежде, что зачтётся.

При этом думаю о нем: «Сука зловредная». Потому что понимаю: не будет мне послабления ни при каких раскладах. По любому не отверчусь. Уже, можно сказать, – попал. Данность. Всего лишь вопрос времени.

«Сука? Нет, сука – это цепочка. Брякает что ни попадя. Замок все же – козел. Козел зловредный. Или сучок. Сучок тоже можно».

Я возвращаюсь к себе.

Я уже не мышь, а если и так, то «вожделенный сыр съеден» – Дядя Гоша отправлен восвояси. Уже трусит где-нибудь возле близлежащих построек в охоте на обыденные свои радости. Так ведь и день не праздничный. Обычный день. Пятница.

Теперь я бесшумен как подлодка на боевом дежурстве, хотя и перемещаюсь «вприжмурку», почти с закрытыми глазами. Уповаю на то, что шанс снова уснуть, покемарить еще часок-другой испарился не весь. Если повезет, остатков дремоты достанет для удачной попытки. И матушке уже нет повода вмешиваться. Что отрадно. Требовалось встать – встал. Потом опять лег. Но ведь встал же! Зачет вам, Иван Васильевич, по предприимчивости.

«Сын, ты шутишь!»

«Ну, вот уже и “сын”. А куда подевался милейший Ванечка?»

«Вот и я бы хотела знать, где он запропастился. И когда, спрашивается, его подменили на откровенного бездельника – тоже. “Милейший”… Чудесный образ. Это ты не о себе ли?»

«Мамочка, мамулечка, ты же знаешь, что мне сегодня не надо на службу. Мне нужно к до-октору. А для этого сил набраться положено. И вообще с мыслями собраться».

«Ну… С такими мыслями тебе безусловно нужно к доктору. Кто бы спорил. Но к другому».

«Ты про мозгоправа?»

«Не я сказала. Ты бы передумал, пока не поздно. Может, порадуешь… матушку? Ты ведь так обо мне подумал: “Матушка”? Старорежимно, несколько отстраненно, но в целом уютно. Как вязаным платком укутал».

«Да-а… Нет, конечно. “Да” – это по поводу матушки. “Нет” – ко всему остальному. Не передумаю. Про платок понравилось, сильно с платком».

«По-моему, дурака ты валяешь, друг мой любезный».

«И сам дураком валяюсь. Дай поваляться-то, если в самом деле тебе любезен твой друг».

«Ну, будь по-твоему…»

«Я так и поверил. И сразу повелся».

«Ванечка… Сообразишь, даст бог, где остановиться».

«А если не даст?»

«Значит, так тому и быть».

«Вот такой в чистом виде фатализм».

«Хорошо, сама подскажу. Только ведь ты все одно подсказку мимо ушей пропустишь».

«Я и говорю: фа-та-лизм».

«Говорите, сударь, говорите…»

«А вздох у тебя вышел превосходный, по первому разряду вздох. Академический, я бы так о нем выразился».

«Чай не на сериалах ваших современных учились».

«Мои поздравления. Правда, сериалы – совсем не мое».

«В свою очередь – мои поздравления».

«Принято».

«Как-то резко сказал».

«Мягко принято. Так лучше, мама?»

«Другое дело».

«И другое кино».

«Не можешь остановиться?»

«Уже».

«В таком случае удачи вам, пан Непутевость».

«Что за высокопарное приседание, шляхетна пани?»

«Почему сразу отсылки к Польше? А что, если я имела в виду Чехию?»

«Непутевость – чешское имя?»

«Интернациональное. И не имя, а тип поведения, компот из сумасбродства, глупости и упрямства».

«Судьба».

«Не утешай себя. Говорю же – компот».

«Ты прямо как механический пресс».

«И пан Неучтивость тоже».

Сегодня особая пятница. Утро тягучего ожидания. Поэтому я слегка сам не свой. Мама об этом знает и вся из себя либеральная. Скажем, больше обычного.

«Ох уж…»

«Ох. Уж».

О том, чего я жду, чуть позже. И это точно не возвращение Дяди Гоши. По правде сказать, мне сейчас не до него, пусть и родственник, и дни наши мы коротаем под одной крышей. Не о нем история. Впрочем, с какого ракурса посмотреть. Если с правильного, то его тоже зацепит.

Дядя Гоша нынче не торопится. Вот и славно. Хорошо бы еще в подъезде не нагадил, цены бы ему не было. Не нравится ему, видите ли, на улице нужду справлять, если погода кривляется. Оно хорошо, конечно, что никто из жильцов нашего подъезда не увязывает его «грешки» со мной, однако гадают весьма настойчиво. Но так уж устроен мой маленький мир, необычно встроенный в необъятно большой, что никакие тропы не приведут бедолаг к моей двери. Потому как не квартируют в нашем строении доктор Ватсон с его гениальным компаньоном. Порознь эти персонажи наличествуют: есть доктора – кожник, искусствовед и несколько разнокалиберных бизнесменов. У последних, может статься, есть компаньоны, но вряд ли из докторов. Мне кажется, что доктора – любого профиля – с бизнесменами не часто общаются, если только по долгу службы, нуждаются в чем или пытаются что-то продать. И между собой у докторов тоже не всё просто. Кожник с искусствоведом, к примеру, совершенно не стремятся к сближению. Хотя искусствовед, я знаю, тяготеет к поделкам из бересты. Тоже по сути кожа, только у дерева. Все-таки искусство – дело тонкое, соткано из нюансов. А кожнику, наверное, грибники ближе по духу. Кожник попроще. Сомневаюсь, что Дядя Гоша исходил из боязни навредить нежно организованной личности человека искусства, когда облегчался, подлец, на коврик кожника. Хотя, с другой стороны, выбирал, наверное, – двери-то докторов рядом. Ор был безумный! Шум, гам до крыши! Пытались подтянуть к делу йоркшира с последнего этажа, но столько дерьма в собаке и на беглый взгляд не могло поместиться. Однако ставили на коврик рядом с «подарком» от Дяди Гоши, называли это экспериментом, а на мой взгляд – это диагноз.

Вот и я сегодня иду к доктору за диагнозом. И всё в этом диагнозе мне наперед известно. Это вам не свидание вслепую, это пирожки с мясом на полустанке – начинкой не удивить. Одно неизвестно – почему так? Или нет… Почему мне все это устроили? Или сам я устроился? С этим еще предстоит разобраться. Хотя последнее определение мне по духу ближе всего. Устроился. На роль дурака к мошенникам. Причем даже не подсадного. Дурак по доброй воле? По убеждению? По образованию тоже…

«По жизни».

«Кто бы сомневался. Спасибо, мамочка».

«Это оговорка или намек на Великого Кормчего?»

«А что? Та же ясность, глубокомысленность, неопровержимость».

«Поговори мне!»

«Я именно об этом. Кстати, я не говорю, а думаю».

«Удивил так удивил!»

Короче, я о своем печальном диагнозе знаю. Матушка тоже. И доктор тоже, хотя ему только через час-полтора результаты моих анализов принесут. Совершенно нормальные результаты. Вот такой прорицатель. Хотя куда ему до моей матушки. В шали вязаной…

«Уважил, слов нет. Чуть было не прослезилась. И всё же, Ванечка, будь другом, поясни мне, пожилой, обреченной обстоятельством этим и полом своим незадавшимся на скудоумие…»

«Ма!»

«Хорошо. Услышала. Молодящейся, думающей, не обречённой… Видишь, как легко иногда удается обходить противоречия? Между словами и жизнью? А ведь запросто могла бы сказать: молодой, незаурядного ума… Учись!»

«Только этим и занят. Таков мой сыновий удел… И я мудел, мудел, мудел…»

«Ваня!»

«Напрашивалось. Извини».

«Откуда такая блажь?»

«Я же говорю, что напрашивалось».

«Я совсем не об этом, чучело…»