Странные Эоны

Ба-бах.

Еще и еще она нажимала на курок, и звучал только — ба-бах. Пуль в револьвере больше уже не осталось.

Не выбраться.

Она оглядела комнату, вглядываясь во мрак, где египетские боги, согбенные и стоящие, высокомерно насмехались над ней.

Она медленно подходила к ним, преклоняясь перед каменной драконьей мордой Себека, бронзовым соколиным клювом Хора, металлическим пузом медной кошачьей богини Бает, а сверху, с его высокого пьедестала, сам Осирис направлял на нее свой взор.

Здесь стоял Най в последний раз, когда она его видела. Здесь, рядом с Осирисом, Повелителем Мертвых.

Стена за статуями была прочной и невредимой. Кей пробежала пальцами по ее холодной каменной поверхности, но она не подалась. Там не было никакого потайного выхода. Никакого.

Она повернулась, снова поглядев в глаза Осириса, Владыки Преисподней.

Преисподней. Кей поглядела вниз на тени за подножием статуи, извивающиеся у выступа, когда заметила это. Металлическое кольцо петлей выступало из железного круга на одном уровне с полом.

Наклонившись, она схватилась за него; тяжелая круглая крышка была в совершенстве уравновешена, так что она поднялась быстро, тихо и без усилий.

Она встала на колени, глядя во мрак, открывшийся внизу. Именно этим путем ушел Най, через люк. Никаких ступенек, только ряд перекладин, как у стремянки.

Но куда она могла вести?

Кей глубоко вдохнула, а затем ухватилась за верхнюю перекладину. И вот она уже медленно начала спускаться в Подземный мир.

Вниз. Вниз, во мрак, вниз в промозглую сырость. Кей осторожно спускалась по металлическим ступеням, поочередно цепляясь руками и переставляя ноги. Казалось, что между каждой из перекладин было расстояние примерно в два фута, а их поверхность была уже, чем у обычной стремянки. Хвала Богу, что я не ношу высоких каблуков, думала она.

Чем ниже она спускалась, тем более тусклым становился свет из открытого люка. Она продолжала считать перекладины — тридцать один, тридцать два, тридцать три, — думая о том, насколько глубоко ей предстоит спускаться. Но, в общем-то, знание о том, насколько глубоко ей предстоит спуститься, и когда эти ступени закончатся, особого значения не имело. Важнее было то, где они закончатся.

На какое-то мгновение она остановилась, припав к лесенке в мрачном молчании. Ничего невозможно было разглядеть, расслышать, и она почувствовала себя полностью потерянной; поскольку здесь не было никаких звуков, ей оставалось только доверять своим осязательным ощущениям. Металлические ступеньки были холодными на ощупь, а воздух, которым ей приходилось дышать, покрывал ее лицо и лоб влагой и холодом.

Однако она почувствовала, как подул свежий ветерок откуда-то снизу, из глубины шахты. Если Най выбрался этим путем, то он приведет к выходу*

Медленно, но последовательно Кей продолжила свои дальнейшие передвижения. Свет, исходящий сверху, сначала превратился в лучик, а потом помигал и исчез. Она не обратила внимания на то, что он исчез, и сосредоточилась на том, чтобы продолжать считать ступеньки. После того, как ее счет дошел до шестидесяти шести, ее правая нога сошла со ступеньки и оказалась на прочной каменной поверхности.

И сколько это было — сто тридцать футов? На каждые десять по приключению — аж тринадцать получается! Кей попыталась припомнить высоту утеса, на котором располагался музей. Сейчас, как она думала, она должна была находиться где-то на уровне основания этого утеса, то есть на уровне моря. И теперь, когда она усиленно прислушивалась, ей представлялось, что она слышит мягкие накаты волн, шумящие раз за разом; звуки волн, бьющихся о скалистые стены вдалеке.

Она, вроде бы, уже была перед выходом, но не знала, как в него проникнуть, каких он размеров и куда он приведет. Единственное, что ей оставалось, это идти по направлению воздуха, дувшего ей в лицо, чтобы найти источник, из которого он дует. И чем громче становился звук морского прибоя, тем яснее было, что выход рядом.

Кей отпустила металлические перекладины и тут же пожалела об этом. Теперь она стояла во мраке в полном одиночестве. Отойдя от лесенки, она уже не смогла бы ее снова найти.

Она развернулась и протянула руки, как слепая, чтобы ощупать проход, перед которым она стояла. Ее левая рука наткнулась на что-то твердое примерно на уровне плеча, и Кей почувствовала, что ее пальцы коснулись какой-то кнопки или выступа.

Тут же послышался слабый свистящий звук, и ее моментально ослепил внезапный свет, пронзивший ее зрачки.

Тусклое сияние исходило откуда-то сверху, и она могла видеть его источник — крышу туннеля, открывшуюся перед ней у основания лестницы.

Узкий проем был, вроде бы, выбит в цельной скале; он был примерно четырех футов в ширину и шести футов в высоту. Металлические приспособления цилиндрической формы были расположены на равных интервалах вдоль обшивки водопроводной трубы, тянущейся по потолку над проходом с грубо отесанными стенами. Их каменистая поверхность была влажной и испещренной сырыми зеленоватыми пятнами лишайника.

Пещера эта была делом рук человека, в чем не было сомнения, и была она весьма древней. Но ясно было, что свет здесь установлен недавно, и выключатель на склизкой стене, на который она случайно нажала, выглядел необычно современным для этого места.

Внезапно в ее голове вспыхнуло воспоминание — неприятные и безрадостные образы подземных ходов в рассказе Лавкрафта «Заброшенный дом».

Кей покачала головой. Пора уже было сосредоточиться на реальности, а не вымысле, и теперь важнее всего было выбраться на свежий воздух. Воздух, проникающий из входа в туннель, дующий откуда-то из глубины. Где-то за этим проходом должен быть выход наружу.

Она пошла вперед без всяких колебаний. Проход был холодным и липким на ощупь, и повсюду стоял запах моря. Отзвук ее шагов смешивался с равномерным плеском морских волн, бьющихся о стены снаружи. Она полагала, что туннель изгибается, будучи проложен внутри скалы. Вскоре Кей потеряла из виду вход за ее спиной. Время от времени она замечала небольшие проходы с той или другой стороны; создавалось впечатление, что скала изнутри была испещрена небольшими проходами и пещерами, как сотами, но она не обращала на них внимания и сосредоточилась на том, чтобы следовать вперед по главному, освещенному пути. Устойчивый поток воздуха, шедший спереди, усиливал ее надежду на выход, и она стала ускорять свой шаг.

Кей еще не успела дойти до конца, когда почувствовала, что характер звука постепенно изменяется. Эхо ее шагов оставалось тем же, как и глухое завывание волн снаружи, но теперь зазвучало нечто иное, что-то заполнявшее собою промежутки между равномерными ударами волн. Это были звуки движения — не снаружи, а изнутри.

Кей остановилась, внимательно вглядываясь вперед. Затененный коридор перед ней был пустым. Ничего движущегося там она не видела, но теперь с каждым разом, когда накатывающиеся невидимые волны отступали, тишина снова и снова заполнялась каким-то иным слабым шумом. О чем это могло ей напоминать?

Шелестение. Крадущееся шебуршение. Крысиные бега, — впрочем, это слова Лавкрафта. И его рассказ — «Крысы в стенах».

Что-то пищало и визжало в отдаленных тенях, но шум доносился до нее из-за спины.

Кей повернулась, вглядываясь назад в проход. Пола сзади не было видно — он был погружен в тень. Но тени не умеют скользить и извиваться. У теней не бывает глаз.

Теперь она их видела, стремительно мечущихся в отдалении, — тысячи маленьких красных глаз; они сверкали изнутри подвижного месива, заполнившего проход сзади нее; тысячи жирных черных тел, стремглав несущихся вперед толпой, заполняя собой, забивая все пространство коридора. Теперь она явственно слышала звук острых когтей, царапающих камень, чувствовала смрадный запах от этой стаи, которая клубилась рядом с ней.

Кей побежала, а живая тень стала преследовать ее, бряцая коготками. Твари собирались в кучу и приближались; теперь они были всего в нескольких ярдах от нее, готовые наброситься. Из разинутых пастей с клыками звучал пронзительный визг; ясно было, что они голодны. Голод крыс. Крыс на стенах…